Держи ухо востро - Серова Марина Сергеевна - Страница 14

Герман с сомнением покосился на Раушенбаха.

– Тогда уж лучше на барбекю, – предложила я.

– Что такое, почему не знаю? – скороговоркой спросила Софа.

– Это очень вкусно, – объяснила я. – Например, барашек на вертеле. А еще лучше поросенок.

– Ой, – застонала Софа. – Как я хочу, как ты его назвала...

– Барбекю.

– Страшно хочу барбекю. Геша, хочешь барбекю?

– Я бы составил вам компанию, – дипломатично ответил Герман.

– Вот и замечательно. Значит, как только Паша оклемается, тут же и едем.

Мы съели свиные отбивные в панировочных сухарях, запили их пивом, и я стала прощаться.

Я уже твердо решила разобраться сегодня с Кучером. К тому же у меня начали слезиться глаза. Я забыла на ночь снять контактные линзы, и мне не терпелось побыстрее избавиться от них. Ну и, наконец, просто переодеться.

Герману тоже нужно было домой, поэтому мы поймали с ним машину, и я подбросила его до дома. Он жил в однокомнатной квартире на Приморском бульваре, в двух шагах от меня.

Софа дала мне свою визитную карточку с адресом и номером телефона. Мы договорились созвониться вечером.

Прежде чем отправиться в гостиницу, мне необходимо было избавиться от голубых стекляшек на глазах и от парика. Иначе меня могли не узнать и просто-напросто не пустить к себе в номер.

Я присела на лавочку на улице, сняла линзы и спрятала их в футляр, с которым не расставалась со вчерашнего вечера. Снимать парик на улице я не решилась, тем более что напротив меня уселась какая-то старушка с зонтиком и разглядывала меня с любопытством.

Мне пришлось воспользоваться общественным туалетом. Зайдя в одну из кабинок, я сняла парик и с трудом привела в порядок собственные волосы. Теперь я могла, наконец, вернуться в свой номер.

Первый, кого я встретила на улице, выйдя из туалета, был один из покалеченных мною вчера мальчиков. Его нос был в совершенно плачевном состоянии, на нем теперь красовалась большая белая нашлепка. Скорее всего, у него был переломан нос. Примерно на это я и рассчитывала.

Молодой человек совершенно равнодушно встретился со мною взглядом. Я отвернулась от него и пошла по улице. В моем натуральном виде он не мог узнать меня. Но я не знаю, как бы он отреагировал на мое появление в парике. Во всяком случае, мне не следовало появляться слишком часто в этом парике на улице. Мне ни к чему была очередная схватка с кем бы то ни было, тем более, в центре города. А эта публика может попытаться отомстить, выследить мой адрес и так далее. И это мне было тоже ни к чему.

Зайдя в гостиницу, я поняла, что совершенно напрасно волновалась. Никто не обратил на меня внимания, и никем не замеченная я зашла в свой номер.

Прежде всего я скинула с себя одежду, залезла под душ и тщательно вымыла голову. Только тот, кто пользовался париком хоть раз в жизни, может понять мое нетерпение. Не представляю, как это в восемнадцатом веке ходили в них с утра до вечера!

Выйдя из душа, я оделась попроще и, прежде чем выйти из номера, набрала телефон Кучера.

– Здравствуйте, – сказала я, услышав его характерный тенорок. – Мы с вами вчера договорились о встрече...

– Да-а... – согласился он.

– Когда мы сможем осуществить наши намерения?

– Когда? – закряхтел он. – Ну, скажем, через полчасика. Вас это устроит?

– Более чем.

– Я выйду к вам, – сказал он, вздохнул и повесил трубку.

По дороге в музей я соображала, каким образом мне разговаривать с Кучером. Я перебрала несколько вариантов, ни один из них меня не устроил. И решила положиться на интуицию и импровизацию, помня о том, что он вполне может оказаться соучастником преступления.

Впрочем, на этом этапе расследования я могла подозревать в этом едва ли не каждого жителя Одессы и Одесской области.

– Вы не из Одессы, – начал говорить Кучер, едва я подошла к нему на расстояние слышимости. – И вы не замужем, – добавил он, когда я оказалась рядом с ним.

– Правильно, – растерялась я.

– Тогда слушайте. Идеальный муж по-одесски: слепой, глухонемой, капитан дальнего плавания. – И довольно захихикал.

– Приму к сведению.

– А откуда вы, если не секрет?

– Из Москвы.

– Москвичка, – одобрил он. – Ну и как там в Москве?

– Живем.

– Ну и правильно. Так, что вас интересует?

– Иконы.

– Иконы вообще, или какая-то конкретная икона?

Если бы у меня не было оснований подозревать Кучера, то лучше всего было бы принести с собой одну из икон и спросить, что он о ней думает, откуда она могла взяться, кому принадлежать и так далее, но, на минуту представив, что он переменится в лице, увидев в руках ту самую икону, которую месяц назад сам переправил на Запад, я не решилась на это. И теперь не знала, с чего начать.

– Видите ли, в чем дело. Я работаю в очень солидной фирме. Многие фирмы сейчас устраивают у себя в офисах небольшие картинные галереи.

– Наконец-то.

– Да. Это считается в Москве хорошим тоном. Мой шеф планирует приобрести несколько старинных икон. Когда я говорю старинных – это значит, что икона действительно должна быть старинная. Шеф не пожалеет никаких денег, может заплатить в валюте, но это действительно должна быть уникальная вещь. Желательно пятнадцатого-шестнадцатого веков. Вы понимаете?

– Я бы тоже хотел приобрести такую икону для музея, если бы у музея были деньги. И если бы мне ее предложили. Но тут тот самый редкий случай, когда нет ни денег, ни предложений.

Кучер взял меня под руку, и мы пошли с ним вдоль по улице.

– Я уже приобрела несколько интересных икон, насколько я в них разбираюсь, но этого явно недостаточно, – я развернулась к нему лицом. – Я спрошу вас конкретно: в Одессе можно достать что-нибудь стоящее?

– В Одессу приезжают за приключениями, за оружием и венерическими заболеваниями. Но чтобы за иконами – это что-то новенькое, – изобразил он на лице недоумение.

– А если серьезно?

Кучер снова взял меня под руку и повел рядом с собой. Он вздохнул и только после этого сказал:

– Не знаю, что вам сказать. Одессу же все время грабили. Сначала большевики, потом фашисты. Конечно, здесь было очень много икон, у людей и в храмах. Но перед войной в нашем музее решили открыть отдел древней живописи и стали собирать иконы по всей области. Натащили очень много досок, не разбирая, хорошие это иконы или так себе. И даже не успели их инвентаризовать. Тут началась война. Пришли фашисты и забрали все скопом. Что-то они уничтожили, а что-то вывезли в Германию. Никто до сих пор ничего толком не знает.

– Но ведь что-то осталось.

– Что-то, конечно, осталось, – уныло согласился Кучер. – Но вы же понимаете, теперь заново открываются церкви. Им тоже нужно иметь какие-то иконостасы. И люди охотнее несут туда, чем в музей или, не дай бог, в какую-то фирму. И, наверное, это правильно...

Он замолчал, и некоторое время мы шли молча. Вся его былая веселость куда-то улетучилась, и я поняла, что имею дело с очень умным человеком, видимо, с непростой судьбой, немолодым и не таким веселым, каким ему хотелось бы выглядеть в глазах окружающих.

Интуиция подсказывала мне, что этот человек не имеет никакого отношения к вывозу икон за рубеж, хотя может знать тех людей, которые этим занимаются.

– А вы не могли бы посмотреть несколько моих икон? Я их купила по случаю, и мне хотелось бы знать о них побольше.

– А почему нет? Несите. Они в Одессе?

– Мне должны их занести на днях.

– Хорошо. Позвоните мне, и мы снова встретимся. Я могу прийти к вам домой или пригласить вас к себе в музей.

Я пообещала ему, что позвоню в самое ближайшее время. Он дал мне свой домашний телефон, и я уже собиралась с ним распрощаться, но вспомнила о таинственных знаках на иконе и, вырвав из блокнота листок, нарисовала эти самые знаки.

– А вы не знаете, что могут означать вот такие буквы и цифры на обратной стороне иконы? – спросила я, протянув ему листок.

– NМ-244? – удивился он. – Понятия не имею. Хотя... Мне кажется, я видел нечто подобное в одном альбоме. Знаете что... Позвоните мне через денек-другой. Думаю, я отвечу на ваш вопрос.