Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу

Русь моя, жизнь моя…

Блок Александр Александрович

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Разное

Техника

Автомобили и ПДД

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии

оксана2018-11-27

Вообще, я больше люблю новинки литератур

К книге

Professor2018-11-27

Очень понравилась книга. Рекомендую!

К книге

Vera.Li2016-02-21

Миленько и простенько, без всяких интриг

К книге

ст.ст.2018-05-15

И что это было?

К книге

Наталья222018-11-27

Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни

К книге

Русь моя, жизнь моя… - Блок Александр Александрович - Страница 25

Изменить размер шрифта:

Из цикла «Город» (1904–1908)

Последний день

Ранним утром, когда люди ленились шевелиться,

Серый сон предчувствуя последних дней зимы,

Пробудились в комнате мужчина и блудница,

Медленно очнулись среди угарной тьмы.

Утро копошилось. Безнадежно догорели свечи,

Оплывший огарок маячил в оплывших глазах.

За холодным окном дрожали женские плечи,

Мужчина перед зеркалом расчесывал пробор в волосах.

Но серое утро уже не обмануло:

Сегодня была она, как смерть, бледна,

Еще вечером у фонаря ее лицо блеснуло,

В этой самой комнате была влюблена.

Сегодня безобразно повисли складки рубашки,

На всем был серый постылый налет.

Углами торчала мебель, валялись окурки, бумажки,

Всех ужасней в комнате был красный комод.

И вдруг влетели звуки. Верба, раздувшая почки,

Раскачнулась под ветром, осыпая снег.

В церкви ударил колокол. Распахнулись форточки,

И внизу стал слышен торопливый бег.

Люди суетливо выбегали за ворота

(Улицу скрывал дощатый забор).

Мальчишки, женщины, дворники заметили что-то,

Махали руками, чертя незнакомый узор.

Бился колокол. Гудели крики, лай и ржанье.

Там, на грязной улице, где люди собрались,

Женщина-блудница – от ложа пьяного желанья —

На коленях, в рубашке, поднимала руки ввысь…

Высоко – над домами – в тумане снежной бури,

На месте полуденных туч и полунощных звезд,

Розовым зигзагом в разверстой лазури

Тонкая рука распластала тонкий крест.

3 февраля 1904

Петр

Евг. Иванову

Он спит, пока закат румян.

И сонно розовеют латы.

И с тихим свистом сквозь туман

Глядится Змей, копытом сжатый.

Сойдут глухие вечера,

Змей расклубится над домами.

В руке протянутой Петра

Запляшет факельное пламя.

Зажгутся нити фонарей,

Блеснут витрины и тротуары.

В мерцаньи тусклых площадей

Потянутся рядами пары.

Плащами всех укроет мгла,

Потонет взгляд в манящем взгляде.

Пускай невинность из угла

Протяжно молит о пощаде!

Там, на скале, веселый царь

Взмахнул зловонное кадило,

И ризой городская гарь

Фонарь манящий облачила!

Бегите все на зов! на лов!

На перекрестки улиц лунных!

Весь город полон голосов

Мужских – крикливых, женских – струнных!

Он будет город свой беречь,

И, заалев перед денницей,

В руке простертой вспыхнет меч

Над затихающей столицей.

22 февраля 1904

«Вечность бросила в город…»

Вечность бросила в город

Оловянный закат.

Край небесный распорот,

Переулки гудят.

Все бессилье гаданья

У меня на плечах.

В окнах фабрик – преданья

О разгульных ночах.

Оловянные кровли —

Всем безумным приют.

В этот город торговли

Небеса не сойдут.

Этот воздух так гулок,

Так заманчив обман.

Уводи, переулок,

В дымно-сизый туман…

26 июня 1904

«Город в красные пределы…»

Город в красные пределы

Мертвый лик свой обратил,

Серо-каменное тело

Кровью солнца окатил.

Стены фабрик, стекла окон,

Грязно-рыжее пальто,

Развевающийся локон —

Все закатом залито.

Блещут искристые гривы

Золотых, как жар, коней,

Мчатся бешеные дива

Жадных облачных грудей,

Красный дворник плещет ведра

С пьяно-алою водой,

Пляшут огненные бедра

Проститутки площадной,

И на башне колокольной

В гулкий пляс и медный зык

Кажет колокол раздольный

Окровавленный язык.

28 июня 1904

«В кабаках, в переулках, в извивах…»

В кабаках, в переулках, в извивах,

В электрическом сне наяву

Я искал бесконечно красивых

И бессмертно влюбленных в молву.

Были улицы пьяны от криков.

Были солнца в сверканьи витрин.

Красота этих женственных ликов!

Эти гордые взоры мужчин!

Это были цари – не скитальцы!

Я спросил старика у стены:

«Ты украсил их тонкие пальцы

Жемчугами несметной цены?

Ты им дал разноцветные шубки?

Ты зажег их снопами лучей?

Ты раскрасил пунцовые губки,

Синеватые дуги бровей?»

Но старик ничего не ответил,

Отходя за толпою мечтать.

Я остался, таинственно светел,

Эту музыку блеска впивать…

А они проходили все мимо,

Смутно каждая в сердце тая,

Чтоб навеки, ни с кем не сравнимой,

Отлететь в голубые края.

И мелькала за парою пара…

Ждал я Светлого Ангела к нам,

Чтобы здесь, в ликованьи тротуара,

Он одну приобщил небесам…

А вверху – на уступе опасном —

Тихо съежившись, карлик приник,

И казался нам знаменем красным

Распластавшийся в небе язык.

Декабрь 1904