Обнаженный (ЛП) - Ле Карр Джорджия - Страница 3

Мой поцелуй становится более нежным. Мгновенно ее тело ощущает победу и пытается прижаться ко мне ближе, но я продолжаю больно удерживать ее за волосы, не ослабевая сильной хватки. Я не должен позволять ей прижиматься ко мне, потому что и так нахожусь на опасной территории. Одно неверное движение, и я провалюсь в ее расставленные сладкие силки снова. Она пытается прижаться бедрами к моему паху. Этого нельзя допустить, иначе это выдаст меня с головой.

Я небрежно отстраняюсь от нее, словно только что принял участие в бессмысленной встрече, или познакомился с новой культурой. С той же поддельной, без эмоциональностью я отпускаю ее и небрежно облокачиваюсь на свой стол, сложив руки на груди, и с величайшим удовлетворением наблюдая за ней. Это моя территория, и я здесь главный. На этот раз, сладкая Лана...

Она возбужденная стоит передо мной, ее грудь часто вздымается, а руки сжаты в кулаки и пытается восстановить свое хладнокровие.

Я улыбаюсь — первый раунд за мной.

Молча она делает два шага вперед, и дотрагивается до пульсирующей вены у меня на шеи. Я цепенею, чувствуя ее кожу на своей. И возникает такое чувство, как будто мы оба соединились во что-то одно целое, продолжая смотреть друг другу в глаза. Трахнуть ее.

Несмотря на то, что она прочитала по моим глазам, это еще не конец, впереди второй раунд.

— Это всего лишь секс, и я хочу увидеть тебя распадающейся подо мной? — горько спрашиваю я.

Ее лицо изменяется, словно из нее выкачали весь воздух. Эта женщина явно заслуживает Оскара. Она убирает свою руку от моего горла.

— Что ты хочешь, Блейк?

— Я хочу, чтобы ты завершила свой контракт.

Она закрывает лицо руками.

— Я не могу, — шепчет.

— Почему нет? Потому что ты взяла деньги и убежала, пока я лежал на больничной койке.

Она глубоко вздыхает, но не поднимает глаза. Виновна по всем пунктам.

— Начнем с того, что я очень страдал, — говорю я, как можно более безразлично. Я не хочу давать ей повод чувствовать силу, которую она имеет надо мной.

Она встречается с моими глазами, и ее рот открывается в удивленную сладкую букву О.

— Ты страдал?

— Забавная штука, но да.

— Я думала, что для тебя это был просто секс и ничего больше, — бормочет она.

— Если ты хотела денег, почему не попросила у меня? — мой голос звучит сурово.

— Я... — она качает головой.

— Ты совершила серьезный просчет, не так ли, Лана, любовь моя. Горшок меда находится здесь, — я указываю на свою грудь.

Она просто смотрит на мою руку.

— Но не беспокойся, еще не все потеряно, — говорю я с сарказмом. – В банке есть еще деньги.

Как и ожидалось, ее взгляд тут же поднимается вверх к моим губам.

— Ты сделала мне одолжение, — я стараюсь, чтобы мой голос звучал отстраненно, но он получается с горечью и страданием, — открыла мне глаза. Теперь я вижу, кем ты была.... Я был ослеплен тобой, и совершил классическую ошибку, влюбившись в иллюзию чистоты и невинности.

Она продолжает непонимающе смотреть на меня.

— Если бы я не купил тебя в тот вечер, ты бы пошла с кем-нибудь еще, не так ли? Ты не достойна восхищения, ты отвратительна.

— Так почему же тогда, ты хочешь, закончить контракт со мной? — спрашивает она вздохнув.

— Я, как наркоман, который знает, что его наркотик — это яд. Он презирает его, но он не может противостоять. Я перед тобой совершенно честен, я ненавижу себя за это. Мне стыдно, что я испытываю потребность в тебе.

— ...Люди, которые заплатили мне…

— Они ничего не могли сделать. Моя семья…

Она перебивает меня.

— Как насчет Виктории?

И вдруг я чувствую такую злость. Какое черт побери отношение Виктория имеет ко всему этому? Это отношения только между мной и ей. Кроме того, я хорошо отношусь к Виктории и чувствую определенную вину за боль, которую причинил ей. Меня удивил ее шок, вызванный моим желанием, разорвать нашу помолвку. Я думал, что она собирается выйти за меня замуж, по тем же причинам, что и я — объединение, безопасность и преемственность наших семей — но на самом деле, она выходит замуж, потому что влюблена в меня. Если уж, на то пошло, степень ее страсти волнует меня мало, если не сказать, что вообще не волнует. Брак по расчету работает только лишь в том случае, когда обе стороны демонстрируют схожие интересы. Я не хочу думать сейчас именно об этом, но правда состоит в том, что я не хочу Викторию. И в этот момент я понимаю, что я никогда не смогу жениться на Виктории. Но сейчас мне предстоит решить наиболее важные свои проблемы: я не могу даже себе представить быть с кем-то другим, кроме ведьмы, стоящей прямо передо мной.

Зло я запрещаю ей когда-либо снова впутывать Викторию в наши отношения. Эмоции страсти уходят из ее глаз, и в течение какой-то секунды, мне кажется, промелькнувшее внутри ее глаз, начинает походить на ревность. И я пытаюсь ухватиться за эту возможность для манипулирования Ланой на преувеличенной верности Виктории. Я рассказываю ей, что Виктория была рядом со мной в мой худший период, в то время, как она смылась в Иран.

— И в один прекрасный день, — говорю ей я, — проснусь, и болезнь уйдет. А пока... ты должна мне 42 дня, Лана.

Она закрывает глаза и опускает голову.

— Назови свою цену, — резко требую я.

Она моментально поднимает глаза.

— Нет, — говорит она очень сильно и уверенно. — Ты не должен платить мне снова. Я завершу контракт.

— Хорошо, вернемся к бизнесу, — мимоходом замечаю я и сразу же отворачиваюсь. Я не могу позволить ей видеть, насколько я ликую от ее капитуляции. Мне с трудом вериться, что я смог выиграть так легко. В моей голове совершается явно какой победный кульбит, пока я обхожу вокруг стола, и сажусь за него.

Глава 2.

Я сажусь в черное вращающееся кресло и открываю папку, лежащую передо мной.

— Итак, ты создаешь бизнес?

Она опускается в одно из кресел, стоящее напротив и рассказывает, что она и Билли решили начать свой бизнес. Я задаю соответствующие вопросы, но мои мысли находятся явно не здесь, где-то далеко, и мне совершенно не интересуют ее бизнес-план.

— Это напомнило мне твою маму. Как она?

К моему удивлению, ее лицо искажается от боли. Секунды стоит напряженная тишина.

— Она умерла.

Я подаюсь вперед, прищуриваясь от шока.

— Я думал, что лечение помогло.

— Лечение подействовало, — она с трудом выговаривает слова. — Автомобиль. Сбита машиной, водитель убежал.

— Я сожалею. Мне жаль это слышать, Лана, — и мне действительно очень жаль. Она была хорошей женщиной и нравилась мне.

Она быстро моргает, пытаясь остановиться. Но, Боже мой, у нее начинают литься слезы. Она вскакивает, я тут же поднимаюсь. Моментально, она выбрасывает руку вперед, останавливая меня, и чуть ли не бегом направляется к двери. Мгновенно моя ненависть испаряется, и все желание причинить ей боль рассыпается в пыль, я хочу помочь облегчить ее потерю, заключить в свои объятья и защитить. Я оказываюсь рядом и хватаю ее за руку. Она пытается освободиться от меня, но я только усиливаю хватку.

— Там есть мой личный туалет, — говорю я тихо, быстро открываю дверь и веду ее по коридору. Краем глаза я вижу, как слезы текут по ее щекам. Я открываю дверь в туалет, и она бросается внутрь, дверь закрывается прямо перед моим лицом.

Я стою, тупо смотря на эту чертову дверь, а затем слышу ее плач. Плач по своей матери. Поднимаю руку, чтобы толкнуть ее и войти внутрь, но понимаю, что не могу, поэтому делаю несколько шагов назад. И прислоняюсь к стене. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так рыдал. Я происхожу из семьи, где не принято выражать эмоции, особенно скорбь, которая так же тщательно контролируется, и проявляется в виде изящного жеста, поднесения носового платка к уголкам глаз. Когда умер дедушка, моя бабушка пила чай, и ей сообщили в тот момент, когда она подносила чашку к губам, она даже не остановила свое действие. Только сделав глоток чая, она произнесла: «Боже мой!» На похоронах никто, ни единственный человек, не пролил ни единой слезинки.