Черные псы - Серова Марина Сергеевна - Страница 8

– В какой бассейн, на улицу, что ли? – озадачился Бельмов.

– Прошу в порядке очереди. – Последние остатки того непередаваемого кошмара, неприятно цепляясь и садня, окончательно покидали меня. – Во-первых, к черту я рекомендовала идти той компании наверху, которая нас с Бельмовым чуть в гроб не вогнала. Причем некоторые уже последовали моему совету загодя.

– Это кто же?

– А это Глеб Сергеевич, Андрей Карлович и Аня. Они вооружились до зубов и пошли на болото отстреливать назойливо воющих собачек.

Охранники ухмыльнулись, девушки недоуменно глянули на меня.

– Воют там всякие, а Глеб Сергеевич и рассерчали, – подобострастно пропела я, паясничая. Чем больше отступали мои недавние страхи, тем циничнее мне хотелось высмеять их. – Схватили, понимаешь ли, левольверт и убежали с Андреем Карловичем. Зылы-ы-ые!! – прогнусавила я в нос.

Все рассмеялись, даже Бельмов, которому всего пару минут назад и в голову бы не пришло не только смеяться над странным поведением руководителя фирмы «Парфенон», но и смеяться вообще.

– Теперь по второму вопросу. Знаете ли вы, господин Бельмов, что каждый уважающий себя «новый русский» оборудует на своей даче два бассейна: один большой – на улице, перед или за домом и второй – малый – при сауне. Вот в этот последний я и хочу идти. Не знаю, как вы, а я пошла.

...Бассейн оказался на диво современным. Помимо джакузи, при нем имелись каскадные водопады, как в моем любимом водном комплексе в Тарасове «Русалка». Правда, под одним из этих замечательных устройств находился не менее замечательный архитектор Филипп Владимирович Солодков, а под вторым нежилась его несравненная супруга. Оба в костюмах Адама и Евы соответственно.

Впрочем, я никогда не страдала чрезмерной скромностью – при моей профессии она просто опасна для жизни. А потому я без раздумья освободилась от одежды и с нескрываемым наслаждением погрузилась в прохладные воды, Бельмов некоторое время таращился на меня – и Лену, вероятно, тоже, – потом решительно влил в себя бутылочку пива, содрал с себя одежду и, взметнув снопы брызг, свалился в бассейн, взвыл и поплыл на глубину. На том месте, куда он столь опрометчиво прыгнул, вода едва ли дошла бы ему до середины бедер...

Впрочем, мы не успели насладиться всеми прелестями бассейна и сауны, потому что дверь, ведущая в предбанник, распахнулась, и оттуда пулей вылетел Кузнецов. За ним в дверном проеме показались любопытствующие охранники и тимофеевские дивы.

Кузнецов?!!

– Простите, где здесь Иванова? – подслеповато щурясь, сказал он и, оступившись, упал в бассейн.

– Кузнецов, ты сошел с ума? – спросила я, подплывая к нему.

– Я-то нет, а вот пассия вашего толстопуза Аметистова – кажется, да.

– Ты что несешь?..

– Танечка, быстро одевайся и наверх, тебя зовет доктор Соловьев, – выпалил он на одном дыхании, – только не задавай вопросов!

Бельмов, Солодков и Лена с интересом прислушивались к его словам, и неприкрытая тревога проступала на их лицах.

– Ну хорошо, хорошо. – Я вылезла из бассейна, наскоро вытерлась и оделась. Все это в авральном режиме, без жеманных отворачиваний и закрываний. – Я готова.

– Идем, идем. – Он схватил меня за руку и поволок за собой. За нами, не попадая руками в рукава рубашки, бежал Бельмов, ругаясь на ходу.

...Первое, что я увидела, влетев в гостиную, – это лицо Эвелины. Оно было совершенно белым и безжизненным, и на этой мертво застывшей маске, скованной каким-то страшным душевным недугом, с чудовищным усилием шевелились губы. Слишком алые и чувственные для этих помертвевших и как-то сразу истончившихся черт.

Я сразу подумала, что с ней что-то случилось, но, оторвав взгляд от ее безжизненного лица и окаменевшей фигуры, поняла, что самое худшее случилось не с ней.

На диване распростерлось массивное тело Баскера, над которым хлопотал Соловьев. Подойдя ближе, я увидела, что голова Андрея перевязана и бинт весь пропитался кровью, хотя повязка была наложена, по всей вероятности, только что. Из другого угла послышался короткий, сдавленный смешок, потом мерзкое хихиканье, сорвавшееся на хрип... Я повернулась и увидела Воронкову: ее удерживали в кресле двое молодых людей, один из которых был Казаков, а во втором я признала – в основном по очкам и кудрям – того самого Суворика, что рассказал нам историю о трех черных псах у столбов.

Я не обмолвилась, именно удерживали. Потому что Аня пыталась вырваться, вскочить, ее лицо странно кривилось, она то хихикала, то строила страшные гримасы, то что-то бормотала, всхлипывая и разбрасывая слюну... Я помертвела.

В этот момент Соловьев обернулся и, увидев меня, покачал головой, и на лице этого выдержанного, хоть и сильно чудаковатого молодого мужчины я увидела отчаяние.

– Что произошло? – сдавленно произнесла я, хватая его за плечо.

Он махнул рукой, потом, собравшись с духом, произнес:

– Это я и хочу выяснить.

– Что с ними?!

– Их принесли вот эти молодые люди. – Он кивнул на Казакова и Суворика, которые с явными усилиями удерживали девушку. – И он.

Кузнецов, в чью сторону был обращен взгляд Соловьева, с шумом выдохнул и выговорил:

– Он лежал с пробитой головой и не двигался. Она же бегала вокруг него на четвереньках с перекошенным лицом и бормотала что-то под нос, иногда выла... смеялась и лаяла.

– Она успокаивается. – Суворик ослабил хватку на воронковской руке и плече.

– Да, я ввел большую дозу успокоительного, так что... – кивнул Олег Платоныч.

– Но где Аметистов? – вскричала я. – Только не говорите, что он...

– Он валяется у столбов на болоте с перегрызенным горлом и лицом... – Кузнецов осекся и провел рукой по собственному лицу, словно желая удостовериться в его сохранности. – Лицо у него все вырвано...

– То есть как? – Я села на подлокотник дивана, на котором лежал Баскер, и ошеломленно уставилась на Кузнецова. – Как – вырвано?

– Зубами, – мрачно произнес стоящий в дверях Бельмов, – я прав, Костя?

Кузнецов кивнул.

– Пасть, наверно, у этой твари огромная, – пробормотал он.

– О господи, спаси нас и помилуй! – прошептала я и посмотрела на Соловьева. – Но что вы хотели от меня, Олег Платонович?

– Налицо убийство, – сухо ответил он. – А вы еще спрашиваете? Ведь вы детектив.

– Но... – я не находила слов, – я ищу преступников, а тут... дьявольщина какая-то, мистика... Откуда там взялась эта собака?

– Псы, Танечка, – перебил Кузнецов, – чудовищные черные псы. И откуда они, кто натравил их на Аметистова – вот это и нужно выяснить, – вымолвил Кузнецов.

– Андрей Карлович заплатит вам любые деньги, я уверен, – прозвучал голос Соловьева. – Я могу сделать это за него, пока он не в состоянии.

Я тяжело вздохнула:

– Вот тебе и проклятие рода Баскеров, черт побери...

– Мы с Казаковым, Сувориком, Пидерманом и еще двумя девчонками ходили на пляж, – начал рассказывать Кузнецов, – дело было уже затемно. Ну, мы искупались и пошли домой, да, видно, сослепу с дороги сбились... да и бухие мы были изрядно. А у нас еще с собой было, будь оно неладно!... Ну, сели мы на поваленное дерево и стали квасить дальше. Где мы, как назад дорогу найдем – без понятия, да и побоку нам было, как говорится. И вдруг слышим – дикий вопль, как будто режут кого... Страшно кричали, но тут же оборвалось. Мы думаем – спьяну померещилось, «беляк» пристегнул, что ли... Да только вопль снова и будто ближе, или просто орали громче... Мы уж на что пьяные были, да и то до печенок жуть пробрала. Пидерман с девками деру дали, и Суворик за ними, да пьяный был, ноги запутались ли, зацепился ли за что, да только – бряк и лежит, значит. Мы с Казаковым его подымать, а вопли не утихают, и мы думаем: может, кому помочь надо... И вдруг слышим визг бабий, пронзительный, и еще страшней, чем мужик, орет. А тот, первый, затих...

Кузнецов замолчал, переводя дыхание, и видно было, с каким усилием дается ему этот рассказ.