Дикий Порт - Серегин Олег - Страница 34

– Ты чего? – прошептал Майк, сгорбившись над девичьим плечом.

Он не кинулся сразу вслед за Лилен; Майк был шокирован, растерян, испуган, но с самого рождения внешние события касались его сознания только вскользь; перехватить дыхание и стиснуть сердце когтями могло лишь чувство, родившееся в самом Майке. Вдохновение, ярость, любовь.

Проще говоря, Макферсон отличался изрядной толстокожестью.

Удивительно, как быстро Лилен поверила в самое худшее. Он подумал, что сам на ее месте сначала попытался бы разбудить, прощупать пульс, проверить зрачки на реакцию… у местера Вольфа, конечно, потому что на местре Вольф биопластик, а он не считает нужным отделяться от кожи еще спустя три часа после смерти.

Но Лилен рухнула разом в самую черную уверенность. Майк не знал, почему. Не знал, отчего так сразу и безоговорочно поверил. Что с этим делать, тоже не знал; он оказывался хорошим психологом там, где речь шла о достоверности актерской игры и теоретических выкладках, но за пределами игр был беспомощен.

Мучила неловкость. Майк очень любил Лилен, но не мог разделить ее чувства и не мог отстраниться, оставив с ними наедине. Он уважал старших Вольфов с тех пор, как впервые о них услышал, и успел проникнуться к ним симпатией – но родителями они приходились Лилен.

Человеческая смерть вообще не вызывала у Майка сильных эмоций. Таким уж он уродился: у него отняли одни дары, чтобы заменить другими.

Лилен сидела на земле. Волосы закрывали лицо, падали на сложенные руки, и Майк ненавидел себя за то, что даже сейчас видит кадр.

– Ты чего? – повторил он и, не находя других слов, спросил: – Что значит – Нитокрис?

– Сам увидишь, – бесстрастно ответила Лилен. И вдруг заорала, – она должна была знать! Она не могла не знать! Это она допустила!

Майк обнял девушку – торопливо, бережно, словно нервного зверька, и Лилен чуть не отшвырнула его, резко вскочив. Обернулась в сторону пляжа.

– Проснулась, – яростно прошипела она. – Куда она смотрела?!

Майк моргал. Мало не видеть, он даже ничего не слышал.

Нитокрис, если и приближалась, то приближалась бесшумно.

– Ну ладно, – почти спокойно сказала Лилен. – Час так час. – И, косо глянув на спутника, пояснила, – они спали. Проснулись, и теперь она кормит мелюзгу. Это для нее важнее.

– Нитокрис – Великая Мать? – трепеща, осмелился переспросить Майк.

– Где ты этой ерунды нахватался? – буркнула Лилен. – Самка и самка. Старая. А вот где Малыш? Он-то где был? Где Малыш?!

«Откуда ты знаешь, что делает Великая Мать?» – прыгнуло Майку на язык, но он, давясь любопытством, проглотил вопрос.

– А где он обычно бывает?

– Бегает, – неопределенно повела рукой девушка.

– Он мог далеко убежать?

– Только за кем-то.

– А ты не можешь его почувствовать? Как экстрим-оператор?

– Я же не мама!

– А следов нет?

– Мы их затоптали.

– Ну что ж, – со вздохом сказал Майк. – Остается поступить глупо. – И завопил во всю глотку: – Малыш!!

Лилен подпрыгнула.

Она услышала. Проклятый Майк, сообразивший поступить глупо. «Я просто одурела», – ревниво подумала Лилен, точно кто-то уличал ее в тупоумии.

Малыш звал. Уже давно. Звал хоть кого-нибудь, умоляя, жалуясь, плача – инстинкт гласил, что на этот зов, разъяренная, явится мать рода во главе своих мужей и детей; но единственная принцесса этого дракона никогда не могла защитить его, а теперь не могла и утешить…

Лилен зачарованно побрела к нему.

В дом.

В залу, где с вечера сидел Дитрих Вольф, где сох ковер, на который Янина выронила полную чашку чая, а дисплей мерцал фотографиями цветов и скал.

Майк шагнул следом, неловкий, сопящий и ничтожный. Лилен спиной чувствовала, что режиссер думает, и думает не просто так – анализирует, собирает детали в паззл, решает задачу; она одновременно была благодарна ему за это и ненавидела его. В глубине души казалось противоестественным искать решение: его надо было почуять. Она чуяла – горлом, диафрагмой, маткой – но решить не могла.

Потом она увидела нукту.

Малыш вышел, постоял, глядя на нее, и пошатнулся. Майку невдомек, а Лилен не могла не заметить этого.

Ей вдруг стало так страшно, что потянуло лечь наземь и сжаться, обнять колени, в позе эмбриона… эмбриона-без-утробы, рыхлого комочка, которому можно только умереть. Совсем, ужасно одна, в комнате, где лежат два мертвых человека, и эти тела когда-то были ее родителями, и даже Малыш, неуязвимый, невероятно опасный боец, идет и плачет по-своему, тихо, Майку ни за что не услышать, а у нее болит голова от этого плача…

Нет-нет-нет. Ну пожалуйста.

Лилен открыла глаза.

– Надо вызвать полицию, – сказал Майк.

Дальнейшее проходило мимо нее. Майк отвел ее в прихожую, усадил на стул, сказав, что все сделает сам. Позвонил в Джеймсон, в полицейский участок. Побежал по соседским домам. Вернулся. Ушел снова, деловитый, быстро соображающий, уверенный. Лилен отрешенно думала, что только Майк, для которого кино было жизнью, а жизнь – кино, мог спокойно заниматься чем-то рядом с двумя… двумя бывшими живыми людьми…

Он забыл закрыть дверь в залу. Лилен боялась повернуть голову. Увидеть.

– Ребята?

«Тетя Анжела».

Та вошла, оглядываясь с озадаченным видом. Лилен смотрела тупо, сложив руки на коленях, как кукла.

– Что случилось?

– Тетя Анжела, – вырвалось невольно. – А ты не умерла?

Уже начинало казаться, что на всем свете остались только она и Майк. Лилен не видела, какими глазами уставилась на нее Анжела.

– Вы тут вопили… – наконец, выговорила та заготовленную фразу.

– Ну да, – сказала Лилен. – Мама умерла. Папа тоже. Малыш лежит и дохнет. Майк думает. Нитокрис обещала прийти. Я уже совсем не знаю.

Анжела долго молчала. Потом опустилась на корточки и заглянула ей в лицо.

– Лили, – сказала она, – с тобой все в порядке?

Лилен хихикнула.

– Что значит – умерли?

– А что это еще может значить?

– Оба?

Лилен молчала.

– Одновременно?

– Откуда я знаю…

В дверном проеме обнаружился Майк.

– Местра Мариненко, – бодро начал он, и Анжела приложила палец к губам.