Путешествие в Египет - Дюма Александр - Страница 44

Доказательство тому - часовня и мечеть, стоящие друг против друга. Обе они в развалинах, но ни христианам, ни арабам не приходит в голову мысль восстановить их. Однако ясно, что из-за реликвий, которые в них содержатся, приверженцы обеих религий не забывают эти храмы и приходят сюда поклониться: одни - божьему сыну, другие - пророку Аллаха. Создание часовни приписывают святой Елене, но архитектура здания указывает на более позднее время.

Между тем подъем на гору пробудил у нас зверский аппетит. По мере того как мы поднимались, изнурительная жара становилась все мягче, как у нас в Провансе, а затем сменилась свежестью, напоминающей климат наших северных провинций. К счастью, достопотченнейший священнослужитель предусмотрел здоровую реакцию организма и захватил с собой провизию, он быстро разложил ее перед нами, а мы столь же быстро с ней расправились.

Поднявшись на ноги, я обнаружил, что на камне, к которому я прислонялся спиной во время обеда, ножом выцарапано имя мисс Беннет. Возможно, это первая и единственная европейская женщина, посетившая Синай и поднявшаяся на его вершину.

Мы спустились с горы по западному склону, покрытому манной 15 - одним из богатств Синая. Монахи собирают и продают ее. Говорят, что по качеству она превосходит египетскую и сицилийскую.

Как только мы вернулись в жаркую местность, то вновь увидели большеголовых ящериц и змей, собравшихся по обеим сторонам дороги; они с удивлением взирали на назойливых посетителей, осмелившихся потревожить их покой и сон. Впрочем, мы двигались крайне осторожно, поскольку дорога местами была труднопроходимой, а растения достигали колен. Так как мы шли босиком, то, прежде чем сделать шаг, ощупывали землю палками, изгоняя всякую нечисть, устроившую здесь себе жилье. Тем не менее это не мешало господину Тейлору пополнять редкими растениями свой гербарий, который впоследствии он передал в Ботанический сад Монпелье.

У подножия Синая, в небольшой долине, отделяющей его от горы Святой Екатерины, мы увидели скалу, откуда Моисей извлек воду.

"И двинулось все общество сынов Израилевых из пустыни Син в путь свой, по повелению Господню; и расположилось станом в Рефидиме, и не было воды пить народу.

И укорял парод Моисея, и говорили: дайте нам воды пить. И сказал им Моисей: что вы укоряете меня? что искушаете Господа? И жаждал там народ воды, п роптал народ па Моисея, говоря: зачем ты вывел нас из Египта, уморить жаждою нас и детей наших и стада наши?

Моисей возопил к Господу и сказал: что мне делать с народом сим? еще немного, и побьют меня камнями.

И сказал Господь Моисею: пройди перед народом, и возьми с собою некоторых из старейшин Израильских, и жезл твой, которым ты ударил по воде, возьми в руку твою и пойди;

Вот, я стану пред тобою там на скале в Хориве; и ты ударишь в скалу, и пойдет из нее вода, п будет пить народ. И сделал так Моисей в глазах старейшин Израильских.

И нарек месту тому имя: Масса и Мерива 16, по причине укорения сынов Израилевых и потому, что они искушали Господа, говоря: есть ли Господь среди нас, или нет?" 17.

Скала, по которой ударил Моисей своим жезлом и откуда хлынула чудесная вода, представляет собой гранитную глыбу высотой около двенадцати футов, она имеет форму пятиугольной призмы, положенной на одну из граней.

Своеобразные перпендикулярные желобки на ней словно оставлены водяными потоками, тогда как пять отверстий, проделанных одно над другим, олицетворяют чудесные уста, коими бог когда-то отвечал своему пароду.

Кажется, что скала Хорива, как нарек ее господь, отделилась от основной горы в результате землетрясения и, наверное, упала бы на дно долины, если бы плато, на котором она стоит, не приостановило бы ее падения. Можно легко обойти вокруг нее, поскольку она стоит особняком.

В нескольких шагах от скалы воздвигли часовню п посадили сад, перенеся сюда из монастыря излишки благодатной земли. К часовне часто приходит кто-нибудь из монахов или служителей, чтобы вкусить прелести деревенской жизни.

Часовня довольно бедна; от засушливого климата потрескались стены; внутри развешаны небольшие современные греческие иконы, более старые восходят к XVI веку; эти иконы донесли до пас тот прекрасный образ, который живописцы и мастера мозаики Византии придали лику Христа.

Мы вышли из часовни на скале и двинулись по дороге, идущей вдоль подножия горы по направлению к ее восточному склону. Монах показал нам то место, где израильтяне поклонялись золотому тельцу и где Моисей, спустившись с горы, разбил скрижали откровения.

Доселе я никогда не осознавал, какую власть имеют над нами легенды. У кого хватило бы мужества переносить этот палящий зной, карабкаться по кручам, углубляться в выжженные солнцем долины, где вместо прохладных рек вас ждут ослепляющий свет и изнурительная жара, кто бы решился па все это, если бы не знал, что в награду он попадет туда, где некогда свершились великие события и где можно отдаться во власть грез?

Новый мир, покрытый глянцем, не имеющий ни предков, ни воспоминаний, отдан во власть торговцев; старый мир с его гранитными иероглифами и библейскими памятниками - царство поэтов.

Вернувшись в монастырь па исходе этого утомительного дня, мы встретили у святых отцов тот же любезный и почтительный прием. После ужина они принесли альбом, где каждый побывавший здесь путешественник должен оставить свою подпись. Последними французами, которым оказали гостеприимство в монастыре, были граф Александр де Ляборд и его сын виконт Леон де Ляборд 18. Несколькими месяцами ранее в безмолвии бескрайней пустыни мы могли бы встретиться со своими давними знакомыми по тесному парижскому мирку.

Леон де Ляборд, позднее опубликовавший великолепный труд по Каменистой Аравии19, в ту пору проводил свои научные изыскания где-то в долинах Синайского полуострова.

Нужно самому совершить путешествие в этом жарком климате, где все физические силы человека растрачиваются лишь на борьбу с солнцем, чтобы понять, какое мужество и какая преданность науке заключены в подобном труде. Руины Петры, которые он зарисовал первым, его карта Каменистой Аравии, самая подробная из существующих,- подлинные памятники человеческой воле. Представьте себе, что значит помимо двенадцати часов езды на верблюде раз пятьдесят спуститься с высокого седла, чтобы тщательно осмотреть гору или определить направление магнитной стрелки на каждом изгибе долины. Дромадер, разлученный с собратьями по каравану, приходит в ярость и не желает становиться на колени; и тогда между человеком и животным завязывается борьба, где победа достается человеку лишь ценой неимоверных, изнуряющих усилий. Итак, помимо научной ценности такие труды, нашедшие сегодня признание у ученых и читателей, имеют и другое достоинство, более важное для всех нас,- самоотверженность их автора, обрекшего себя на трехлетнее одиночество вдали от соотечественников, на всевозможные опасности и лишения только для того, чтобы наука - самая неблагодарная и самая холодная из возлюбленных - могла сделать еще один шаг на пути к совершенству.

Все мы бесконечно сожалели о том, что во время путешествия не смогли увидеть своего юного соотечественника; и, хотя сам он находился от нас далеко, мы очень часто думали и говорили о нем.

Кстати, весьма любопытно было посмотреть, каково же численное соотношение путешественников из разных уголков мира, попадающих на Синай: среди записавшихся в альбоме встретились только один американец, двадцать два француза и три или четыре тысячи англичан, среди которых, как я уже говорил, одна женщина.

На следующий день нам сообщили, что один из наших арабов желает поговорить с нами. Я бросился к окну и узнал своего друга Бешару; он явился за распоряжениями относительно отъезда. Мы назначили его на пятый день; уточнив день отъезда, Бешара отправился к своему племени.

Оставшиеся четыре дня были заняты зарисовками, наблюдениями и беседами; все помещения монастыря, его окрестности и связанные с ним легенды я запечатлел в виде набросков и записей в своем путевом альбоме. Эти четыре дня, по-моему, были самыми насыщенными и самыми счастливыми в моей жизни; только раз вкусив прелесть созерцательного существования на Востоке, можно понять тот душевный порыв, который заставляет людей бежать от общества к отшельнической жизни. Того, кто посетил Фиваиду и Аравию, аскетизм отцов-пустынников, по-прежнему величественных, поражает куда меньше.