Гении места или Занимательная география (СИ) - Волкова Дарья - Страница 2

Снег слепит глаза, ветер обжигает лицо, ревет мотор, вибрирует руль. Ничего. Прорвемся. Не впервой.

Ну что сказать тебе про Сахалин? На острове нормальная погода...

До. Мо.

Международный морской грузовой порт есть не то место, где можно встретить праздношатающихся. Случайных людей здесь нет, все при деле. Время особенно ценно в порту, можно сказать, что они торгуют временем. Принять судно, разгрузить, загрузить, отпустить. И как можно быстрее. Это – морские ворота и мешкать в створе нельзя. И, тем не менее, всегда находятся те, кто во всей этой рабочей суете и плотности рабочего графика, просто стоят и смотрят. Смотрят на то, как работает Волшебник Мо.

- Дай бинокль.

- Держи.

- Что у него сегодня? – глаза прижимаются к окулярам.

- Минеральные удобрения.

- Ого. Блин. Черт!

- Что, ты поспорил?

- Да. А! – один из собеседников машет рукой. – Все, больше не буду! Это бесполезно. Он бог.

- Ты же знаешь, Мо не любит, когда его так называют.

- Да. Он – человек с именем Пророка.

Прикрыв глаза от солнца, они смотрят туда, где работает человек с именем Пророка.

Сегодня Волшебник Мо работает грейфером. Собственно, Волшебнику все равно, чем работать. Чем, на чем, с чем. Но работа при погрузке сыпучих позволяет сполна оценить почему, собственно, он – Волшебник. Точно, без потерь загрузить пылящий аммофос могут многие. Так быстро и так безупречно – только он. Огромным ковшом грейфера он орудует как собственными пальцами. Сами пальцы при этом находятся на высоте в несколько десятков метров над ковшом, в кабине крана, на джойстике управления. Глаза Мо непрерывно следят за стрелой крана, за работой грейфера, а пальцы – пальцы сами знают свое дело, не отрываясь от джойстика и переключая что-то на приборной панели. Лишь изредка он поворачивает голову и бросает мимолетный взгляд на показания приборов. Но и его оказывается достаточным. И снова – за окно, туда, где двигается, повинуясь его воле, многотонный ковш грейфера. Как-то, на спор, он поднимал этим ковшом коробок спичек с крыши грузового контейнера. У ребят ушло больше времени на то, что бы его туда доставить, чем у Мо – снять.

А потом, уже после окончания смены, когда Мо смывает трудовой пот в душе, он выслушивает от коллег очередную порцию похвал. Ему это давным-давно привычно, но он все равно благодарит, пока вытирает короткие волосы, которым не дают ни малейшего шанса отрасти до той длины, когда они бы могли начать виться.

- Как тебе новая игрушка, Мо? Нравится?

- Вполне, – молодой мужчина застегивает свежую рубашку. – В части виброгашения вообще идеально. Но к обзору кабины еще не приноровился. Поэтому кран пока плохо слушается.

Ответом ему дружный хохот товарищей по раздевалке.

- Мо, что-то не было сегодня заметно, что кран тебя не слушается.

Мо усмехается, натягивая куртку. Он разительно отличается внешностью от своих коллег. Порт, любой порт – место многонациональное, самых разных можно людей тут увидеть. И этот прибалтийский порт не исключение. Но все же даже в порту среди коллег Волшебник Мо выделяется. Высокий, стройный, гибкий словно пантера. Темные волосы и глаза, не выцветающая даже под вечно хмурым балтийским небом смуглая кожа. И яркая белозубая улыбка. Неудивительно, что вторым его прозвищем стало Красавчик Мо. А он вовсе не против. И “Волшебник”, и “Красавчик” льстили самолюбию. Немного по-детски, а все равно приятно.

- Мо, ты в город?

- Да. Подбросить кого-то?

Желающих не находится, и Мо, пожав руки и попрощавшись с товарищами, покидает здание, а потом и территорию порта. Сегодня он отправляется в Город. Потому что все мало-мальски симпатичные и свободные девушки в их небольшом городке, обслуживающем порт, уже давно знают, что собой представляет Красавчик Мо. И вообще, мамы им строго-настрого запрещают. Он улыбается, поворачивая ключ в замке зажигания. Ну и пусть запрещают. Хорошо, что рядом есть большой Город, там найдутся красивые светловолосые девушки, которым мамы не запрещают гулять с Красавчиком Мо. Потому что они еще не знают, кто он такой. Сегодня – только гулять, а потом... потом они никуда не денутся.

Мы пришли сегодня в порт, мы пришли сегодня в порт, мы пришли сегодня в порт...

До. Михаил.

Телефон зазвонил. Такой красный телефон, еще с диском для набора номера. Страшенный раритет по нынешним временам, когда сотовый – нечто само собой разумеющееся. Но здесь антенн сотовой связи не было, а вот протянутые еще в советские годы провода наличествовали. Именно поэтому раритет был не просто памятником ушедшей эпохи, но и вполне себе рабочим памятником.

- Слушаю.

- Михаил Ильдарович, приветствую.

- Здоровеньки булы, Михаил Петрович.

Глава района довольно крякнул.

- Что ж тебе отвечать-то положено, тезка? Салям алейкум?

- Ну, хотя бы и так. Алейкум салям. Что-то случилось?

- Как там у вас, Михаил Ильдарович? К паводку готовы?

- А почему вы мне с этим вопросом звоните? – Михаил снял очки, потер переносицу. – Я ведь, в конце концов, всего лишь директор школы, по совместительству учитель физики, химии и физкультуры. А на этой неделе еще и учитель истории. Позвонили бы Наталье Петровне, она же председатель сельсовета.

- Да что Наталья Петровна... – вздыхает глава района. Михаил отчетливо представляет, как тот промокает платком вечно потеющую лысину и фыркает себе в усы, – Какой спрос с ба... с женщины. А ты вот хорошо ситуацию знаешь по паводку, бывалый.

- Думаю, большой воды не будет в этом году.

- Думаешь?

- Думаю.

- Хорошо бы... – басит Михаил Петрович. – Но если что...

- Если что – то мы готовы.

- Вот и добре, – с облегчением вздыхает глава. – Ну, бывай, Михаил Ильдарович.

А спустя полчаса Михаил стоит на берегу и смотрит на скованную льдом реку. “Лезвие” – такое имя дали ей на своем языке исконные жители этих земель. Он долго не мог понять, почему, пока не побывал в верховьях. И потом, позже, прочел в библиотеке, как писал о реке тот, кто точно смог передать ее характер.

Я не мог оторвать взгляда от реки. Зею тут не узнать — стала недоступная, чужая. С глухим рокотом рвётся она из-за скалы, бросается всей массой голубой воды на оскаленные перекаты. Сквозь радужную пыль видно, как бьются тугие струи о груди непокорных валунов, как кипит, бушует вода и, высоко вздымаясь, снова падает на них. И так, неудержимыми скачками, Зея проносится мимо обрыва, прыгает влево, за утёс. И оттуда, будто из преисподней, доносится непокорный, угрожающий рёв одичавшего потока...*

Здесь же, в районе их села, у реки совсем не тот характер. Она спокойно, неторопливо несет свои воды к Амуру, благосклонно позволяя людям взгромождать на свой синий текучий хребет катера, баржи и прочий плавучий транспорт. И лишь по весне река вспоминает, что за имя ей дали те, кто почитал ее. И вскипает, разя по берегам направо и налево всех, кто имел неосторожность поселиться в опасной близости от лезвия. И несутся в бурной мутной воде разворошенные стога сена, амбары, а то и вовсе целые дома. Остро лезвие, остро и опасно.

- Михаил Ильдарович! – в его размышления вторгаются детские голоса. Михаил поспешно достает из кармана очки. У него прекрасное, стопроцентное зрение, а очки с простыми стеклами он стал носить два года назад, когда его назначили директором школы. Для солидности. Потому что для директора школы Михаил был непозволительно молод тогда – двадцать девять лет. Да и сейчас, в свои тридцать один, он недостаточно солиден для этой должности. Но его, так сказать, обличили высоким доверием.

- Вы почему не на репетиции? – старательно хмурит брови на окруживших его ребятишек.

- А мы уже закончили! – загомонили они наперебой. – А тренировка сегодня будет?

- Конечно, – он позволяет себе улыбнуться. – В семь вечера, как обычно.

Ребятня умчалась по своим делам, а Михаил снова повернулся к реке. Мысленно вернулся к недавнему разговору по телефону. Если бы он знал Хранителя Зеи, он был бы уверен относительно паводка точно. Да и вообще...