Балтийская легенда - Котельников Борис Борисович - Страница 4

— Вторую неделю. И хоть в петлю лезь от безделья!

— Почему же комитет не дает вам поручений?

— Вот об этом я и хотел поговорить, — начал Отто. — Может быть, вы меня поймете. Начну по порядку. Девятого декабря прошлого года меня арестовали и выслали в Вологодскую губернию, в город Грязовец. Был я меньшевиком. В ссылке подружился с большевиками. Когда до нас дошли известия о подавлении вооруженного восстания в Москве, среди ссыльных разгорелись жаркие споры. Я, в частности, не был согласен с доводами Плеханова, который писал, что сила пролетариата якобы оказалась недостаточной для победы и потому не нужно было браться за оружие. — Отто сделал глубокую затяжку и продолжал: — Я высказывался в поддержку Ленина. Говорил, что надо дать возможность пролетариату собраться с силами, укрепить связь с крестьянством и готовиться к новому вооруженному восстанию. Возможно, я излишне горячился, кое-кого обидел. Но не в том дело: моя позиция не понравилась товарищам меньшевикам…

— Еще бы! — улыбнулся Оскар.

— Мне удалось бежать из ссылки, и вот я снова в Таллине. Встретили меня здесь хорошо, снабдили паспортом, деньгами, устроили, как видите, на надежной квартире. Но чувствую себя не в своей тарелке. Здешние меньшевики заявили, что в ссылке я стал неисправимым большевиком и еще хуже — террористом. Что, кроме разложения, в организацию ничего не принесу. Ни адресов, ни явок мне не дают. А вы говорите — поручения…

— Выходит, ваши друзья не прочь от вас избавиться?..

— Я и сам пришел к выводу, что мои пути с меньшевиками окончательно разошлись.

Оскар с интересом посмотрел на собеседника. Такая непосредственность, искренность ему нравились.

— Дело для вас, думаю, найдем, — твердо заявил он. — Без обиняков скажу — положение в городе тяжелое. После декабрьских арестов здешний комитет сильно ослаблен. Меньшевики захватили в нем руководящее положение. Но основные ячейки партии, промышленные рабочие идут за большевиками. В этом — главное. Когда я дал понять, что нужно готовиться к вооруженному восстанию, меньшевики охотно уступили мне всю военную работу и даже городскую боевую дружину.

— А разве такая есть? — удивился Отто.

— Есть.

— Но ведь меньшевики против оружия…

— А кто вам сказал, что дружина вооруженная? — усмехнулся Оскар. — В том-то и дело, что дружина не имеет оружия и уж никак не боевая. А терпят ее господа «революционеры» как дань времени, чтобы заработать себе политический капиталец. В общем, эта дружина — дипломатический трюк местных меньшевиков, которые ведут себя куда более гибко, чем, скажем, их единомышленники в столице. Но до городской дружины у меня пока руки не дошли. Давайте завтра вернемся к этому вопросу, а сейчас будем спать.

Сосновый лес, любимое место отдыха ткачей «Балтийской мануфактуры», начинается сразу за кочковатым лугом, поросшим чахлым кустарником. По воскресеньям рабочие с утра отправляются в чащу, неся с собой пироги, одеяла, выпивку — все, без чего немыслим воскресный досуг российского мастерового. До вечера в лесу слышатся веселые голоса, залихватская песня под гармонику, треньканье балалайки, надрывные звуки гитары. Там и здесь звучит русская и эстонская речь.

…Далеко за полдень на лугу появилась одинокая фигура. Человек был в светлой косоворотке и накинутом на плечи темном пиджаке. Внимательный наблюдатель заметил бы, что здешние места он знает плохо, идет не очень уверенно, напряженно всматривается в лес. Вслед за ним показалась компания запоздавших на пикник рабочих. Их было четверо. Один нес кошелку, из которой торчали головки пивных бутылок.

Достигнув леса, человек с пиджаком внакидку остановился и привалился плечом к толстой сосне. Подождав, когда четверо углубятся в заросли, он присоединился к ним. Неподалеку мелькали белые форменки и бескозырки военных моряков. Они привлекли внимание пришедших. Группа матросов с крейсера «Память Азова», о чем говорили трафареты на ленточках бескозырок, с увлечением играла в «орлянку».

— Наше вам, мореплаватели! — приветствовал азовцев человек в косоворотке. — А сухопутных принимаете в игру?

— Смотря кого… — в тон ему ответил один из матросов.

— Так вон, оказывается, кто к нам пожаловал! — воскликнул улыбающийся Лобадин, протягивая подошедшему руку.

Матрос нисколько не сомневался, что это и есть связной из Петербурга. Он сразу не смог вспомнить фамилию прибывшего, но имя помнил точно — Оскар, или, как его любовно называли балтийцы, Ося.

Лобадин познакомился с Оскаром Минесом в кронштадтской военно-партийной организации.

Однажды Лобадин и Колодин были на совещании, в котором участвовали Оскар и приехавший с ним из столицы большевик-эстонец Сырмус. Когда совещание закончилось, все стали расходиться. Лобадин с товарищем покинули помещение одними из первых. Было уже поздно. Моряки быстро шагали пустынными улицами к казарме флотского экипажа. Дул порывистый ветер, под ногами шуршали сухие, подернутые изморозью листья. Миновав несколько кварталов, они вдруг услышали крики и тревожные свистки. Матросы остановились. Послышался топот ног, и из ближайших ворот выбежал человек в распахнутом пальто.

— Ося! — невольно воскликнул Лобадин, узнав Минеса. И мгновенно сообразил: — Давай за угол, а там через пустырь…

Тут же из ворот выбежал незнакомец. Задыхаясь от бега, он едва выдавил:

— Лови его!

Моряки, не сговариваясь, кинулись на человека, повалили его на землю. И вовремя: появился дворник, а по улице спешил военный патруль с офицером.

— Ваше благородие! — молодцевато вытянулся Лобадин перед офицером. — Подозрительную личность схватили, вот из этих ворот от свистков удирал.

Ругаясь, с земли поднялась «подозрительная личность», в которой дворник без труда узнал сотрудника полицейского сыска. Но матросы так натурально разыграли свое «рвение», что не вызвали у офицера подозрения и были отпущены.

— Приехал друзей-морячков проведать, — и Оскар крепко пожал протянутую руку.

— Здесь все свои, комитетчики, — тихо проговорил Лобадин, выразительно посмотрев на спутников Оскара.

— А это мои эстонские друзья, — указал тот на четверых рабочих. — Прошу любить и жаловать.

Вскоре дружинники-эстонцы разошлись в разные стороны, чтобы нести охрану. Матросы, несколько углубившись в лес, сели в кружок. На всякий случай кто-то достал колоду карт, приготовил ее к сдаче.

— Товарищи, — проговорил Лобадин, — к нам на заседание комитета прибыл связной петербургских большевиков Оскар Минес.

Лобадин вопросительно взглянул на Оскара.

— Прежде всего хотелось услышать, что делается у вас, — опередил его Оскар.

Лобадин собрался с мыслями и стал докладывать:

— Директиву, что получили в Кронштадте, мы обсудили на комитете. Людей готовим к вооруженному восстанию. Усилили пропаганду среди матросов. Да вот трудность-то какая: команда на «Памяти Азова» неоднородна. Кроме основного состава, на который можно вполне положиться, имеются ученики класса артиллерийских квартирмейстеров и комендоров. В революционном отношении эта часть команды еще сырая, а учеников-то на корабле почти вдвое больше основного экипажа. Но и среди них есть крепкие ребята.

Нам удалось наладить связь с командами других кораблей отряда, — продолжал Лобадин. — Самые надежные — «Рига» и минный крейсер «Абрек», где также действуют большевистские организации. Выявлены сочувствующие нашему делу на минном крейсере «Воевода» и миноносцах. Но чтобы подготовить к: выступлению весь отряд, нужно, конечно, время.

— Что ж, дела у вас идут неплохо, — заметил Оскар, когда Лобадин кончил. — А что скажете об эсерах?

— Есть они у нас, — нехотя ответил Лобадин.

— Знаю, что есть. Контакт с ними установили?

— Контакт-то установили… Держатся они уж очень обособленно. Ждут своих эмиссаров из Кронштадта, которые будто должны возглавить восстание на крейсере.

— Лишнее болтают, ведут себя неосмотрительно, — добавил Колодин. — Из-за них того и гляди дело провалить можно.