Казусы частного сыска - Серова Марина Сергеевна - Страница 7

Ну да что возьмешь с провинциального заведения?

Я усмехнулась – сколько уже в этом городке живу, а все никак не могу излечиться от своего столичного снобизма. Ну и придумала – «столичный снобизм»...

Я последовала за Кошкиным. Он уже взобрался по ступенькам крыльца и дергал за ручку тяжелую дверь Дома творчества. Дверь не открывалась.

Ах да! Сегодня же воскресенье! Черт возьми!

Кошкин пнул изо всех сил ни в чем не повинную дверь и, сунув руки в карманы, спустился ко мне.

– Выходной же сегодня... Эх, чтоб вас!..

Я отступила на шаг и прищурилась. Вот здорово – когда Александр Александрович злится, он так похож на Чарли Чаплина! Сразу пропадает вся его благообразность, становится особенно заметен маленький рост. Только тросточки ему не хватает и котелка, да вот еще бородка немного мешает. Ему бы усики...

– Эй! Кому там чего надо?! – прервал мои размышления грозный окрик.

Мы с Чапли... фу ты, с Кошкиным обернулись – дверь, не желавшая пропускать Александра Александровича в здание, приоткрылась, и в проеме теперь торчала бритая маленькая голова охранника. На бычьей, впрочем, шее.

– Кто долбился-то? Щас подолблю кому-то!.. – продолжал грозно вопрошать страж.

Кошкин покосился на меня. Его взгляд, казалось, спрашивал: «Справишься?»

Я кивнула.

– Ну, я долбился, – нарочито лениво и негромко, не вынимая рук из карманов, произнес Кошкин.

Лицо охранника перекосила презрительная усмешка. Он открыл дверь уже до конца и вышел на крыльцо. Здоровый такой парень лет двадцати пяти.

– Ты, что ли? Сморчок плюга... – Тут отчего-то он вдруг замолчал и, прищурившись, внимательно посмотрел на Кошкина.

Мой шеф тоже вынул руки из карманов и поменял выражение на своем лице с лениво-задиристого на заинтересованное.

– Александр... Александрович? – неуверенно спросил охранник. – Дядь Сань?

– Ну да, – растерянно ответил Кошкин. – Лешка, это ты, что ли?

– Я-а...

– Лешка это, – недоуменно почесывая кончик носа, обернулся ко мне Кошкин, – племянник мой... Лет пять, наверное, не виделись. Да, Лешка, пять?

– Шесть... С бабкиных поминок.

«Ничего себе племянничек, – подумала я, – а подолбить дядьке-то своему хотел».

– Да вы заходите! – засуетился вдруг племянник Лешка. – Сейчас тут никого нет, посидим.

– Никого нет, говоришь? – Кошкин побежал вверх по ступенькам. – Конечно, посидим, как же – пять лет не виделись. Шесть то есть.

– У меня и поллитровочка есть, – обрадовался племянник, – на другой случай хотел, но ради такого дела...

Родственники обнялись. Лешка, по своим размерам в два раза превосходящий дядю, с силой похлопал того по спине. Отпустил. Кошкин неловко затоптался на месте. Ему очень хотелось поскорее в Дом творчества.

Я тоже поднялась на крыльцо.

– Ого-го! – наконец-то заметил меня кошкинский племянник. – Жена у вас какая! А, дядь Сань? Молоденькая-то?

– Да это не жена, – кашлянув, отозвался Александр Александрович, – это... э-э... моя сотрудница.

– Сотрудница? Хэ... – хмыкнул племянник Лешка. И хитровато подмигнул Кошкину. – Ну, пойдемте, пойдемте, – снова заторопил он, хлопая огромными ручищами Кошкина по плечу, а меня чуть выше бедра.

Надо же, прыткий какой! Очевидно, он не так понял смысл слова «сотрудница».

Мы совсем было навострились войти в здание, как вдруг Кошкин обернулся ко мне:

– Жень, если уж дело так обернулось... Я сам справлюсь. С родственником.

– Ну, если вы считаете нужным... – начала я.

– А чего? – забеспокоился шебутной Лешка. – Чего ты? – спросил он у Кошкина. – Пускай с нами.

– Да я к тебе... то есть в ваш Дом творчества по делу приехал в общем-то, – проговорил Александр Александрович. – Ну, ладно, потом расскажу, – махнул он рукой. – Что у нас там дальше по списку? – обратился Кошкин теперь ко мне.

– Районное почтовое отделение, – ответила я, – разрешите отправляться?

– Разрешаю. – Он посерьезнел. – Это отделение во-он за углом. Пять минут ходьбы. Полчаса, ну... час тебе хватит? Да? Значит, через час встречаемся здесь.

Я кивнула и начала спускаться с крыльца. Кошкин мужик деловой. Сомневаюсь, что он тут с этим новообретенным родственником станет пьянствовать. Если уж так повезло ему – на племянника нарвался, – должен Александр Александрович сделать все по первому разряду.

– Чего это вы такие? – вполголоса спросил за моей спиной племянник у Кошкина. – Воскресенье же... Дела какие-то...

Я обернулась и быстро, но внимательно оглядела Лешку с ног до головы. Он моего взгляда даже не заметил. Ничего подозрительного, обычный простоватый парень.

Интуиция – или внутренний голос, как хотите называйте, – у меня отлично развита – годы практики. Если человек не вызывает у меня беспокойства с первого взгляда, то, практически, никогда никаких неприятных сюрпризов не бывает. Тем более Кошкин его хорошо знает, все-таки родной племянник...

Но что-то меня беспокоило. Смутно так, тихонько. Как писали в романах девятнадцатого века: из глубины души. Что-то, чего я пока никак не могла понять. Нет, вовсе не в племяннике Лешке тут было дело. Он – чистый.

Другое.

Ладно, шеф сказал «на почту» – значит, на почту. Видимой опасности для Кошкина нет. Да, кстати, с ним еще громила-племянник.

Ускорив шаг, я направилась в сторону почтового отделения. Быстрее начну – быстрее закончу. Правда, с чего в таких делах обычно начинают, я не имела ни малейшего представления. Читала, конечно, «Двенадцать стульев», но не использовать же книгу в качестве руководства.

Ничего, обратимся к вдохновению. Непредвиденные ситуации, Женечка, это то, чему тебя учили.

Так что справляйся.

Где находилось районное почтовое отделение, я знала и без Кошкина – сейчас вот прямо, потом налево. Там сразу за углом. Никаких не пять минут ходьбы. Минуты три. Ну, четыре максимум.

Я быстро шла по улице.

Стоп! А вот здесь можно срезать! Если сейчас мне пройти через эту подворотню во двор, то можно выйти сразу к почте. А я, оказывается, неплохо этот городок знаю. Несмотря на весь мой «столичный снобизм».

Я свернула в подворотню и чуть не попала под какой-то автомобиль. Едва успела прижаться к стене. Ничего себе – рассчитывала сократить маршрут. Так можно и вовсе его коротким сделать – еще немного, и он бы закончился.

Водитель даже не успел мне посигналить. Я сомневаюсь, заметил ли он меня вообще? В подворотне было довольно темно, да и машина двигалась очень быстро, гораздо быстрее, чем ездят машины в подобных местах.

Выругавшись вслед автомобилю, я вознесла хвалу своей реакции. И пошла дальше. К месту своего назначения. Вернее, не пошла – сделала только два шага. Остановилась.

Тут-то меня и пронзило.

Вот оно!

Я резко повернулась и бросилась обратно – через ту же подворотню на улицу – к Дому творчества. Подлетев к крыльцу, я увидела возле кошкинского «Ситроена» бежевый «Москвич». Тут уж никакой речи о совпадениях быть не могло. Как там этих бандитов, никошкинских подельников, зовут? Антоха Длинный и Алкаш? Вот сейчас и познакомимся.

В два прыжка я оказалась на крыльце. Тяжелая дверь была чуть приоткрыта. Или обалдевший от радости охранник позабыл закрыть, или... эти ребята круче, чем я предполагала. Они и действительно довольно круты: так провести за нами слежку – я почти ничего не заметила!

Да и сейчас, если бы не то, что обычно называют интуицией, я бы вряд ли о чем-нибудь догадалась. В подворотне ведь было темно – машину я не разглядела.

Кстати, и те, кто сидел в этой машине, скорее всего, меня не заметили. Во всяком случае, не узнали. Я же, так сказать, сменила облик. То есть обличье. Так что у меня есть все шансы застать бандитов врасплох.

Вбежав на крыльцо, я на долю секунды остановилась. Достала из своей сумочки массивный шипованный кастет. Потом приоткрыла пошире дверь и неслышно нырнула внутрь.

Я оказалась в пустом полутемном – шторы на окнах были спущены – холле. Пахло пылью и, как это ни странно, раздевалкой. Я остановилась, прислушиваясь. Слева от меня, откуда-то из-под лестницы, послышались приглушенные звуки. Туда!