Когда стреляет мишень - Серегин Михаил Георгиевич - Страница 18

– Что за господин?

– Эрудированный такой... эстет, понимаешь ли. Он мне все классику цитировал да латинские пословицы приводил. Кстати, к месту. И знаешь что... – Фокин наклонился к Владимиру и негромко проговорил: – Есть у меня подозрения, что это именно он рекомендовал меня в службу безопасности Коваленко.

– То есть это именно он знает тебя по работе в «Капелле», – закончил Свиридов. – А если он знает тебя, то и я ему, без сомнения, хорошо известен. И наоборот.

– Про тебя он не упоминал, но у меня почему-то создалось впечатление, что ты ему хорошо известен. Особенно когда он говорил про то, что в случае моего отказа по отработке Рябинина он будет вынужден найти другого человек, который, к несчастью... он так и сказал: к несчастью... убьет и Коваленко, и Аню. Того требует неумолимый идол – бизнес и государство, – сказал он.

– Как ловко твой работодатель воссоединил в одной фразе два малосовместимых понятия, – саркастически усмехнулся Владимир.

– Он привел мне ряд причин, по которым мне не стоит отказываться от работы, которую к тому же хорошо оплатят. Я подумал, что ничто не мешает мне сделать то, за что этот ублюдок из ФСБ, или откуда он там, предлагает такие деньги. И согласился.

– А какая сумма, если не секрет?

– Пятьдесят тысяч долларов.

Свиридов присвистнул.

– А еще говорят, что у государства нет денег, – сказал он. – Вероятно, я тоже согласился бы на такое предложение. Пятьдесят тысяч... это очень недурно.

– Тем более что я не получил всей суммы полностью, – сказал Афанасий, – только половину. Двадцать пять тысяч. И они у меня с собой. Мой заказчик то ли решил, что я слишком опасен для него, то ли подумал, что нет смысла платить такую сумму. Он послал контркиллера, чтобы тот разделался со мной сразу же, как я уберу Рабиновича.

– А, капитана Теплакова?

– Его, родимого. Он был одним из тех троих, что пришел в трансойловский офис тогда ночью. Возможно, он и принес с собой взрывчатку. Теплаков выскочил из квартиры в тот момент, когда я разбирал винтовку. Правда, ему не очень повезло... я оказался ему не по зубам, несмотря на то что он, безусловно, человек подготовленный и компетентный.

– А откуда в квартире появилась та женщина?

– Вероятно, капитан совмещал приятное с полезным... потому как эта мымра была пьяна просто-таки мертвецки... она узнала меня и радостно полезла совокупляться, наверно, тут же забыв, что в квартире наличествует еще и Теплаков.

– Так ты с ней знаком?

– Относительно. Теплаков сам меня с ней познакомил... можно сказать, что подложил в постель. Как ее... то ли Катя, то ли Лариса.

– И чего же ты тогда, зная, что тебе надо срочно сваливать...

– А я тоже люблю совмещать приятное с полезным, – перебил Свиридова Афанасий. – А если серьезно – я услышал, что кто-то находится за дверью, и подумал, что неплохо было бы сыграть роль любящего мужа. А под подушкой у меня был пистолет, и, когда ты купился...

– А, ты видел мое отражение в зеркале трельяжа? – улыбнулся Владимир. – Вернее, мой силуэт. Я-то подумал, что ты слишком увлечен процессом, чтобы примечать такую мелочь, как наличие в доме третьего – в смысле живого – лица. Оказалось, я ошибся. Кстати, а как ты ушел из этой квартиры?

– С лоджии по стальному тросику, катушка которого находилась у меня в пряжке ремня. Зацепился крюком фиксатора за решетку и сбежал по стене... Помнишь, как Весельчак в «Гостье из будущего»? – улыбнулся Фокин. – «Капелловское» снаряжение, чего тебе объяснять...

– А та баба, которая была с Теплаковым... она не припомнит, что ты был в квартире?

– Не припомнит. Я ей немного приложил на память... для ума, не повредит, как говорится. Хорошо, что она вот сейчас хотя бы имя свое вспомнит.

– То ли Катя, то ли Лариса, – засмеялся Свиридов. – Ладно, с этим разобрались. Что будем делать дальше? Боюсь, что тебе находиться в Москве больше нельзя, потому как... сам понимаешь, этот эфэсбэшник может тебя достать, и тогда нам обоим не поздоровится. Ты же убрал его человека, и он это наверняка знает и сообщит кому следует, и тогда тайна смерти Рябинина станет, мягко говоря, секретом Полишинеля.

– Что-что? – переспросил Фокин. – Чьим секретом, Вовка?

– Это так называют секрет, который всем известен, – пояснил Владимир. – Полишинель – это такое комическое лицо средневекового французского театра... нечто вроде русского Петрушки. Ты на него, кстати, изрядно смахиваешь.

– М-м-м, – Фокин почесал лоб, а потом сокрушенно признался: – Честно говоря, о том, что делать дальше, я имею ровно столько же понятия, как об этом твоем дурацком Полишинеле. Башка трещит. Раньше никогда не болела. Ничего толком сообразить пока не удается. Старею, наверно.

– Ладно, будет видно. Но тебе, Афоня, – Свиридов покачал головой, – тебе надо в самом скором времени покинуть Москву. А лучше и Россию. Деньги у тебя есть, так что езжай-ка ты, братец, проветрись.

– А ты?

– А что я? – пожал плечами Свиридов.

– Ты же сам говорил, что в этом деле мы с тобой повязаны. Что тот важный ублюдок, который знает меня по «Капелле», может знать и тебя. И ведь могут вычислить, что во всем этом деле ты покрывал мои грешки, так что могут и притянуть к ответу. А ответ за все это сам знаешь – завизируют тебе росчерком во лбу поездку на кладбище. – Фокин покачал головой. – Так что не валяй дурака... поехали со мной. Тем более что у тебя через два дня день рождения. Отметим его где-нибудь на Лазурном берегу... Чем плохо?

– А если что, и останемся там навсегда, – тихо сказал Владимир и криво усмехнулся одними уголками губ, вспомнив вчерашние пьяные слова Ани, которые удивительным образом перекликались с сегодняшними предложениями Фокина: «Уедем... навсегда. А Сергею я потом напишу... все объясню...»

– Ты что? – спросил Фокин и посмотрел на задумавшегося друга. – Что с тобой, Вован?

– Ничего, – ответил Свиридов. – Но ты прав. Мы не можем больше находиться здесь. Надо сказать, это достижение: пробыть в Москве всего лишь двое суток и уже умудриться нажить себе геморрой в виде необходимости срочно отсюда сваливать в любом направлении, за исключением востока: Колыма открыта, но нам туда не надо.

– И за исключением севера, – добавил Фокин, – что нам там делать, на полюсе-то? Разве что моржей да тюленей хреном глушить.

– А на юге я знаю только Афган да Чечню, – жестко добавил Свиридов. – Так что сам понимаешь, как тесен для нас мир, особенно если хорошо выпить и не употреблять при этом кокаина или галлюциногенов.

– Скажешь тоже, – обиженно протянул выпивоха-ортодокс Фокин, который не признавал никаких иных способов отравления организма, кроме алкоголя. – Еще не хватало жабать всякую дурь.

– Ладно, я ведь на работе, – спохватился Свиридов, – и ты, кстати, тоже. Андрея Васильевича Чечеткина на твое место, насколько я знаю, еще никто не утверждал, так что...

– А что, это он сейчас начальник службы безопасности? – усмехнулся Фокин. – Значит, я вчера обидел своего временного преемника?

– Ну и что? Ничего с ним не случилось, я сам доволок его до клуба и там сдал на поруки его же ребятам. Вероятно, они быстро привели его в чувство, потому что, насколько я знаю, в больницу его отправлять не стали. Вероятно, очухался.

– Или окочурился, – мрачно выговорил Фокин, – я же его в полную силу ударил, мог и череп проломить. Ему повезло, что я его хорошо знаю и в принципе держу за неплохого парня. Был бы чужой, не знаю... убил бы и не успел бы об этом пожалеть.

В дверь постучали.

– Войдите, – повысил голос Свиридов.

– Анна Михайловна просит вас зайти к ней, – просунув голову в приоткрытую дверь, сообщила горничная. Та самая, что накануне пыталась успокоить едва не впавшую в истерику Аню. – И вас, Афанасий Сергеевич. Она узнала, что вы нашлись, и хочет вас видеть.

– М-м-м, – пробормотал Фокин, видевший эту почтенную даму впервые в своей короткой тридцатичетырехлетней жизни. – А откуда эта старая мымра меня знает, а, Вован?