Когда врут учебники истории [без иллюстраций] - Балабуха Андрей Дмитриевич - Страница 1

Начнем с генеалогии.

Некогда, во времена глубоко довременные, от брака (о любви мифы умалчивают) бога небес Урана и богини земли Геи пошел обильный род титанов, циклопов и гекатонхейров; существами они все были прелюбопытными, отношения меж ними, как водится у родичей, складывались весьма разнообразные, но сейчас не о них речь. Нам с вами важно лишь, что оказалась среди всего этого семейства некая титанида Мнемозина, ставшая вскорости богиней памяти. Впрочем, отличалась она не только памятливостью, но и красотой, — последнего обстоятельства любвеобильный бог Зевес обойти вниманием никак не мог, благодаря чему в положенный срок появились на свет девять сестричек-муз, с которыми за семь столетий до Рождества Христова познакомил человечество в первой своей поэме «Теогония» Гесиод из беотийской деревушки Аскры — второй после Гомера великий эпический поэт архаического периода и первая достоверно известная личность в древнегреческой литературе.

Вышним изволением получив на откуп обширную сферу наук и изящных искусств, девять красавиц стали их покровительницами и вдохновительницами деяний ученых и прочей творческой интеллигенции. Старшая из сестер, Каллиопа, с неразлучными вощеными дощечками и стилом, взяла под крыло эпическую поэзию. Эвтерпа с флейтою в руке споспешествовала развитию поэзии лирической, навевала вдохновение творцам любовных и эротических стихов. Театральные жанры сестрицы также поделили без споров (во всяком случае, до нас не дошло никаких слухов о столкновениях при дележе сфер влияния). Талия, с комической маской в левой руке, пастушеским посохом или бубном в правой и венком из плюща на голове, взялась покровительствовать комедии. Рослая Мельпомена с повязкой-строфой на голове, в венке из виноградных листьев, облаченная в театральную мантию, на котурнах и с трагической маской в деснице, стала дамой-патронессой трагедии. Юная Терпсихора погрузилась в заботы оперы и балета. Скромница Полигимния с головой, сокрытой покрывалом, посвятила себя пантомиме. Мудрая Урания со звездным глобусом в руках озаботилась развитием астрономии, а впоследствии — и вообще всех точных наук. И наконец, Клио, чья красота равнялась разуму, сжимая в точеной паросской руке свиток пергамента, взвалила на свои танагрски изящные плечи бремя покровительницы истории. О них-то — истории и музе — и пойдет речь. Тем более что в русском языке само это слово на диво многозначно: вы можете изучать историю, вляпаться в историю или с равным успехом поведать презабавную, скажем, историю. Хитроумные англичане, к примеру, разделяют историю как науку, как прошлое или жизнеописание — history, а также рассказанную — роман, повесть, предание, сказание — story. Слова хоть и схожие, да разные. А вам по мере чтения этой книги (как и мне — по мере ее написания) придется иметь дело со всеми этими смыслами.

Но прежде всего еще несколько слов о музе.

Подобно всем красивым женщинам, ей пришлось немало претерпеть от мужчин (так уж повелось, что в былые времена к сильному полу принадлежали все историки, да и теперь еще, по-моему, большинство). И не большинство из них, разумеется, но некоторые, пусть даже весьма и весьма немногочисленные, всеми силами пытались не служить музе, вдохновляясь ею, а либо заставлять ее служить собственным интересам, либо просто посмеяться над мудрой красавицей. Не думайте, будто всяческие А. Фоменко с г. Носовским, С. Валянский с Д. Калюжным или даже Александр Бушков — исключительно порождения нашего смутного времени с его массовым легковерием интеллектуального отчаяния и (есть спрос — найдется и предложение!) затопившими прилавки псевдонаучными сочинениями: таковые не переводились от века.

Спорить ни с кем из них я здесь не намерен. Во-первых, в последнее время нашлись наконец и журналисты, и даже серьезные ученые, занявшиеся этим благородным делом, и не мне, писателю, пусть даже всерьез интересующемуся историей, с ними тягаться. Во-вторых, гораздо интереснее, по-моему, бросить взгляд на исторический контекст и типологию этого явления.

Начнем с контекста.

В VII веке до Р.Х., точнее — около 640 года, не то в Матавре, не то в Химере, но в любом случае на Сицилии родился мальчик которого назвали Тейсием, хотя нам он знаком под прозвищем Стесихор [1] , обретенным заметно позже, когда он стал известным лирическим поэтом, чьи творения были собраны впоследствии в двадцати шести книгах, хранившихся в Александрийской библиотеке. Хоть и жил Стесихор всего-то веком позже Гомера, однако тот уже стал признанным классиком, что всегда вызывает желание поспорить с авторитетом, а заодно, пристегнув таким образом его имя к собственному, и рекламу себе сделать. Так вот, в своей поэме «Палиподия» Стесихор переписал историю Троянской войны, утверждая, будто Парис увез в Трою не саму Елену Прекрасную, но лишь ее тень, тогда как Елена, вернейшая из жен, преспокойно осталась при законном супруге в Спарте. Не совсем понятно, правда, из-за чего в таком случае было десять лет воевать, но это уже, как говорится, совсем другая история… Скончался Стесихор в 555 году до Р.Х., даже не догадываясь, что стал отцом (или одним из отцов) метода произвольного пересотворения истории.

Несколькими веками позже греческий же оратор и философ по имени Дион Хризостом [2] пошел еще дальше. В своей одиннадцатой (так называемой «Троянской») речи он доказывал, что никакой Трои вообще никогда не существовало — все это, мол, Гомеровы выдумки. Впрочем, желающим он предложил впоследствии другую версию (противоречие самому себе никогда особенно не смущало этого завзятого парадоксалиста): Троя-то была, и война тоже была, вот только победили в ней вовсе не ахейцы, а как раз наоборот, троянцы, греческие же герои вернулись домой несолоно хлебавши. Но не признаваться же в подобном афронте? Вот и трубили всюду о своей великой победе. А позже Гомер превратил их хвастливые россказни в гениальную «Илиаду». «Я еще могу понять, почему мне не верят афиняне, — возмущался Дион, обращаясь к жителям Троады, — но отчего же не верите вы, потомки троянцев?» Что же, некоторые, наверное, верили…