Когда стреляет мишень - Серегин Михаил Георгиевич - Страница 32

Эти шрамы остались после взрыва, прозвучавшего в этом аэропорту два месяца назад.

На этой же самой взлетной полосе.

Многое из того, что случилось за эти два месяца, не отложилось в памяти Владимира Свиридова – а это был именно он.

И теперь вместо полноценной картины его жизни на протяжении последних двух месяцев (это можно назвать скорее полубессознательным существованием) в его голове крутилась какая-то разрозненная пестрая мозаика из смутных воспоминаний, обрывков фраз, калейдоскопа склонившихся над ним полуразмытых лиц, на которых застыло слепое, жестокое недоумение – словно вследствие того обстоятельства, что он, Свиридов, все еще жив.

...Когда он открыл глаза, то никак не мог понять, где он и что вообще могло произойти, что он, Влад Свиридов, валяется на кровати, чувствуя в себе сил не больше, чем в разбитом параличом дряхлом старике.

– Где я? – с третьей попытки удалось выдавить ему.

– Там же, где и я.

Он повернул голову на подушке и вгляделся в зависшее над ним спокойное широкое лицо совершенно без признаков растительности, непринужденно переходящее в абсолютно лысый же череп.

– Как самочувствие, герой? – добродушно спросил лысый. По всей видимости, это был врач.

– Где я? – повторил Влад.

– Трудно сказать, – словоохотливо откликнулся лысый. – До того, как ты задал этот вопрос, ты был в коме. Теперь, очевидно, в сознании. А вообще ты, конечно, в клинике.

– В каком городе?

– А, вот ты о чем? А какая тебе разница? Что Россия, что Австралия – тебе пока все едино. Вот встанешь на ноги, тогда и посмотрим, где ты.

– Что с Аней? – пробормотал Влад.

– С Аней?

– Да... молодой женщиной, которая... она была со мной... когда меня...

– Вот уж не знаю, что за Аня и что с ней такое, – искренне ответил лысый. – Тебя привезли сюда без всяких Ань, зато с такими огнестрельными ранениями, что я думал – кранты тебе. Правда, от таких лекарств, которыми тут тебя пичкали, и мертвый встанет. А ты, брат, конечно, крепкий парень – всего неделю провалялся. Если то, что я краем уха о тебе слышал, правда, через месяц так поправишься, что будешь в одиночку штурмовать Грозный.

– Грозный? – пролепетал Свиридов.

– Да это я так... фигурально. Ладно, отдыхай... террорист.

...Следующий обрывок воспоминания связан с визитом в палату, где лежал уже довольно хорошо чувствующий себя Свиридов, какого-то средних лет усатого мужчины с острым ястребиным носом и холодно поблескивающими светло-серыми глазами. Это лицо показалось Владу смутно знакомым, и тут же перед глазами выплыла короткая беззвучная вспышка, еще недавно так гибельно сплющившая и завертевшая его, Свиридова, как в роторе турбины.

...Да, этот усатый, с острым хищным носом и почти неуловимо косящими глазами – это он, подполковник Книгин. Это он устроил взрыв в салоне самолета, приведший к таким гибельным последствиям.

...Каким же последствиям?

И что с Аней?

– Как самочувствие? – спросил Книгин.

– Хреново, – коротко ответил Влад. – Болит все. Хотя обезболивающее, судя по всему, мне тут колют лошадиными дозами.

– Есть претензии к медикам? – с нажимом спросил человек с ястребиным носом.

– Ужасные, – отозвался Свиридов и приподнялся на подушке. – Ни одной приличной медсестры. В смысле приличной как женщина. А медбраты меня не устраивают – в детстве мне сделали прививку от педерастии.

– Шутить изволите? – невозмутимо сказал подполковник и сел на стул рядом с кроватью Владимира.

– А что мне еще остается? – усмехнулся Свиридов. – Где нахожусь – не знаю, зачем меня лечат, вместо того чтобы пристрелить как собаку или отправить в нормальный вонючий СИЗО – тоже не пойму. На тюремную больницу явно не похоже... разве что на австралийскую больницу, а не на отечественную. Может, хоть вы скажете, где я нахожусь? И где Анна Михайловна?

– Меня зовут Игорь Анатольевич, – представился усатый. – Подполковник Книгин... вы должны помнить меня по аэропорту.

– Да уж помню, – буркнул Влад.

– У меня к вам есть очень важный как для вас, так и для нас разговор.

– Для кого это – для нас? – переспросил Влад. – ФСБ... или все-таки как?

– Да нет, – ответил тот, – ближе. Я вовсе не ФСБ. Просто исполнял функции ФСБ, благо получил предписание из Москвы. Вообще я работаю в резидентуре по здешнему региону. Океания, знаете ли.

– А-а-а... – протянул Свиридов. – Понятно.

– Ваше старое ведомство, Владимир Антонович. ГРУ. В котором, если мне не изменяет память, вы состояли с восемьдесят восьмого по девяносто третий годы. Вплоть до расформирования спецотдела «Капелла».

– И зачем же я понадобился родной разведке, кроме как не для того, чтобы пустить в расход как киллера и злостного, чуть ли не международного террориста?

– Все не так однозначно, Владимир Антонович, – сказал усатый. – Такими специалистами, как вы, не разбрасываются. Хотя для специалиста вы слишком много говорите.

– Обычно я говорю куда меньше, – не замедлил отпарировать Влад, – но сейчас, судя по всему, я отхожу от наркоза... вероятно, меня чинили после взрыва. То-то у меня дико болит лицо и шея. А если вы когда-нибудь кайфовали после операции, когда вас медленно отпускают зверские дозы разнокалиберных морфинов, то должны знать, что в этом состоянии язык – что помело. Да... кстати! Откуда вообще взялся этот взрыв? Не иначе это вы оставили взрывное устройство?

– Совершенно верно, – ответил Книгин. – Я очень удивился тому, что вы не заметили, как я оставил баночку из-под «пепси» с вмонтированнной в нее израильской пластиковой взрывчаткой. Вам меньше надо общаться с расстроенными дамами вроде вашей Ани. Такой специалист, как вы, не должен размениваться на их умиротворение в такой важный момент.

– Все понятно. Я совершенно не учел, что вам все равно, какая цена заплачена за вашу спасительную провокацию. Взрыв произошел по вине террориста, и дело с концом. Специалист... вообще... откуда вам знать, какой я специалист? – повел головой Свиридов. – Наш отдел был засекречен, в живых остались единицы из тех, кто там работал или просто знал о нем, да и работали мы автономно...

– Не надо думать, что со смертью бывшего руководителя «Капеллы» полковника Платонова исчез последний источник информации об этом отделе, – мягко прервал его Игорь Анатольевич. – Мы располагаем вашим досье, Владимир Антонович, и в нем содержится более чем подробная информация о вашей деятельности за последние годы.

– И последние пять? – насмешливо осведомился Влад.

– Кое-что есть.

Свиридов прикрыл веками глаза, в которых возникла тяжелая давящая боль: вероятно, они еще не привыкли к дневному свету. Потом слабо пошевелился и сказал:

– Мне не о чем с вами разговаривать. Прежде чем вы не сообщите мне, где я и что сейчас с Аней... с Анной Михайловной... я ни о чем с вами говорить не собираюсь.

– Не надо так горячиться, Владимир Антонович, – вкрадчиво проговорил разведчик. – Вы находитесь в мельбурнской частной клинике, принадлежащей сотруднику нашего ведомства. Австралийские власти выдали вас России, и номинально вы уже репатриированы в Москву. В виде трупа. Так что, можно сказать, вас уже нет. Равно как нет и Анны Михайловны, вашей спутницы.

Свиридов открыл глаза, и пепельно-серые пятна смертельной бледности проступили на его и без того изжелта-бледном лице, а четкий болезненно-восковой профиль еще больше заострился.

– Она... вы... она умерла?

– Я же сказал, что ее нет точно так же, как нет вас. И вы можете с честью выпутаться из всей этой скверной истории и сохранить жизнь себе и ей.

Несмотря на то что резкая боль в груди мгновенно пронизала все тело, Влад приподнялся на одном локте и глянул прямо в лицо своему загадочному собеседнику, который с довольно-таки неприятной усмешкой уперся в него холодными, металлически поблескивающими маленькими глазами.

– Вы меня что... шантажируете? – проговорил он. – Прикончить сразу было так сложно?

– По всей видимости, вы еще не готовы для этого разговора, – сухо констатировал разведчик. – Хорошо... увидимся через неделю. Я думаю, ваше состояние существенно улучшится и мы сможем повести деловую, конструктивную, как любят выражаться наши дражайшие политики, беседу.