Скрипка неизвестного мастера - Дашевская Нина - Страница 18

А Кешка-младший тем временем забрался в пухлое кожаное кресло — и будто провалился, исчез. Ничего не слышал и не видел — на всём белом свете осталась одна зелёная тетрадь. Кешка заглотил рукопись, как любит говорить папа, не жуя. И тут же пожалел, что тетрадка так быстро закончилась. Он перевернул последнюю страницу — и тут же открыл рукопись заново, сначала. И пошёл читать по второму кругу — уже не спеша, со вкусом. Он не слышал ни разговоров за стенкой, ни звуков концерта Вивальди — Альберт был любителем музыки, он слушал её на старых виниловых пластинках. Не слышал ни яростно орущей автомобильной сигнализации с улицы, ни телефонного звонка, ни того, как потом Михаил Соломонович громко, взволнованно говорил по телефону.

Наконец, никому не известный мастер Винченцо закончил два своих лучших инструмента; и органист церкви святого Фомы Джироламо распорядился ими так, как сумел. Тетрадка закончилась — на последней странице обложки были напечатаны непонятные итальянские слова. Кешка с некоторым сожалением выбрался из кресла и, жмурясь от яркого света, вошёл в гостиную.

— Ну что, юноша, понравилось? — спросил Альберт.

Кешка кивнул. А потом посмотрел на Михаила Соломоновича и спросил:

— Это Джироламо, да? Это он подделал клеймо на скрипке? Зачем?!

— Чтобы продать подороже, — кивнул Михаил Соломонович. — Это было в те времена обычным делом — видишь, в молодости и сам Винченцо подписал инструмент чужим именем. Да, выходит — Джироламо подделал подпись. Но не спеши судить строго этого парня — у него семья была огромная, её же кормить надо! И потом, видишь, он сначала оставил Кастора себе — а бродягам отдал свою старую скрипку. И, видно, совесть его всё же мучила — деньги им платил какие-то…

— Всё равно, — упрямо сжал губы Кешка.

— Какой ты, Кешка, однако!

— А Вы как думаете, моя скрипка… Это про неё, да? Моя скрипка — это Поллукс?!

— Знаешь, Кешка… Очень похоже, что да. Только я не думаю, чтобы твой дедушка описал подлинную историю твоей скрипки. Скорее, наоборот. У него был инструмент — старый, замечательный инструмент. И он придумал про него вот такую сказку.

— Придумал? — разочарованно протянул Кешка.

— Ну а ты сам как думаешь? Откуда он мог всё это узнать? И потом — я не могу припомнить скрипичного мастера по имени Винченцо. Скрипка твоя — неизвестного мастера; если бы Иннокентий Михалыч вдруг узнал что-нибудь подлинное о ней — неужели он не оставил бы никаких документов? Он бы оставил тебя, владельца скрипки, в неведении? Он ведь даже не мог знать, что рукопись попадёт к тебе в руки!

— А что — ваша скрипка подходит под описание? — заинтересовался Альберт.

— Она даже не просто похожа — это абсолютно она и есть! — стал доказывать Кешка. — Она, во-первых, маленькая, во вторых — даже не знаю… И звук у неё и правда как зимнее солнце! Михаил Соломонович, да? Правда?

— Правда, — Михаил Соломонович кивнул.

— А Кастор? Где тогда может быть Кастор? — спросил Альберт.

Михаил Соломонович пожал плечами.

— Не знаю. И никто не знает. Может быть, автор просто выдумал его, из головы — а может, и нет. Может, была какая-то похожая скрипка…

— А мастер Руджери существовал? — продолжал допытываться Альберт. — Или его тоже Иннокентий сочинил?

— Нет, не сочинил, — улыбнулся Михаил Соломонович. — Это знаменитый мастер, очень хороший… У меня была его скрипка. Сейчас она у моего ученика… Кстати, Кешка, знаешь, кто звонил?

Кешка помотал головой.

— Петя! Представляешь, как раз позвонил Петя! Тот самый ученик, который на Руджери играет, — объяснил он Альберту. — Вторую премию взял на конкурсе в Брюсселе. Это очень престижный конкурс! Представляешь, наш мальчик — в Брюсселе! Просто с ума можно сойти. Чёртов мальчишка, столько нервов мне испортил — умеет всё-таки играть!

— А чего не первую? — Кешке вдруг обидно стало за этого Петьку. Слабо ему было первую премию взять, чего вторую-то?

— Ну, на тебя, брат, не угодишь! Между прочим — и у Ойстраха была вторая премия…

— Ну-ну, у Ойстраха…

— Да что ты, Кешка! Ничего не понимаешь, честное слово! — Михаил Соломонович даже обиделся. — Между прочим, финал играл с оркестром, ему предлагали скрипку Страдивари!

— Настоящего Страдивари? Вот это да! — восхитился Альберт.

— Да, и он, представляете, отказался — дурак, конечно. Всегда он что-нибудь выкинет этакое. Играл на своей. Между прочим, у него как раз Руджери и есть! Ох, Руджери же…

Вот он! Вот он, этот камешек в ботинке! Нет, это уже совсем ни в какие ворота… Иннокентий Михалыч никогда знать ничего не знал о его Руджери! И вся его история — выдуманная, неправда, неправда! У Петьки — Руджери. Самый настоящий. Не может быть, чтобы какой-то Джироламо подделал клеймо. Экспертиза подтвердила — есть все документы. Нет, глупости! Придёт же в голову такое…

— А вы тоже подумали, Михаил Соломонович, да? — прошептал Кешка. — Ведь не может быть!

Выходит — может. Михаил Соломонович осторожно сел на диван. Дело было даже не в том, что Руджери — подделка. Просто — как это вообще может быть?!!

— Друзья, вы бы всё-таки и меня посвятили тоже, — несколько обиженно попросил Альберт.

— Видите ли, Альберт, у меня была замечательная скрипка, досталась от профессора. Я её подарил ученику, Пете — как раз звонил который. Понимаете?! Никогда в жизни мы не встречались с вашим товарищем, он никогда эту скрипку в глаза не видел! Однако мой Руджери и вот эта скрипка вашего друга будто и вправду из одного дерева сделаны. Помнишь, Кеша, я же тебе сразу это сказал! Просто мистика какая-то…

…А Кешка уже доставал свою скрипку, «Поллукса». Ему вдруг остро захотелось поиграть — прямо сейчас, именно здесь! Только обязательно старую музыку, настоящую. Кешка натёр смычок канифолью и заиграл Мелодию Глюка.

Потом, в прихожей Кешка долго не мог натянуть сырые ботинки. А потом вдруг перевернул левый — и оттуда выкатился камешек. Самый обыкновенный, остроугольный, серенький. И Михаил Соломонович засмеялся. Какая разница — настоящий Руджери или нет, если у скрипки такая история! Всё равно — сейчас у Петьки чудесный инструмент. Кастор Великолепный.

Домой шли довольно поздно, уже зажглись первые звёзды. Прямо над крышей — неразлучная парочка, созвездие Близнецов: Кастор и Поллукс.

— Знаешь, Кешка, — сказал вдруг Михаил Соломонович, — надо бы тебе концерт Баха выучить ре-минорный, двойной. Который для двух скрипок. Вторую партию. До лета справишься?

Кешка кивнул. Баха так Баха.

— А первую партию кто?

— Так Петька же! Понимаешь?! Петя приедет!

И Кешка, наконец, понял. Они сыграют двойной концерт Баха, вместе. Кешка на своей скрипке, и Петька — на Руджери. И Кастор и Поллукс, наконец, встретятся.

XV. Колок

Дома их ждали Таня с Тигром. Кешка начал было рассказывать про зелёную тетрадь; но Тигр слушал как-то рассеяно.

— Ну, чего там у тебя? — не выдержал Кешка. Видно же — что-то есть!

— Да так, ничего, — ответил Тигр с деланной небрежностью. — Ерунда; потом скажу.

— Давай уже — чего там потом! У тебя же прямо из ушей лезет!

— В общем, пока вы тут по гостям бегали, мы с Таней нарыли кое-что.

Тигр увлёкся этой историей не меньше Кешки. Вот уже три дня, как он искал в городе людей из Петербурга или Ташкента. Даже в интернете какой-то устроил опрос среди знакомых; и действительно, нашёл уже четырёх питерцев. Правда, это особенно ничего не дало: их пожилых родственников — таких, чтобы жили в Петербурге в то время — найти не удалось. Кешка не особенно верил в эту затею: искать иголку в стоге сена и то проще! Даже если найдут кого — что это даст? Но Тигра поддерживал — он же для него, Кешки, старается!

— Чего нашёл? Ну, говори уже!

Тигр разгладил перед собой газету.

— Вот: «Педагогический коллектив от всей души поздравляет Агнессу Филипповну с юбилеем!»

На фотографии — пожилая дама с мужской стрижкой и суровыми глазами. В университете преподаёт. Небось, двойки направо и налево раскидывает. Этакий крокодил.