Еще не все потеряно - Серова Марина Сергеевна - Страница 14

Говоривший со мной был недомерком — по плечо мне, не более. Толстый свитер из серой ангорки мешком отвисал с его впалой груди, а рот был полон стальных, блестящих зубов.

Три или четыре стандартных гаража, объединенные в общее помещение сносом перегородок. Серомозаичный пол, стены, выложенные белым и черным кафелем. Смотровая яма, два станка, автоподъемник и рабочие столы вдоль стен. В торце крутая и узкая металлическая лестница ведет вверх, на крышу или неведомо куда. В мастерской не холодно и чисто, как в больнице.

— Похоже, о ней Валерка звонил? Этот имел остриженную наголо, с выпирающим вперед лбом голову. Кожаная безрукавка, надетая на голое тело, подчеркивала объемы накачанных до безобразия мышц.

«Паша Ява?» — подумала я, но, взглянув на его дебиловатое лицо с крошечным вздернутым носом и пустыми глазами, усомнилась.

«Бык!» — определила я и не ошиблась на сей раз.

— Да, Лобан, о ней!

Мой лихач в углу, у раковины, держал руки под струей теплой воды. Отогревал?

Подошел Фиксатый, подал вперед и вверх треугольную голову и пристально, как-то даже пронзительно глянул мне в глаза и тут же отвернулся.

— Ве-едьма! — протянул он с издевкой.

— Иванова! — поправила я его, почувствовав подступающее раздражение. — Татьяна!

Не этому недомерку вот так, запросто, называть мою кличку.

Сбоку всхрапнул коротким смешком Лобан.

— В сауне у Геннадьича вчера новую шлюшку пробовали. Тоже Татьяна.

В поведении этих людей возможны самые неожиданные выверты, и звонок Жукова, при всей высказанной им благожелательности, мог иметь характер, противоположный нужному. Тогда по-казушная злоба Фиксатого и издевка Лобана не просто проверка на прочность, традиционная в мелкоуголовной среде, а нечто большее. В самом деле, хорошенькая женщина, в уединенном месте, без свидетелей.

Я медленно расстегнула куртку, стеснявшую движения рук. Хорошо бы еще от сапожек избавиться, чтобы при необходимости пустить в ход ноги, без опасения покалечить противника.

Противник здесь — Лобан, если Фиксатый не специалист по использованию в сшибке жестких, острых или гибких предметов, способных компенсировать его физическую хилость.

К Лобану я и повернулась. Все трое с интересом наблюдали за мной.

— Не всех Татьян можно пробовать в качестве шлюшек в сауне у Геннадьича! — проговорила я назидательно, перемещаясь так, чтобы Фиксатый тоже был в поле зрения.

— А если не в сауне? — Лобан с готовностью воспользовался предоставленной мной возможностью для обострения ситуации,

— Где же? — спросила я, делая легкий шажок к нему.

— Здесь! — вкрадчиво ответил он и растянул рот в мерзкой ухмылке.

Еще движение — и пальцем в ямку между ключицами, потому что его солнечное сплетение можно пробить только пяткой, а я пока не знаю скорости его реакции.

Краем глаза вижу, как пятится от нас Фиксатый.

— Атас!

Лихач отряхнул воду с рук и закрутил кран.

— Не дело, мужики!

— Ну, почему же? — Лобан лениво протянул бревнообразную руку к моей голове, я отклонилась на сантиметр, не более, но этого оказалось достаточно, чтобы его пальцы прошли мимо.

— Атас, я сказал!

Вовремя он сказал, потому что палец мой уже достаточно окаменел для прободения щитовидки этого качка.

— Ла-адно! — протянул он с сожалением и, повернувшись, направился к верстаку, на котором, как я заметила только сейчас, среди разбросанного на газете рыбьего мусора, стояла батарея пивных бутылок.

— Ява! — обратилась я к Лихачу.

— Почему не Паша? — ответил он.

— Хорошо, Паша, если я Татьяна, а не Ведьма.

Расстегнутая рубаха позволила увидеть татуировку на его груди — собор с куполами, а на пальцах правой руки синели три «зоновских» перстня.

Вот тебе и паренек!

— Ты откуда со Скарабеем знакома? Он позвонил и попросил за тебя, как за родную. Таких, как ты, у него отродясь не было. А? — Его негромкий голос гулко звучал в пустом помещении. — Пива хочешь?

Я, отказываясь, покачала головой.

Ява подошел к соратникам, занятым запрокидыванием бутылок донышками кверху.

— А чайку? Только чифирь у нас. Разбавить?

— Немного.

Я подошла к ним, уселась рядом с Фиксатым на предложенную Явой табуретку.

— Ты что, Паш, она же долг ювелира снять требует! — пробубнил Фиксатый, вороша рыбьи очистки.

— Да нет, мужики, — Ява слил в стакан заварку, добавил кипятка из стеклянной, накрытой фанеркой банки, протянул мне, — не долг, а срок отодвинуть.

— А на фиг нам это надо? — спросил Лобан.

— Сейчас Татьяна объяснит.

Ява шумно глотнул пива из горлышка.

— Она детектив, объяснять умеет.

Чай здесь заваривали хорошо.

— Филипповой платить сейчас нечем, — сообщила я, прихлебывая обжигающий, слегка вяжущий во рту напиток.

— Иди ты! — возмутился Лобан.

— Это так! — глянула я на него. — А платить она не отказывается. Имущество продаст и отдаст долги.

— Бардак! — не верил Лобан. — Скажи?

— Ага! — согласился Фиксатый, разглядывая меня с прежней неприязнью. — Имущество продаст и из города смоется.

— Хватит вам дуру гнать! — Судя по выражению лица, пиво Лобану попалось кислое. — Денег у ней больше, чем у нас всех вместе! С таким-то папашей! Что? Грабанули их, ах ты, обездолили!

— Не отказывается она платить! — прервал Ява его косноязычное возмущение. — А то, что из города может дернуть, так пусть! — Он поставил опустевшую бутылку на стол и потянулся за следующей. — Пусть! Ведь бабки тогда Татьяна отдаст. Да?

Я кивнула:

— Рискну.

— Чем же она отвечает, непонятно мне! — не унимался Лобан.

— Чем? — спросил меня Ява. Хорошо, что я обдумала этот вопрос заранее, по пути сюда, а то сейчас быть бы мне в растерянности. Не сбылась надежда, что минет меня чаша сия.

— Машиной, — ответила я.

— Оно тебе надо? — чуть не через плечо глянул на меня Ява.

— У меня свой расклад в этом деле. Это было сказано удачно — на их языке, и они меня поняли. И страсти улеглись сами собой, между двумя очередными глотками, и я успокоилась, отставила в сторону свою психологическую ширму — стакан с недопитым чаем.

— Эх, если б не Скарабей! — закуривая, мечтательно промолвил Лобан.