Сопротивление планктона (СИ) - "Jean-Tarrou" - Страница 15

- Нет, блин, специальный выпуск Абрау-Дюрсо - шампанское в бутылке из-под "Буратино".

- Язва ты, Тома... Выпьем... Выпьем за то, что Женечка терпит и за то, что у Томочки отзывчивое женское сердце! Так, Тома?

- Ты дурак, Юра, - Тамара устало провела по лицу рукавом.

- Это ты - дура! - неожиданно сказал Порох совершенно трезвым голосом.

- Порох, ты че?

- Дура! Дальше носа своего ни хрена не замечаешь!

- Юр, ты...

- Защитница, блин, слабых и угнетенных! Робин Гуд в юбке! - Порох подполз ближе к ней и взмахнул руками. - Женечка то, Женечка се!

- Если б не я, ты бы его загнобил вконец!

- Носишься с ним как курица с яйцом! Че, может, мне тоже голубем заделаться, чтобы ты на меня свое королевское внимание обратила?!

- Может, тебе повзрослеть, чтобы я могла на тебя внимание обратить? - у Томы губы задрожали. - Детский сад! Ты бы меня еще за косички подергал!

- И подергал бы! Ты волосы стрижешь, как хренов призывник!

- Ты сказал, что обожаешь Шэрон Стоун в женщине-кошке, вот я и постриглась! Идиот!

- Вечер становится томным, - пробасил Корольчук.

- Да кто ее обожа... А? - Порох рот открыл. - Ты... Ты че? В смысле?

- Прямом.

- Ты это...что...хочешь сказать?

- Да какая теперь разница! - Тамара всхлипнула.

- Тома... - Порох подполз к ней, неловко приобнял за плечи. - Том, ну ты че?

- Шут гороховый... Ненавижу...

- Ну не плачь... Не плачь, хорошо все будет...

- Какое хорошо... умрем все, - Тома уткнулась ему в плечо и зарыдала, Порох совсем растерялся, похлопал ее деревянной ладонью по спине. Корольчук у виска покрутил и одними губами произнес: "Ду-рак".

- А как вы думаете, - Ида подняла голову, - еще кто-нибудь застрял?

- Да наверняка, - Надежда Федровна обмахивала себя журналом. - Как проводка горит, обязательно где-то датчики не срабатывают, и сидит народ. В прошлом месяце электронщики у себя застряли, позвонили мне, я им с седьмого этажа по веревке вино спускала.

- Так они опять позвонить могли, чтобы их вытащили.

- Надеюсь, Ольга застряла. Без телефона. Стерва...

- Гарью сильнее пахнет?

- Я не чувствую ничего, у меня насморк...

- Но почему мы? - спросила Ида. - Почему здесь?! Кто вообще эту комнату придумал?

- Случайность...

- Я не хочу, - Ида зажала уши руками, - не хочу "случайность"!

- Не хочешь "случайность", - сказала Тома куда-то в плечо Пороху, который ее обнимал, - не заходи в комнату без окон и со сломанными датчиками.

Время для них исчезло, и наступил один нескончаемый душный миг, который пригвоздил их, как бабочек, к исцарапанному паркету.

Богданычу чудилось, что они все распластались в странных неудобных позах, будто не чувствуют собственных тел, или те их не слушаются. О пожаре он больше думать не мог, воображение устало строить картины их возможной скорой кончины. Как это будет? Медленно в конвульсиях и стонах или он просто отрубится, как электричество в бизнесс-центре? В какой-то момент Богданыч задремал, и ему привиделось, что на них рухнул горящий потолок, он открыл глаза, заозирался в полутьме и вдруг подумал, а как понять, что они еще живы?

Однажды ему приснился кошмар: он сидел в тесной допросной, а напротив трое мужчин в форме сообщали невозмутимо, что он умер и через два часа тридцать минут состоится погребение. Богданыч кричал им, что жив и какого хрена. А те ему, дескать, без проблем, батенька, ошибки, конечно, случаются, вы только докажите нам, что еще живы, и мы отменим похороны. И тогда Богданыч с ужасом понял, что доказать не может.

Кошмар повторялся, с тем лишь отличием, что сейчас аргумент нашелся - Женя. Теплый, он откликался на его мимолетные прикосновения, одним взглядом доказывая, что они существуют.

Корольчук допил вино, отбросил бутылку и подполз к Перемычкину с Мамонтовым.

- Ты вот скажи мне... да че ты ему рожу прикрываешь, Богданыч? Я спросить хочу... Скажи мне, вот ты этот...гей, так? Сексуальное, блять, меньшинство?

Богданыч почувствовал, как шея под его пальцами напряглась.

- Лева, че ты пристал к нему?

- Погодь, Мамонт, я спросить хочу... Гей?

Женя платок от лица убрал и дернулся, пытаясь встать, Богданыч его придержал:

- Куда? Лежи. Лева, блин...

- Тише! Гей он, все знают. Я не про это. Скажи мне...как ты с этим жить собираешься?

Богданыч не ждал, что, Женя что-то ответит, но тот проговорил тихо: "Счастливо собираюсь".

- Счастливо, - Корольчук криво усмехнулся. - Убожество. Ты же не мужик...

- Лева, угомонись...

- Я тебе покажу, каким мужик должен быть, - Корольчук достал телефон, руки у него тряслись, и толстые пальцы не попадали по кнопкам, наконец он открыл фотографию, на ней Лева обнимал своего сына, оба были одеты в армейские куртки, улыбались от уха до уха и держали огромную рыбину. Богданыч подумал, что Димка на Любку совсем не похож, вылитый Корольчук в молодости. - Вот мужик! Ну? Нормальный мужик? А, Богданыч? Похож? На меня, а? Ну ведь не убожество это? Силач! 4100 родился, богатырь! В роддоме так и сказали: "Богатырь у вас". Что ж так! - Корольчук вскочил на ноги, наверху скопился дым, и он закашлялся.

- Лева, ты чего? - Богданыч аккуратно переложил Женю на пол, поднялся. - Крутой мужик у тебя вырос, чего ты взбесился?

- Растишь, растишь! - Корольчук бухнул мобильник о пол и начал топтать его, как страшного паука. - Мужиком растишь! Душу вкладываешь! Все силы отдаешь! Ты ж его боксу учил, Мамонт!

- Успокойся, Лева, сядь! Порох, помоги, блин, тут дышать нечем!

- Нормальный же мужик! Не этот!

- Нормальный, все, тихо, сядь...

Корольчук выдыхал со свистом и держался за сердце, Тамара отвела взгляд, а Надежда Федоровна покачала головой.

- Душу вкладываешь... силы. И кто виноват? - спросил Корольчук. - Что я не так сделал?

- Дурачина ты, Лева, - сказал Порох.

- Под язык таблетку, полегчает...

- Слышите, трещит? - Ида прижала ладони к полу. - Пол теплый...