Сопротивление планктона (СИ) - "Jean-Tarrou" - Страница 8

- Я в детстве обожал эту серию - жизнь замечательных людей, мечтал собрать все...

<i> - И еще раз, друзья, поздравляем с прекрасной, хоть и морозной пятницей! Оставайтесь с нами, впереди ждут выходные и только хиты, только с радио... </i>

- Да выруби ты эту хуйню! - не выдержал Богданыч.

Порох принялся крутить поисковик.

- У меня планы были, - Перемычкин поджал губы.

- Пусть твои планы на Китай едут.

<i> "Это словно зубная боль,

твоя проклятая роль...",

"I wanna feel this moment!

Feel this moment!" </i>

- Я маме заехать обещал.

- Мама - это святое. Заедешь, - Богданыч покосился на Женю. - Порох, тепла прибавь!

<i> "За тебя, глупышка, ох-ох!

За тебя, малышка, мой Бог!" </i>

Перемычкин пожевал обветренные губы и уставился в окно. Белая круговерть билась в стекло, а на обочинах вырастали кривые сугробы. Богданыч развязал шарф и прикрыл уставшие от экрана глаза. От Жени пахло морозом, а из динамиков зазвучало что-то жаркое, совсем чужое, и гитара играла так, как никогда не сможет под замерзшими бесстрастными пальцами.

В харчевне пришлось бороться за пятое место, но неприступная официантка пала под напором Юркиного обаяния и принесла откуда-то стул, поставили его на угол, усадили туда Перемычкина под Юркино:

- Семь лет в девках ходить будешь! Да не печалься, тебе на Руси и не светит...

Заказали бутыль водки и пожрать, Корольчук смотрел на Перемычкина как солдат на вошь, но будучи системой однозадачной помалкивал и уплетал жаркое за обе щеки. Выпили за пятницу, за выходные, "за утюг, чтобы все гладко было", "за добро и зеленое бабло", Миша Белковский принялся байки травить про начальство, а Порох - анекдоты пошлые рассказывать, в том числе про пидаров. К слову о последних, Перемычкин пить отказывался, Богданыч ему рюмку налил до краев, так что капелька по стенке потекла, придвинул:

- Пей.

- Я не пью, сказал же.

Порох затянул: "Патриоты скажут, что я дал слабину...", Миша со смехом рассказывал Корольчуку, как последний тендер "просрали из-за того что бумага в принтере кончилась".

- Пей, - Богданыч глянул на Женю исподлобья. Тот был в рубашечке отглаженной и при галстуке. Сам Богданыч всю неделю в одном старом свитере проходил, только футболки менял, безбабье оно такое. А этот, ишь ты...

- Я не могу, Богдан. Оно крепкое, - Женя заволновался и даже стянул с блюдечка соленый огурец, откусил, как бы показывая: "Вот есть могу, а пить ни-ни".

Богданыч вдруг вспомнил, как его Танька водку с клюквенным морсом мешать любила, схватил со стола графин, наполнил стакан до половины и туда же рюмку опрокинул, взболтал.

- Пей. Это вкусно, - Богданыч понятия не имел, вкусно ли это, он свято верил, что водку разбавлять - только продукт переводить.

Перемычкин взял стакан боязливо двумя пальцами, поднес ко рту и пригубил, даже не пригубил, а язык вытащил и обмакнул в красном напитке, Богданыч на это уставился, как на невиданное доселе извращение. Придвинулся, руку на плечо положил, Перемычкина качнуло, еще бы такая лапища:

- До дна выпил. Быстро, - сказал Богданыч негромко, но так, что Женя вздрогнул и начал пить крупными глотками, по острому подбородку потекла струйка, и на белом воротничке расплылось розовое пятно. - Вот молодец, не сложно ведь?

Богданыч протянул Жене салфетку, глаза у того были осоловевшие, сам красный весь, он, ваще, легко краснел, немочь бледная.

- А вот теперь говори, хрена ли ты на меня жалуешься?

- А? - Женя взглянул на Богданыча удивленно, моргнул.

- Бэ! Не устраивает че, подошел и сказал, на фиг за юбку прятаться?

- Я не понимаю, - Женя склонил голову и слегка улыбнулся.

- Че ты не понимаешь? Тамара меня отчитала за тебя, как школьника, блин.

- Я не жаловался, - Женя попытался уйти из-под руки, но из-под руки Мамонтова еще никто не уходил. - Она, наверное, сама... Правда. Ну отпусти... Бог-дан.

- Да я клянусь без обмана, - закричал Порох и шмякнул кулаком по столу. - Богданыч, они не верят, что я кружку пива выпью быстрее, чем Михась рюмку водки. Богданыч? Че вы там уселись, как Минин и Пожарский? Не придуши нашу красну девицу!

- Да хоть и придушит...

- На косарь давай, - Белковский вытащил из кармана смятую купюру.

- Вот это я понимаю!

- Я уйти хочу, - прошептал Женя, было шумно, музыка долбила так, что пол вибрировал, но Богданыч по движению искусанных губ догадался, что он сказал. - Бог-дан...

- Ты куда? - Порох посмотрел на вставшего Мамонтова.

- Провожу. Развезло его.

- Тьфу ты, - Корольчук осушил еще рюмочку.

- Ну чего ты, - Богданыч придержал Перемычкина. - С непривычки бывает.

- Вернешься? - спросил Порох, прищурившись.

- Позвоню.

Богданыч думал Женю в такси усадить и отправить с миром, но тот оказался совсем плох, припадал к стене, с лестницы чуть не навернулся, впечатался Богданычу в грудь и вскинул испуганный взгляд:

- Я говорил...я не пью...

- Вот же! С одной рюмки...

Женя задумчиво облизнул красные губы и произнес:

- Клюква... Почему?

Богданыч махнул таксисту.

- Все такое быстрое...

- Это ты такой медленный. Залезай, да тихо ты, голову! Черт!

- Где твоя мама живет?

- А? Нет-нет.

- Че "нет"?

- К маме нельзя, - Перемычкин кивнул сам себе. - Теперь. Домой.

И назвал заплетающимся языком адрес. Богданыч повторил таксисту, тот вздохнул: "Пятница..."

- Телефон твой где?

- Угу.

- Мобила где?

- Угу... Ты чего? Ну не надо! Щекотно! - Женя захихикал. - Чего ты?

- Телефон, блин, ищу.

- Бог-дан...