Самый дружелюбный пес на свете - Сергеев Леонид Анатольевич - Страница 10

Оставив велосипед у столба, я пошел в конец деревни, то и дело подзывая Челкаша и посвистывая, и вдруг услышал сзади топот. Обернулся – мой друг мчался ко мне во всю прыть. Подбежал, схватил меня за рукав и привел на зады деревни, и там ринулся в заросли. Я заспешил за ним. В полной темноте, под треск кузнечиков и шуршанье полевых мышат, я несколько минут продирался среди цепких ветвей, пока передо мной не возник старый покосившийся сарай. Около его ворот стоял Челкаш – он нетерпеливо топтался и радостно повизгивал. На воротах висел огромный, с утюг, замок. Я заглянул в щель между створами ворот – внутри темного сарая светлел желтый кузов Малыша.

Глава четырнадцатая, в которой мы освобождаем Малыша из плена

– Молодец, Челкашка, – я погладил своего друга, потом потрогал замок. – Как же нам его взломать?

Я обошел вокруг сарая, но нашел только два хилых железных уголка, которые сразу сломались, как только я попытался снять замок вместе с петлями.

В этом момент неизвестно откуда у сарая появился деревенский пес и стал облаивать Челкаша. Вскоре к нему присоединились еще несколько собак. Свора все ближе подбиралась к нам и, судя по грозному виду псов, они собирались расправиться с моим другом – на них совершенно не действовала «дружелюбная внешность» Челкаша (скорее всего, в темноте они его просто не разглядели), для них он был обычным чужаком, которого следовало прогнать во что бы то ни стало. Я выступил вперед и твердо приказал:

– Все ребята, поорали и хватит! Отправляйтесь по домам! – с этими словами машинально, сам не знаю почему, достал зажигалку и, чиркнув, выпустил длинное пламя.

Челкаш сразу же дунул на огонь и погасил его. Это его действие оказалось ключевым в нашем выступлении – собаки тут же смолкли и замерли в немом удивлении. А потом поджали хвосты и удалились – очевидно, приняли Челкаша за волшебника, который при желании может и их сдуть.

Я снова стал искать какую-нибудь железный прут, но вдруг заметил – Челкаш нашел лазейку в сарай, узкую щель меж досок, и умудрился пролезть к Малышу.

– Челкашка! Открой багажник и притащи мне пассатижи, – сказал я, прильнув к щели.

Челкаш перестарался – притащил всю сумку с инструментом. Теперь я мог и сбить замок молотком и спилить его ножовкой, но выбрал самый простой и надежный способ – пассатижами, без особых усилий, вытащил гвозди из петель и замок шмякнулся мне под ноги.

Распахнув ворота, я увидел, что Челкаш, высунув язык от счастья, уже сидит на своем «штурманском» месте и ждет, когда я заведу Малыша – он не знал, что мне еще надо вставить болтающиеся провода в замок зажигания (при угоне пацаны их просто вырвали и соединили), но в темноте это было не так-то просто, а фонарик, после нашего пребывания под водой, естественно, не работал. Пришлось левой рукой светить зажигалкой, правой возиться с проводами (на этот раз Челкаш не дул на пламя – такой умный пес).

Прежде чем заводить Малыша, я выкатил его из сарая, затем авторучкой на картоне от пачки с крупой написал (опять же при свете зажигалки): «Немедленно явитесь в отделение милиции и признайтесь в угоне «Запорожца»! Придете добровольно – наложу штраф. Не придете – вас ждет тюрьма! Лейтенант Челкаш». Картон я положил посреди сарая, после чего закрыл ворота и вновь прибил петли с замком.

Мне предстояло еще сбегать за велосипедом, отвинтить у него колеса – иначе он не влезал в салон – и в разобранном виде укладывать велосипед на заднее сиденье. Только после всех этих действий, я запустил движок нашего железного друга, включил фары и мы вылетели из сарая, и через кусты, подпрыгивая на кочках, погнали по задворкам деревни к дороге. Малыш, радуясь освобождению из плена, несся так, будто его двигатель стал реактивным.

В Лыково мы очутились меньше, чем за полчаса. Я разбудил хозяйку велосипеда, от всей души поблагодарил ее за «железного коня» и подтвердил ее слова, что «валуевские ребята балуют», только их «баловство» я назвал более точно – преступлением.

Вернувшись, я плюхнулся на свое шоферское место – именно плюхнулся, потому что жутко устал, ведь нам в тот день досталось – и сказал Челкашу:

– Ну, а теперь гоним подальше от этих злополучных мест!

Потом обратился к Малышу:

– Давай, Малыш, поднатужься! Разорви ночную тьму!

Глава пятнадцатая. Довольно страшная. Особо впечатлительным читателям лучше не читать

Мы гнали по ночным дорогам мимо темных деревень и освещенных поселков с редкими гуляющими парочками, катили через просторные поля и проскакивали насквозь лесные массивы. Отмахав около двухсот километров, мы остановились у моста через речку Протву. По обеим берегам реки стоял лес – под напором ветра деревья раскачивались и шумели. А под мостом росла дурман трава, над которой висели какие-то розовые облачка. Ни с того ни с сего в голове мелькнуло: «Здесь можно уснуть и не проснуться». В самом деле, местность была мрачноватой, но нас с Челкашом уже клонило ко сну («штурмана» в машине так укачало, что он два раза «клюнул» носом в панель приборов), так что выбирать не приходилось.

Мы съехали с дороги к реке и, заглушив движок, я достал из багажника примус, чтобы приготовить – уже не ужин, а скорее завтрак, поскольку небо уже светлело. Взяв котелок, я собрался зачерпнуть воды, нагнулся и отпрянул – среди травы на дне реки лежал… утопленник! Я весь покрылся холодным потом. Но что странно, Челкаш, который с сонным видом крутился около меня, почему-то не замечал утопленника, хотя обычно на все реагирует гораздо раньше меня. Я уже бросил котелок и протянул руки, чтобы вытащить утопленника, как вдруг заметил, что утопленник – не что иное, как белесое бревно-топляк. Так обманулся от переутомления.

Но в чем я не обманулся, так это в муравьях, больших рыжих муравьях. Пока готовилась каша с тушенкой и мы с Челкашом сидели у примуса, на нас набросились полчища муравьев (и чего они проснулись в такую рань?!). К сожалению, мы поздно заметили, что облеплены насекомыми с головы до ног. Мне пришлось снимать одежду и отряхивать ее, а Челкашу ничего не оставалось, как лезть в воду.

Проглотив кашу, устроили в Малыше постель и легли. И вовремя – порывы ветра усилились и уже хлестали по Малышу так, что нас раскачивало, словно лодку на стремнине. Спустя некоторое время ветер перешел в ураган. Я испугался – как бы нас не сдуло в воду, не хватало еще раз оказаться на дне реки! На всякий случай я завел Малыша и отогнал его подальше от воды, но не успел снова забраться под одеяло, как заметил – со стороны дороги, словно черная стена, приближается смерч.

Через минуту небо потемнело и вокруг нас завертелась неистовая карусель из пыли, камней, листвы и сучьев; потом закрутились стоящие рядом деревья, а за ними и наш Малыш – казалось, мы попали в гигантскую бетономешалку. Какая-то невероятная сила подняла нас над землей и в мутном облаке понесла куда-то на юг; далеко внизу за серой пеленой мелькнул зигзаг реки, пятна леса, какие-то откосы, уклоны и то ли избы, то ли стога сена, потом все пропало.

Не знаю, сколько времени мы летели по воздуху, но когда Малыш стал снижаться, я увидел – под нами какой-то темный остров посреди бушующего океана.

Я думал, мы хотя бы приземлимся более-менее плавно, на какую-нибудь мягкую ярко-зеленую поляну, но надо же такому случиться! – мы грохнулись на каменистое плато. Удар был такой силы, что Малыш разлетелся вдребезги. Каким-то странным образом мы с Челкашом не пострадали – как лежали на откидных сиденьях, так и продолжали лежать, среди кусков железа, шестеренок, болтов и гаек – всего того, что осталось от нашего дорогого Малыша; лежали ошеломленные, подавленные, не в силах осознать, что произошло. Когда же пришли в себя, поднялись и осмотрелись, в нас вселился страх – плато представляло собой нагромождение каменистых глыб в пыльной фиолетовой атмосфере; из трещин меж камней прямо на наших глазах вылезала какая-то черная растительность, похожая на рыболовные крючки, пики, секиры; а все плато обрамляли гигантские холмы.