Парадоксы мозга - Сергеев Борис Федорович - Страница 7

Деление пневмы на животную, физическую и духовную и ее отношение к телу, о котором говорится в анатомо-физиологических трактатах Галена, явилось логическим завершением его идеалистических воззрений. Эти взгляды на человеческий организм резко расходились с мнением Аристотеля и Гиппократа, проповедовавших наличие общей единой пневмы, или жизненной силы, но зато соответствовали представлениям богословов. Им особенно импонировало то, что наличие психической пневмы и ее главенство над остальными пневмами и всем организмом в трудах Галена выглядело как абсолютно достоверная, экспериментально подтвержденная истина. Поскольку анатомо-физиологические воззрения можно было использовать для утверждения догм христианской религии, церковников не смущало, что согласно тем же канонам душа не материальна, не доступна нашему восприятию и ее существование не может быть доказано, а потому ссылки на науку следует квалифицировать как злостное богохульство.

Гален был убежденным сторонником Платона и в представлениях на мир придерживался его идеалистических взглядов. Вслед за Платоном он считал, что идеи вечны. Они всегда были и будут существовать бесконечно. Они единственно реальны в нашем мире, а мы сами и все, что нас окружает, лишь причастны к вечным и незыблемым идеям. Мир наших чувств призрачен, все, что мы видим, слышим, ощущаем, – нереально. Подобно теням, этот мир – всего лишь простое отображение изначально существующих идей.

Гален настойчиво проповедовал, что окружающий мир и мы сами созданы в полном соответствии с мировой душой, так сказать, по проекту предсуществовавшей идеи. А поскольку тело и органы любого существа лишь орудия или слуги его души, они по своему устройству должны полностью отвечать ее потребностям. Вот почему органы тела у каждого животного имеют свое особое устройство, а сами животные так сильно отличаются друг от друга. По Галену выходит, что внешний облик и все внутреннее устройство животных целиком зависит от того, какая у него душа. У слона она длинноносая, вот откуда появился его хобот.

Гален далеко не все оспаривал и отвергал в учении Аристотеля. Напротив, заимствовал у него очень многое, в том числе представление о том, что якобы присущая природе целесообразность управляет всей жизнедеятельностью организма. Целесообразное в живой природе – излюбленная тема Галена. Он возвращается к ней всякий раз, как только для этого появляется хоть малейший повод. Всеобщая целесообразность, царящая в природе, мировой дух, иными словами – божество, получило в лице Галена восторженного почитателя. По Галену выходило, что мы сами, каждый наш орган, каждая косточка созданы в полном соответствии с божественным проектом. Эта божья задумка, его всеобъемлющий проект устройства мира кажутся Галену гениальными, и он по каждому поводу высказывает свое восхищение, восторгаясь гениальностью генерального конструктора проекта, как в Александрии умилялись щедрости Птолемеев. Сочинения Галена – это восторженный гимн «творцу» или «всеблагой природе». Буквально на каждой странице его трудов можно найти слова о «бесконечной благости» творца Вселенной, о его «невообразимой мудрости» и «всемогуществе».

В вопросах сотворения мира, а главное – в оценке совершенства деяний творца мнения Галена и столпов христианской религии полностью совпадают. Сравним его высказывания с мыслями Августина Аврелия, одного из основоположников теологии, жившего на рубеже IV и V веков, которого католическая церковь причислила к лику святых, а православная нарекла блаженными. Августин считал окружающий мир созданием всесильного и всеблагого творца, подчеркивая, что явления и законы природы показывают все бесконечное величие и красоту его замысла.

Церковь не преминула отметить общность мнения видного представителя науки и богословов и не обошла своим благосклонным вниманием пропаганду Галеном «мирового духа». Она присвоила Галену титул божественнейшего и канонизировала его учение, на тысячелетие оградив от любой, самой малейшей критики выдвинутые им научные идеи, от попыток дать им материалистическую трактовку.

Взяв на вооружение научное наследие Галена, церковь известным образом трансформировала его, чтобы добиться полного соответствия анатомо-физиологических представлений ученого и догм христианской религии. Если подойти к оценке работ Галена объективно, то станет совершенно очевидно, что многие его положения имели явно материалистический характер. Возьмем хотя бы вопрос о природе души, или пневмы.

Само представление о пневме в трудах Галена выглядело вполне материалистически, но чрезвычайно наивно и абсолютно не отражало существующей действительности. Он рассматривал эту триединую субстанцию как особую тонкую материю, которая, проходя горнило сердца, а затем печени или мозга, утончается, становится совершеннее и приобретает новые качества.

Церковь же трактовала психическую пневму в смысле «жизненного духа», то есть души, и в соответствии с этим рассматривала ее как нематериальную субстанцию, имеющую к тому же божественное происхождение, а вовсе не вырабатываемую самим организмом. Насколько все это далеко от представлений Галена, видно из его утверждения, что «горение поддерживается тем же, чем и жизнь». Не только в очаге, где пылают дрова, но даже в сердце образуются «сожженные и сажеобразные частицы», которые удаляются из организма через легкие. В этом вопросе он на полторы тысячи лет опередил Лавуазье, открывшего кислород и доказавшего наличие общности между горением и дыханием.

Можно перечислить множество вопросов, по которым Гален расходился с церковью. Остановимся еще на одном примере. Богословским нормам не соответствовали его представления о возможностях творца. Восхищаясь его мудростью и «творческими возможностями», Гален вовсе не считал бога абсолютно всемогущим, как было провозглашено столпами христианской религии. Чтобы не быть голословным, приведу точную цитату из его главного труда, посвященного физиологии.

«Если бы бог захотел в миг создать из камня человека, ему бы это было невозможно. И вот в этом-то и разница между мнением Моисея и нашим, ибо для Моисея достаточно, чтобы бог только захотел устроить материю – и она тотчас же устроена: он верит, что для бога все возможно, даже превращение пепла в лошадь или вола. Мы же не так думаем, а полагаем, что есть вещи, физически невозможные, которых бог не касается, но что между возможными вещами он выбирает наилучшие».

За подобные мысли в период средневековья ученых отправляли на костер. Их, несомненно, нужно было скрыть от верующих, что и было сделано учеными богословами. Трансформация взглядов Галена не потребовала особых усилий со стороны церкви. Гален в силу существовавшего в его эпоху обычая писал научные трактаты на греческом, то есть на своем родном языке. В Европе они стали известны в переводе на латынь, однако были сделаны не с подлинника, а с арабских переводов, которые в свою очередь являлись переводами с сирийского языка. Троекратное переложение с языка на язык, безусловно, не прошло даром. Внесенные многочисленными переводчиками искажения требовали существенной переработки, серьезного редактирования, что и было сделано под углом зрения представлений христианской религии и без особого беспокойства за соответствие подлиннику.

После смерти Галена научная мысль в области анатомии, как, впрочем, и в других областях науки, надолго замерла. Этому в первую очередь способствовало развитие схоластики – особого направления в философии феодального общества, господствовавшего в период средневековья. Ее основной задачей являлось философское обоснование существования бога, а также разработка вопросов сотворения мира, происхождения жизни и человека, то есть настойчивая попытка представить содержание христианской веры в цельном связном виде и в терминах античной философии. Богословы, преподававшие схоластику, считали, что ее главной задачей является приведение человеческого познания в полное соответствие с религией.

Схоластов часто называют книжниками. В наши дни такой эпитет звучит как комплимент. Действительно, научное творчество схоластов связано с изучением книжных текстов, но истинными книжниками, в нашем понимании этого слова, их назвать нельзя. Им разрешалось пользоваться лишь священным писанием, посланиями апостолов и трудами первоучителей церкви из тех, чьи взгляды полностью соответствовали догмам христианской религии. Наконец, схоластам было дозволено использовать некоторые произведения ученых и философов античного мира, но чаще не в подлиннике, а в переложении церковников, опираясь на сделанные ими комментарии, которые по объему часто значительно превышали сам текст подлинника. Это было еще хорошо, так как некоторые «рекомендованные» произведения являлись всего лишь короткими извлечениями из трудов философов древности, не всегда сделанными богословами достаточно добросовестно, или, того хуже, собраниями отдельных цитат, смысл которых, взятых отдельно от остального текста, мог совершенно не соответствовать авторским мыслям.