Судьба и грехи России - Федотов Георгий Петрович - Страница 4

 2 Федотов   Г. П. Абеляр. Пг., 1924.

==9

 созревает решение покинуть родину. В те годы ненадолго открывается  возможность  выезжать  за границу  без командировок, рекомендаций, поручительств и прочих препятствий. От университета Федотов  отошел, и никакие внешние связи и обязательства его уже не удерживали. Но будущее за пределами России было очень неопределенным и  мало  обнадеживающим.   Однако  предостережения  о материальных  трудностях Федотова не могли остановить. Выезд отяжелялся тем, что  друзья по кружку А. А. Мейера не поддерживали его в этом намерении: «Торчи, где воткнут»(1). Все же в 1925 году Федотов уезжает за границу, волею судьбы избежав трагической  участи своих товарищей и  самого Мейера. Один  из членов «братства» оказался доносчиком, и в  1929 году оно было разгромлено. Членов кружка судили по делу организации «Воскресение», к которому привлекли около ста человек. Ни «просоциалистические»  настроения, ни  политическая «лояльность»  кружка не повлияли на приговор. Мейер был приговорен к расстрелу.  Только  благодаря заступничеству его друга, большевика Енукидзе,  впоследствии расстрелянного, расстрел заменили десятью годами Соловков и Беломорканалом. Большинство  других членов умерло на каторге или исчезло в лагерях.

            Федотову при помощи  друга И. М. Гревса профессора Фердинанда  Лота удалось получить французскую визу. Свой отъезд Федотов мотивировал желанием заниматься средневековой историей в библиотеках Европы. И в начале сентября 1925 года на пароходе, идущем на Штеттин,  он навсегда покидает Россию.     Мы  можем понять Федотова и должны видеть, что мыслитель был обречен на культурную смерть, если не на смерть физическую, именно тогда,  когда он достиг своего творческого акмэ, когда выстраданные убеждения  впервые отливались в четкие формы, требовали слова — свободного слова.

           Около месяца Федотов работает в библиотеках Берлина, пользуясь гостеприимством своего друга С. И. Штейна, и затем надолго поселяется в  Париже. Русскому ученому-медиевисту нелегко было вписаться в научную  жизнь Франции. Нелегко ему было войти и в эмигрантскую жизнь, о которой он имея очень смутное представление. Федотов ехал в Париж с надеждой зарабатывать переводами и с мечтой работать над историей меровингской церкви, предполагая напечатать уже законченные статьи во  французских исторических журналах. Однако уже в первую парижскую зиму действительность продиктовала Федотову свои требования. Избыток  медиевистов во Франции не оставлял никакой надежды не только занять  место в университете, но и печататься в единственном французском историческом журнале. После отъезда Федотова в России еще шесть месяцев  оставалась его жена, через которую сохранялись кое-какие старые связи с  «нэповскими» издателями. Но скоро и сами издатели оказались в ссылке.  Федотов вынужден был искать источник средств к существованию. Литературный дар открыл ему дорогу в публицистику и двери редакций эмигрантских журналов. Выбирать Федотову не приходилось. Политических  связей у него не было, и он был никому не известен. Дебют русского историка на поприще  свободной публицистики состоялся в 1926 году на страницах евразийского журнала «Версты». Идейно евразийцы являлись чуждой Федотову группировкой, но он лично с ними сошелся в доме В. Э. Сеземана. С этого времени Федотов начал активно печатать статьи по вопросам  истории, культуры, религии, философии, искусства в русских эмигрантских  журналах («Версты», «Современные  записки», «Путь», «Новый  Град», «Живое Предание», «Числа», «Новый журнал» и других), а также с 1928 года в английских, французских и немецких периодических изданиях.

________________________

1 Федотов       Г. П. Лицо России. С. XIX.

==10

   Долго сдерживаемая энергия словно выплескивается вовне, растекаясь в  различных направлениях. Характерно, что Федотов-публицист, озабоченный судьбой России, начинает говорить прежде всего о церкви в России, о православии в мире(1). Первые его очерки по истории русской культуры, опубликованные под псевдонимом Е. Богданов(2), сразу привлекли внимание остротой мысли, широтой эрудиции, самостоятельностью суждений и художественной выразительностью(3). Взгляды Федотова не совпадали ни с одной идеологией сложившихся или складывавшихся  эмигрантских группировок. Многие не принимали его оценок, многое отвергали в его идеях, но все признавали высокие литературные достоинства федотовских статей. Этим объясняется то, что Федотова печатали журналы, которые не могли считать его «своим». Показательны отношения  Федотова с редакцией «Современных записок»(4),этого крупнейшего «толстого»журнала русского зарубежья. «Современные записки» унаследовали Федотова от «Верст» вместе с новым термином «пореволюционный».  Многолетние и многотрудные отношения с «демократической» редакцией «Современных записок» очень показательны для судьбы Федотова-публициста. Впервые в этом журнале о нем услышали от профессора П. М. Бицилли, который в письме из Софии сообщил, что в Париж  приехал талантливый историк средних веков профессор Петроградского университета Г. П. Федотов. Знакомство же с ним состоялось по первым  публикациям в «Верстах». Не заметить Федотова было невозможно, сравнить с кем-то трудно. Парадоксальностью и афористичностью стиля он напоминал Ф. Степуна, которого уже знала русская эмиграция. Однако   политическое credo историка настораживало  своей неопределенностью: «Богданов-Федотов начал с того, что сосчитался со всеми: с народниками и марксистами, реакционерами и антибольшевиками-демократами, с русским народом и интеллигенцией»(5). За всей этой тотальной критикой русской идеологии проступал христианский идеал, но окутанный  неким туманом «пореволюционного сознания». Редакция «Современных  записок» отнеслась к Федотову двойственно. Если И. И. Фондаминский  сразу же принял бесспорный талант и эрудицию Федотова, то у других членов редакции он вызывал серьезные опасения. М. В. Вишняк  позднее вспоминает: «...Взгляды Богданова, не одна какая-либо идея, а вся его социально-политическая «система» была чужда нам, а частью враждебна —  совсем не нашего «духа»(6). Редакция осторожно решила «попробовать» Федотова в статье на литературную тему. Так, в 32-й книге «Современных  записок» под псевдонимом Е. Богданов появился тематический комментарий к циклу стихов А. Блока «На поле Куликовом». С тех пор с почти постоянной периодичностью стали печататься в «Современных  записках» важнейшие публицистические работы Федотова, доставляя много тревог и хлопот сотрудникам редакции, вызывая у них смущение  и возмущение.

________________________

1  См.: Федотов      Г. П. О русской церкви: Письмо из России //   Путь. Париж, 1926, №2. С. 3-12; Он  ж е. Об антихристовом добре   //  Там же. 1926, №  5. С. 55-66; О н ж е. Зарубежная церковная   смута  //  Там же. 1927, №  7. С. 119-120; Он  ж е. К вопросу о   положении  русской церкви   //   Вестник русского студенческого   христианского движения. Paris, 1930, № 10. С. 13-17

 2 Богданов           Е. Три столицы  //   Версты. Paris, 1926, № 1.   С. 147-163; О н ж е. Трагедия интеллигенции. // Там же. 1927, № 2.   С. 145-184.

3 См.: Вишняк         М. В. «Современные  записки». Воспоминания   редактора. Indiana, 1957. С. 243-244.

4 Там же. С. 243-257.

5 Там же. С. 244.

 6 Там же. С. 245.

==11

    Конечно же, в эмиграции Федотов был убежденным антибольшевиком, но на антибольшевизме его, как казалось демократическому лагерю, лежал первоначально некий «советский» отпечаток, проявлявшийся в подходе к социально-политическим проблемам и в оценке современных  событий. Особенно расходились представления о будущем России. Федотов  всегда рассуждал как философ истории и культуры, а не как реальный  политик или конкретный социолог. Увлекаясь идеей, пафосом и словом, он не только впадал в политические наивности, но и в крайности, которые раздражали и ранили редакторов «Современных записок» своим неверием в дело русской демократии, отстаиванием и переоценкой  культурного значения диктатуры. Все же, при всей острой полемике, «Современные записки» не отталкивали талантливого автора, стяжавшего  славу «первого публициста в эмиграции», «нового Герцена» или «Герцена нашего времени».