Судьба и грехи России - Федотов Георгий Петрович - Страница 133

                Казалось бы, в обществе «старых большевиков» нет места троцкистам по самому определению. Троцкий —старый меньшевик, лишь в Октябрьскую революцию вошедший в партию Ленина: роспуск этой безвластной, но влиятельной организации показывает, что удар наносит Сталин именно

                                              СТАЛИНОКРАТИЯ                                       

==87

традиции Ленина — тем косным революционерам, которые  не хотят понять знамений нового времени.

                Борьба с марксизмом ведется не только по организационно – политической линии. Она сказывается во всей культурной политике. В школах  отменяется или сводится на нетполитграмота. Взамен марксистского обществоведения   восстановляется история. В трактовке истории или литературы объявлена борьба экономическим  схемам, сводившим на нет культурное своеобразие явлений. Спору нет, советские популяризаторы довели марксистский «метод» до геркулесовых столбов глупости. Но ведь за ним стоят авторитеты Ленина, Плеханова, Каутского. По таким же трафарет там учились старые марксисты — доводившие Маркса до  абсурда. Издевательство над марксистским методом  сделалось прямо признаком хорошего тона в советской  прессе.  А послушайте самого  вождя, когда он разговаривает с  представителями народа. Вот он расспрашивает образцового колхозника о причинах его успехов. С неудовлетворением обрывает набившие оскомину рассуждения о контрреволюционной природе остальных колхозов. «Бывшие помещики, кулаки? — это неважно». Какова производительность? Вот что важно. Низовые работники еще не приспособились к новому языку: давно ли они зубрили классовые  шпаргалки. Но теперь ими никому уже не удастся блеснуть  перед «самим». Даешь производительность!  Все прочее —  чепуха.

                Такова, конечно, одна из возможных интерпретаций. Но  нам она представляется самой вероятной. Сталин и вся его  группа никогда, быть может, не были настоящими марксистами. Читал ли Сталин Маркса, в высшей степени сомнительно. Вообще же он учился социализму по Ленину; а в Ленине ценил, конечно, прежде всего, гибкого политика и стратега, а не метафизического оракула. Сам он никогда не раскрывал рта в доктринальных дискуссиях, раздиравших партию. Практическое дело одно его интересовало в революции. Такова и вся его группа. За немногими исключениями, полуинтеллигенты, люди, выбившиеся из самых низов, не ломавшие себе голов над книгой, но умелые экспроприаторы, убийцы, техники революции —  впоследствии чекисты, офицеры  гражданской войны и секретари, подобранные Сталиным. Конечно, они не могли не верить

==88                                                       Г. П.

 марксистской догме: хотя бы по тупости мысли и по необходимости иметь какой-то отчетливый фон сознания —  для концентрации действия. Но годы, десятилетия борьбы,  знакомство с самыми сложными  вопросами жизни должны были воспитать в этих практиках по природе изрядную  долю презрения ко всякого рода теориям. Если бы теории  были столь важны для действия, то, конечно, им никогда  бы не сидеть в Кремле; первое место принадлежало бы  пророкам подполья: всем этим Троцким, Каменевым, Бухариным. В порядке теории любой профессор Коммунистической Академии забьет Сталина. Но Сталин платит  ему презрением и рад, что может наконец открыто высказать это презрение. Ведь он тридцать лет дожидался этого  случая.

                Как бы низко ни оценивать культурный уровень Сталина, за годы власти — за 10 лет — он должен был многому  научиться. И научился он тому, что в самых разнообразных областях жизни: в хозяйстве, в международной политике —  прямолинейное следование марксистским схемам всегда приводило к поражениям:  в Китае, в Германии, в строительстве пятилеток. Все победы Ленина достигались отступлением от этих схем.  Сталин не мог не сделать из этого соответствующих выводов.

                Те, кто хотят видеть в сталинских отступлениях от марксизма тактический маневр и признают, вопреки очевидности, неистребимость марксистской веры в большевистской партии, постулируют некоторое чудо. Они рисуют не  людей, а сверхчеловеков, героев или демонов, абсолютно  чуждых человеческим слабостям и страстям, неподдающихся никаким влияниям жизни и представляющих собой  чистый сгусток неразлагающейся доктрины. Словом, они  легковерно принимают за действительность созданный  большевиками миф о самих себе. На самом деле сохранение большевистской партии и ее доктрины хотя бы в течение пятнадцати лет после победы — и то представляет явление, небывалое в истории: якобинцы разложились в три – четыре года. Но, отдавая должное организаторским способностям  Ленина, следует признать, что пятнадцать-семнадцать лет для ее разложения срок более чем достаточный. Сталин с 1925 года работает над размалыванием

                                             СТАЛИНОКРАТИЯ                                        

==89

Ленинского гранита. К 1933 году он может считать свою задачу оконченной.

                Было бы  чрезвычайно интересно установить, что от старой социалистической веры сохранилось в сознании Сталина и его сподвижников. К сожалению, русский диктатор  принадлежит к числу молчаливых и лукавых. Когда он берет слово, то, конечно, не для откровенных излияний. Думается все же, что представлять его абсолютным циником  нет оснований. Да и в современной России, танцующей  под дудку, повторяющей на тысячу ладов его директивы,  остается некоторый устойчивый комплекс, неприкосновенный для критики. Этот комплекс чаще всего называется  социализмом или социалистической культурой. Но что теперь в России понимают под социализмом?

                Когда-то Ленин дал свое знаменитое определение: «Социализм – это Советская власть плюс электрификация ».  Ленин не претендовал, конечно, на точность и полноту. Но  в своем парадоксе он нечаянно выразил нечто очень существенное для духа большевизма и его эволюции. В этом  определении замечательнее всего полное отсутствие социальных и этических моментов,  то есть того, что составляет  самую природу социализма. Не равенство, не уничтожение  классов, не рабочее или пролетарское общество... Но власть  и техника. Власть Советов уже была для Ленина псевдонимом диктатуры его партии. Пока власть принадлежит компартии, социализм строится, — если еще не построен. Для  окончательного построения достаточно «электрификации»,  то есть индустриализации страны. Сталин целиком воспринял эту формулу — с тем различием от Ленина, что за ней  для него нет ничего подразумеваемого (социального), что,  конечно, связывало Ленина с основоположниками социализма. Эгалитарные тенденции социализма, под кличкой «уравниловки», разрушались им сознательно. С политической частью формулы  произошло дальнейшее сужение, в порядке последовательных уравнений, типичных для диктатуры: пролетариат = компартия =Политбюро = Генеральный секретарь. Сталин может сказать совершенно спокойно: социализм — это я. Пока я у власти, страна идет к социализму. Индустриализация России остается единственным напоминанием  о марксистской идее развития производительных сил.

==90                                                       Г. П.

                Слияние  абсолютной власти с индустриализацией означает государственное хозяйство. Чем выше хозяйственная  мощь  государства, тем больше в стране социализма. Так  смотрят на дело в России и, вероятно, там были бы очень  удивлены, если бы мы потребовали для социализма других  определений. От классово-пролетарского или коммунистически-эгалитарногохарактера социализма в сталинской  России не остается ничего.

                Можно  было бы спросить себя, почему, если марксизм  в России приказал долго жить, не уберут со сцены его полинявших декораций. Почему на каждом шагу, изменяя ему и  даже издеваясь над ним, ханжески бормочут старые формулы? Но всякая власть нуждается в известной идеологии.  Власть деспотическая, тоталитарная больше всякой иной.  Но создать заново идеологию, соответствующую новому  строю, задача, очевидно, непосильная для нынешних правителей России. Марксизм для них вещь слишком мудреная, в  сущности, почти неизвестная. Но открытая критика  его представляется вредной, ибо она подрывала бы авторитет Ленина и партии, с именем которого неразрывно связана Октябрьская революция. Отрекаться от своей собственной революционной генеалогии — было бы безрассудно.  Французская республика 150 лет пишет на стенах: «Свобода, равенство, братство», несмотря на очевидное противоречие двух последних лозунгов самым основам ее существования. Сталин не первый из марксистов, предпочитающий  «ревизию» Маркса прямой борьбе с ним.