Сопротивление планктона (СИ) - "Jean-Tarrou" - Страница 27

- Тому, что ты щас чистоплюйством называешь. Я когда решал, у кого практику проходить, знаешь, че мне сказали?

- Че?

- Сказали: "К Корольчуку не ходи. Корольчук, сука, зверь!" А я пошел, и ты, правда, сука, зверем оказался. Помнишь, че ты мне после первого моего дела сказал? Сказал: "Ты, Мамонтов, ни хуя не инженер. Ты будущий убийца, и хрена тебе лысого, а не подпись. Свободен". Я матерился, зубами скрипел и переделывал. Трижды. Как я тебя ненавидел! А когда молоко на губах пообсохло, зауважал.

Корольчук молчал и смотрел на него больными глазами. Порох хлеб крошил, а Женя бросал на Богданыча тревожные взгляды, как будто ждал, что тот отчебучит щас что-то...

- Ребят, вы чего такие невеселые?

- О, Надежда Федоровна! - Порох вскочил и отодвинул стул, помогая ей сесть. - Я сражен! И нет нам прощения, ибо без цветов.

- Ох, прекратите, мальчики, в моем возрасте цветы мне можно только возлагать.

- Да здесь на двадцать метров вокруг каждый мужчина - у ваших ног...

- Птичка пела хорошо, но мало!

- А я пять минут и продолжу, - Надежда Федоровна достала из сумочки круглое зеркальце и принялась поправлять прическу. - У меня еще десять песен.

- Что я сделать могу? - спросил Лева.

- Надежда Федоровна, вина?

- Водички...

- Руки можешь не марать.

- С лимончиком? А вообще, - выдал Порох, - мы не в союзе, господа присяжные заседатели. Великий и могучий интернет никто не отменял. При желании шухер навести можно такой, что даже там, - Юра посмотрел на потолок, - заволнуются.

- Лев, у тебя ж сын по этим дорогам...

- Да согласен я! - Корольчук потер виски. - Черт...

- Че ты?

- Как же... блин...

- Да чего?!

- Я сегодня проект завизировал, там осталась только подпись Ротштейна, он сразу после обеда умотал, и я документы секретарю отдал...

- Ольге, что ли? - спросила Надежда Федоровна, подкрашивая губы.

- Да. А она ему на стол положила.

- И че?

- Ты тупой? Там теперь подпись моя. Если поднимем бучу, то я встряну по самые яйца.

- А забрать никак?

- Как? Подойду к Ротштейну типа: "Ой, извините, у вас там на столе проект лежит, отдайте мне, пожалуйста, я его порву".

- Порвать нужно не проект, а вкладыши с визами, - вдруг раздался тихий голос, и все уставились на Перемычкина. - И не порвать, а пропустить через шредер.

- А я знаю, где там эти вкладыши! Да без разницы...

- Ну а из кабинета забрать втихаря? - спросил Порох.

- Там дверь на ключ закрывается.

- У секретаря попросить?

- Выходные, блин. Да и не даст она. Стерва.

- Это точно, - поддакнула Надежда Федоровна. - Женя, а помада не слишком яркая?

- На хрен ты его отдал?!

- Ротштейн по утрам в 9:00 приходит как штык.

- Значит, надо до понедельника...

- Как?

- Опять двадцать пять!

- Все, - Корольчук потянул на себя "Журавлей", - финита ля комедия.

- Нет, должен быть способ!

- Ну проникнем мы в кабинет и что дальше? А если засечет кто? И че и как... У него бумажек, блин, полный стол, вытащим не то...или спутаем...

- Мальчики, так что вам надо? В кабинет господина Ротштейна попасть?

- Ага... Порох, налей всем по одной.

Надежда Федоровна вышла и через минуту вернулась с хозяйственной сумкой.

- А она точно на стол ему положила?

- Точно. При мне понесла.

- По любасу не прокатит, там же копии, опись, пропустишь одно - и пиздец в квадрате... Что вы ищете?

Надежда Федоровна, бормоча себе под нос, выкладывала на стол всякую всячину: расческу, записную книжку, лак для волос, салфетки, перчатки...

- ...от квартиры, от комнаты, от склада, от кухни, от почты, от гардероба... Вот! - и она положила в центр стола ключ.

- Что?

- Ключ от кабинета господина Ротштейна.

- Но...

- ...откуда?

- Так я же убирала у него, мне Ольга ключ давала, потом забирала... А когда господин Ротштейн в командировки уезжал, убирать не разрешала. Я ей говорю: "Ольга, мне цветочки полить", а она: "Заходить в кабинет господина Ротштейна можно только когда господин Ротштейн в Москве". Стерва. Он же и на неделю укатывал, и на две, а цветочки не виноваты!

- Цветочки? - Корольчук не сводил глаз с небольшого медного ключа, будто то змея ядовитая.

- Спатифиллум и розовые фиалки... Ну так я и сделала копию. Чтобы цветочки поливать.

На ключ теперь смотрели все - в каком-то оцепенении. Одно дело говорить, а тут...как по мановению волшебной палочки - получите!

Где-то в глубине души они были даже рады, что не знают, как попасть в кабинет, они ж, блин, офисные клерки, а не аферисты из голливудского фильма.

Но вот теперь путь свободен - лежит перед ними насмешливым укором. Да или нет? Синяя или красная?

Надо было что-то сказать, Мамонтов вдохнул глубоко, когда Женя вдруг накрыл ключ ладонью и, ничего не говоря, убрал его в карман пиджака. Женя принялся с интересом разглядывать бумажные кораблики на полках, стоически игнорируя то, как на него уставились Корольчук с Порохом - как будто на их глазах чудо какое произошло: мартышка заговорила или пингвин полетел. Богдан же смотрел на то место, где секунду назад лежал ключ, и губы у него подрагивали в нервной улыбке, словно Перемычкин только что шепнул ему на ухо великий секрет и теперь главное - не облажаться.

А потом все завертелось - пришла Ида с букетом белых тюльпанов и вестью о том, что хорошо там, где нас нет, и "Rian International", уроды, задерживают зарплату, Надежда Федоровна пела, а Перемычкин начал клевать носом, и Богдан засобирался домой.

В машине они молчали, но это было не то молчание, которое можно резать ножом-рубить топором и не то, которое встает невысказанным поперек горла, это было молчание моря после шторма - умиротворенное, чуть усталое, соленое. У подъезда Богдан хотел было заговорить, но Перемычкин его опередил коротким: