Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

На пороге - Балабуха Андрей Дмитриевич - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

Вернулся Володька в сопровождении Чошки. Чошка полугодовалый кобелек; если верить Володьке, карельская лайка. Их два брата одного помета — Чок и Получок; это охотничьи термины, значения коих я никогда не понимал. Чок — интеллектуал. При любой возможности он садится и предается размышлениям, уставясь в одну точку и сосредоточенно морща нос и лоб. Наташка утверждает, что это у него «наружные извилины».

Володька притащил свою гордость и предмет всеобщей зависти усть-уртских охотников — скорострельный охотничий «манюфранс», изящный, легкий, с полупрозрачным прикладом из какого-то пластика. В день восемнадцатилетия его подарил Володьке Трумин, сам заядлый охотник, купивший ружье во время не то конгресса, не то симпозиума в Лионе и потом два года сберегавший для этого случая.

— Смотрите! — Он показал на какую-то точку в зеленом небе «дива». — Видите: птица не птица, летает что-то такое, птеродактиль тамошний?

Приглядевшись, мы убедились, что эго не просто точка, а крохотный черный треугольник, по-орлиному пишущий в небе круги. Володька вскинул ружье, прицелился. Грохнуло. Полет треугольничка словно сломался, на мгновение он замер, а потом наискось скользнул вниз. Володька опустил ружье.

— Ну что, Лешенька? Мираж? Галлюцинация? Диапозитив?

Лешка смолчал.

— Н-да, «диво»… — раздраженно проворчал Толя.

И вдруг мы вздрогнули от Наташиного истошного:

— Чок! Чок!

То ли, пошевелив наружными извилинами, Чок решил принести хозяину добычу, то ли ему просто захотелось посмотреть поближе, что там такое, — трудно сказать. По словам Наташи, он легко, одним прыжком проскочил между соснами — туда, в экран, в картину, в «диво», — на миг остановился обалдело и помчался вперед, оставляя ямки следов.

— Чок! — заорал Володька. — Чок! — Он пронзительно засвистел, но Чок проигнорировал все наши призывы. Характерец у него всегда был более чем самостоятельный…

В какой момент Володъка ринулся вслед за ним, я не заметил. Только улышал сдавленное Лешкино: «Стой, кретин!» — а потом меня сшибло, и мы оказались на земле — все трое: Лешка, Володька и я.

— Держи его! — скомандовал Лешка, и я рефлекторно вцепился во что-то, не то в руку, не то в ногу, успев предварительно получить хороший удар по скуле.

— Вот теперь вы и в самом деле ополоумели! — Над нами стояла Наташа. Она сказала это так отчужденно, что мы сразу остыли.

— Где мои очки? — спросил Лешка, поднимаясь на ноги; вид у него был сконфуженный и обезоруженный. — Никто их не видел?

— На. — И Наташа отвернулась, глядя в «диво».

Мы тоже посмотрели туда. Багровое солнце поднялось выше, теперь оно стояло градусов под тридцать. А из песка фантастически быстро, как в замедленной киносъемке, прорастали какие-то черные стебельки. Вблизи они еще только высовывались на поверхность; по мере удаления они становились крупнее и на глазах раскрывались навстречу солнцу, напоминая выгнутые стрекозьи крылья. Чок потерялся в их зарослях.

Володька вскочил, протянул мне руку. Я тоже поднялся и отряхнул брюки и рубашку от хвои.

— В герои первопроходцы захотел? — спросил Лешка зло. — А? А как вернуться, ты подумал? А если там воздух ядовитый?

— Чошка-то там дышал, — возразил Володька.

— Допустим. Но про всякие местные вирусы и прочую мелочь мы понятия не имеем… И вообще, пора кончать эту самодеятельность. Хватит. Так знаете до чего доиграться можно?

— До чего? — наивно спросил Володька. Лешка промолчал.

— Что ты предлагаешь, Леке? — поинтересовался я.

— Для начала — пойти позавтракать. И посоветоваться. А там видно будет.

Поминутно оглядываясь, мы молча пошли к палаткам.

За завтраком было решено, что Толя с Наташей отправятся в город. Напрямик отсюда до Греминки километров тридцать, так что, идя налегке, к последней электричке на Усть-Урт успеть можно. Вот только— как притащить сюда «научную общественность»? Лешке пришла мысль обратиться к Трумину: он знает нас и должен поверить, а там уже поверят ему — как-никак, доктор исторических наук, профессор.

И мы осталась втроем.

Володька весь день просидел перед «дивом», хотя кидаться в него очертя голову уже не порывался. Чок не появлялся, даже не вернулся по собственному следу. Что с ним? Настроение у нас было смутное: и подавленное, и одновременно приподнятое, ибо мы соприкоснулись с чудом, и тревожное, потому что неизвестность всегда порождает тревогу… Солнце «дива» закатилось около шести часов вечера. Теперь между деревьями повис провал почти абсолютной тьмы, кое-где пронзенной тончайшими жалами мелких и редких звезд. Но чернота этого провала казалась… Как бы это сказать? Живой, что ли? Да, другого слова, пожалуй, не подобрать.

— Ноктовизор бы сюда, — вздохнул Лешка. — В инфракрасном бы посмотреть…

Ноктовизора у нас, увы, не было, и мы пошли ужинать. Темнело. Напряжение наше чуть-чуть спало, и мы понемногу разговорились, потому что надо же было, в конце концов, не обменяться мнениями, как утром, а просто поговорить. Лешка выудил из недр своей «абалаковки» плоскую четвертинку коньяка:

— Черт с вами, поглощайте НЗ. Настоящий. Армянский ереванского разлива.

Мы развели растворимый кофе, причем не в кофейной дозе, а в поллитровых эмалированных кружках. Володька обвел это хозяйство глазами и вдруг задумчиво спросил:

— Между прочим: мне кажется, что мы сегодня не обедали, или это в самом деле так?

Вот что значит остаться без женской заботы! Мы сразу же почувствовали зверский голод, который едва утолили тремя банками тушенки с хлебом.

— Вот теперь и выпить не грех, — изрек Володька, бросив опорожненную банку в костер. Бумажная обертка вспыхнула, искристо затрещали остатки жира. Мы по очереди приложились к бутылке.

— А кофе-то остыл, — вздохнул Лешка. Он подумал, потом плеснул в кружку коньяку. — Эх… Такой дар божий — и из горла пить… Эстеты!

— Это называется «по-испански», — сказал я. — Гранды так пили. Так что ты зря.

Володька, слава богу, совсем отошел. Он растянулся на спине, заложив руки за голову и, попыхивая зажатой в губах сигаретой, сказал:

— А знаете, братцы, что меня больше всего беспокоит? Появилось «диво» нежданно-негаданно, вдруг, уже при нас. Значит, и исчезнуть может аналогично. Найди мы его уже существующим, было бы спокойнее…

— Логично, — согласился Лешка. — Хотя и не обязательно.

— А я ничего, между прочим, не утверждаю. Я только высказываю свое мнение. Вотум сепаратум, так сказать. Есть у нас свобода слова или нет?

— Есть, — подтвердил я, — есть, Володечка, только ты на всякий случай плюнь через левое плечо.

Володька поплевал.

— И все же что оно такое, наше «диво»? — вздохнул я. — Неужели действительно выход в какой-то иной мир, пресловутая нуль-транспортировка?

— Похоже. Во всяком случае, мне ничего другого в голову не приходит, — сказал Володька. — Меня другое интересует: где те, кто этот самый переход создал?

— А ты уверен, что его кто-то создавал? — спросил Лешка. — Представь: прилетел на Землю какой-нибудь шестиногий и жукоглазый марсианин, увидел шаровую молнию и спросил: «А где те, кто создал эту великолепную магнитную бутылку с плазмой?»

— Спонтанное образование? — удивился я.

— А почему бы и нет? Сам посуди: если бы проход кто-то создал, он и воспользовался бы им. Логично?

Я кивнул.

— А может, он им уже воспользовался, только мы не заметили? Или — до того, как мы нашли «диво». Или мы его и не можем увидеть? — возразил Володька.

— Цивилизация человеков-невидимок? — В Лешкином голосе опять зазвучало ехидство. — Романы бы тебе писать, дружок!

— Но ведь и обратного утверждать нельзя, — вступился я. — Зря ты язвишь, Леке.

— Что гадать? Эмпирическим путем все равно ни до чего не додумаешься. — Володька сел, бросил окурок в костер. — Да и неважно это. Не по нашим зубам орешек. Паче того: самая сверхкомпетентнейшая комиссия сразу не разберется, если вообще разберется. А главное — и так ясно. Нам открылся выход в чужой мир. Не земной. И мы — на пороге. Шагнул — и там. Этакое окно в Европу.