Круиз с сюрпризом - Серова Марина Сергеевна - Страница 20

Ну а мне на все это было плевать. Я человек закаленный, видела и утопленников, и повешенных, и расчлененку, и чего только не видела. Даже в морге как-то ночевала. Так что мне все эти рассказы совершенно не портили аппетита. Нравится мужикам об этом говорить – пожалуйста, чем бы дитя ни тешилось... Хотя, стоп. Это Игорь с Сережей развлекаются, Владик в этом участия не принимает.

Владик вообще себя ведет очень странно: почти ничего не ест, не пьет, все время нервно вертится. В общий разговор не включается. Можно, конечно, предположить, что он кого-нибудь этой ночью утопил или придушил, и рассказы Сережи и Игоря его нервируют, но ведь он их не слышит. Они к нему пару раз обращались – он почти не реагирует. Или переспрашивает. Что это с ним?

Внезапно Владик вклинился в разговор Игоря и Сережи, причем с довольно странным вопросом:

– А сегодня мы в каком городе? – вопрос действительно странный, если учесть, что несколько минут назад нам громко и с выражением прочитали сегодняшнее расписание экскурсий и развлечений, и раза два проинформировали о том, что Казань – город древний и красивый.

Сережа, с трудом оторвавшись от интересной беседы о разновидностях покойников, нетерпеливо бросил:

– Казань – старинный и красивый город. – Сделав это блиставшее оригинальностью сообщение, он немедленно вернулся к прерванной беседе.

Не тут-то было. Владик, похоже, твердо решил ввязаться в разговор и выяснить все, что ему нужно:

– А Ульяновск когда будет?

– А Ульяновск, он же Симбирск, родина великого вождя мирового пролетариата, уже был, – ответил уже несколько заинтересованный его любопытством Сережа.

– Как был? А Нижний Новгород когда же? – еще больше занервничал Владик.

– Завтра. Чего ты психуешь? Завтра у нас предстоит интереснейшая, даже, можно сказать, захватывающая экскурсия по этому тоже красивому и тоже старинному городу.

Сережа, объясняя все это, оставался совершенно невозмутимым, в противовес Владику, который явно находился на грани истерики.

Услышав ответ Сережи, он что-то неразборчиво пробормотал, судя по всему – выругался. Тут уже и Игорь отвлекся от своих приятных размышлений о похоронах и покойниках и включился в беседу психованного Владика и спокойного Сережи.

– А что происходит-то, чего ты так дергаешься?

Владик в ответ лишь еще раз дернулся, сделав какой-то жест, который, по всей видимости, должен был символизировать отчаяние и полную покорность судьбе. Но какие-то силы у него все же остались, и он решил еще побороться с этой коварной судьбой. Ни с того ни с сего он вскочил, схватил Игоря за плечо и спросил:

– Слушай, ты уже позавтракал?

– Да. А что?

– Пойдем, мне надо срочно с тобой поговорить! Это важно! Я тебя очень прошу! – под аккомпанемент этих нервных фраз он потащил Игоря к выходу.

Игорь в общем-то не очень сопротивлялся, и они совсем было свалили из зала, оставив нас с Сергеем в каком-то оцепенении. Мы переглянулись, и я вдруг вспомнила, что мне нужно от Игоря. Кинувшись ему вслед, я плачем Ярославны завыла:

– Игорь! Игорь! Подожди! Постой!

Игорь оглянулся. Притормозил.

Я не смогла вовремя остановиться и врезалась в Игоря, для сохранения равновесия обхватив его руками за плечи. Народ затих, наблюдая эту увлекательную сцену. Увидев тихий ужас в глазах Владика, я поняла, что со стороны это смотрится достаточно драматично – что-то вроде проводов на войну. Владик не на шутку испугался и начал бормотать нечто малопонятное, из обрывков его фраз я поняла только, что он обещал мне вернуть Игоря довольно быстро и без особых повреждений. Я успокоила его, сказав, что вполне ему доверяю.

Но что больше всего мне понравилось, так это реакция Игоря. Даже страшно становится, как он правильно себя ведет: на его лице не было ни испуга, ни удивления. Он просто терпеливо дождался, пока я его отпущу, и очень спокойно спросил:

– Забыла что-нибудь?

– Ага. Тебе сейчас понадобится сотовый?

– Да нет. Вроде никто не должен звонить, – задумчиво ответил Игорь. – Но если будут все-такие звонить, проси, чтобы перезвонили позже. А если что-то очень срочное – найди меня. Хорошо?

Я кивнула, дав понять, что все инструкции мной усвоены. Игорь повернулся и хотел было идти, но я с возмущением воскликнула:

– Стой! Ну, а сотовый! Ты же мне его не дал.

– Так он в твоей каюте. На обычном месте, – с этими словами Игорь подмигнул мне, улыбаясь, и, взяв Владика за локоть, вышел вместе с ним.

А я с большим достоинством под заинтересованными взглядами теплоходной публики прошествовала в свою каюту.

В каюте я отыскала под диваном телефон, набрала номер Кирсанова и начала молиться, чтобы он был на месте. Кирсанов молитве внял и поднял трубку:

– Кирсанов слушает.

– Слушай, слушай. Может, что ценное услышишь, – радостно отозвалась я.

– Танька? – не слишком-то обрадовался Кирсанов. – Тебе чего? Еще какой-нибудь «глухарь» хочешь на меня повесить? Чем я тебя обидел? Может, плохое что сделал?

– А что? Почему «глухарь»? Я же просила просто потянуть дело, там вроде все ясно было?

– Почему, почему... Генку этого придется вообще выпустить. Как только удастся дамочек этих ненормальных от дверей камеры отогнать, чтобы ее открыть, так сразу его и выпустим.

– Активные бабы, да? – с удовольствием спросила я.

– Да не то слово! Деньги швыряют направо и налево и от Геночки не отходят. Цирк на колесиках.

– Так почему выпускаете-то? Не потому же, что Ира с Катей надоели хуже горькой редьки?

– Да нет, – упрямо протянул несчастный Кирсанов. – Не мог этот Генка его убить. Физически. Все как в плохом детективе, только наоборот.

На этом Кирсанов заткнулся, видимо, решив, что мне все ясно. Я возмутилась:

– Слушай, чудило! Я, конечно, необыкновенно умная и талантливая, но мысли пока читать не умею. Чего там у вас стряслось? При чем тут плохой детектив наоборот?

– Все очень просто: Генка, чтоб его черти взяли, оказался левшой, и никак не мог бы убить этого товарища Козанкова именно этим способом. Товарищ Козанков, мать его, убит правшой. Так что, Танечка, круг подозреваемых у тебя резко сужается – отсеки всех левшей и найди преступника. Здорово, правда?

– Здорово, – совершенно искренне отозвалась я. Одна часть моей работы выполнена – Гена фактически на свободе. Теперь дело за малым – преступника найти. Я попыталась утешить Кирсанова: – Ну ладно, чего ты так переживаешь! Это же замечательно – освободите невиновного.

– Да уж, замечательно. А на мне «глухарь». И вряд ли ты его раскроешь. Убийство на корабле! Хуже не придумаешь: все концы – в воду. В самом прямом смысле.

– Слушай, поэтому и не выдавали тело? – поинтересовалась я, чтобы хоть немного его отвлечь.

– Что? А, нет. Это вообще определили только в Тарасове. Мужику повезло, что мы его сюда перетащили: там бы дело закрыли и передали в суд. В этом Козьмодемьянске очень странный судмедэксперт: характер раны его не очень заинтересовал, зато он умудрился унюхать запах горького миндаля. Детективов начитался, идиот!

– Подожди, ничего не понимаю. Его что, еще и цианидом каким-то траванули? Насколько я помню, именно цианиды имеют такой запах.

– Вот, и ты туда же! Грамотные больно все стали. Если следовать вашей дурацкой логике, то несчастный товарищ Козанков был этаким своеобразным покойником, на котором испробовали несколько видов умерщвления: и зарезали, и отравили. Правда, совершенно непонятно, почему его заодно еще и не повесили, не расчленили и не утопили.

– Ладно тебе издеваться. Скажи лучше, почему от него пахло миндалем, если его не травили?

– Господи, ну какая же ты идиотка, Татьяна! За что тебе такие деньги платят, интересно знать? Он, бедняжка, просто пользовался одеколоном с запахом горького миндаля. О-де-ко-лон! Ясно?

– А, – протянула я. Смешно, действительно.

Кирсанов же продолжал возмущаться:

– Кустари-недоучки, дилетанты! А если бы мужик перед смертью ежевики поел, то решили бы, что его мышьяком для верности отравили.