Заговор против Ольги - Серба Андрей Иванович - Страница 15

Сотник повернулся к спутникам, вытянул в сторону девы руку.

— Догнать и взять живой.

Строй викингов сразу рассыпался, часть всадников во весь опор помчалась к перешейку, чтобы перехватить беглянку. Каждый их них знал: следующим после сотника обладателем славянки будет тот, кто ее схватит.

Сотник не расслышал ни звука спущенных тетив, ни шелеста летящих стрел. Он оторвал жадный взгляд от девы уже после того, как вокруг раздались крики боли, хрипы умирающих, ржание потерявших седоков коней. Сразу забыв о славянке, он завертел головой по сторонам. По всей поляне виднелись тела убитых викингов, несколько раненых, ища спасения от стрел, ползали в траве, стараясь забраться в нее поглубже. Оставшиеся в живых варяги, побросав лошадей и подбадривая себя громкими боевыми криками, сбегали к противоположной перешейку стороне поляны.

А на перешейке, только что безлюдном, готовились к бою появившиеся из камышей и болотного кустарника враги. Перекрывая всю ширину перешейка, строились в несколько шеренг русские копьеносцы, растягивались за ними в линию лучники. И прежде чем стрела вонзилась сотнику в горло, он узнал командовавшего русами военачальника — это был киевский тысяцкий Микула.

22

Рыцарь Шварц, как и обещал ярлу Эрику, прибыл к Черному болоту ночью. Его отряд был невелик: сам рыцарь, десяток верных слуг-телохранителей и проводник из местных куршей. Перед въездом на перешеек, за которым начиналась облюбованная для встречи поляна, курш придержал коня.

— Нужное место там, — указал он в темноту. — Но я не вижу трех костров, которые должны были зажечь поджидающие нас варяги. Неужто они задержались в пути?

— Возможно, мы просто не видим огней, — сказал рыцарь. — Скачи на поляну и все узнай.

Проводник исчез на перешейке, а маленький отряд съехал с дороги в лес и укрылся в тени деревьев. Некоторое время в лесу и над болотом стояла тишина. Внезапно в уши Шварца ворвались громкое ржание и дробный стук копыт бешено скачущей лошади, и на дорогу вынесся проводник. На всем скаку он осадил коня и в поисках спутников начал озираться по сторонам.

— Сюда, — негромко скомандовал рыцарь, предпочитая не выезжать на освещенную луной дорогу.

Подъехавший проводник удивил его. Дрожащий, с испуганным лицом, он непроизвольно косился в сторону, откуда прискакал.

— Ты видел варягов? — прозвучал вопрос Шварца.

— Они там, где и должны быть, — торопливо ответил курш. — Но…

Рыцарь уже не слушал его. Пришпорив коня, он снова выбрался на дорогу и поскакал к поляне. Засвистел в ушах ветер, слева и справа быстро замелькали камыши, стиснувшие с боков перешеек. Еще немного, и вскоре он увидит варяжские сигнальные костры, у которых его ждут отдых и сытная еда.

Вдруг конь остановился как вкопанный, и всадник с трудом удержался в седле. Рука Шварца, готовая обрушить на круп скакуна удар ременной плети, замерла в воздухе. До поляны оставалось всего несколько шагов, она лежала перед рыцарем как на ладони. И в месте, где дорога выбегала на поляну, Шварц увидел в мертвенном сиянии луны два ряда застывших на земле викингов. Они лежали ровными полными шеренгами, голова к голове, плечо к плечу, как обычно располагались в бою. Все в полном воинском облачении, левая часть груди прикрыта щитом, возле правой руки покоится оружие: меч, секира или копье. Могло показаться, что они лишь прилегли отдохнуть.

Могло… Но уж слишком вольно играл ветер выбивавшимися из-под шлемов волосами, и никто из викингов не поправлял их. И лунный свет не отражался, а потухал в их застывших, уставившихся в одну точку зрачках. Лица лежавших были искажены предсмертной судорогой, кожа на них утратила матовый живой блеск. Варяги были мертвы: одни пронзены стрелами, другие изрублены мечами или проткнуты копьями. Измятые вражескими ударами доспехи, иссеченные шлемы, залитая кровью одежда. Перед рядами мертвецов было глубоко воткнуто в землю копье. Прислонившись к нему спиной, впереди шеренг неживого воинства сидел убитый варяжский сотник. На его коленях лежал щит, ладонь правой руки касалась рукояти обнаженного меча, а в левой, сжатой в кулак, виднелся пергаментный свиток.

Осенив себя крестным знамением и наскоро прочитав молитву, рыцарь соскочил с коня. Быстро подошел к сотнику, рванул из его пальцев пергамент. Развернул свиток, поднес к глазам. «Тевтон, — прочитал он в лунном свете, — мы пришли на Русскую землю гостями, но стали ее врагами. И ты собственными глазами видишь нашу печальную участь. Прежде чем самому стать недругом Руси, еще раз взгляни на нас. И если тебе дорога жизнь, будь благоразумен».

Рыцарь, словно повинуясь воле начертавшего эти строки, оторвал глаза от пергамента, снова бросил взгляд на сидевшего перед ним мертвого сотника, на ряды безмолвно лежавших за ним викингов. И почувствовал, как в душу вползает страх. Вдруг это не ветер свистит на болоте среди метелок камыша, а неизвестные лучники натягивают тетивы тугих луков? А как огромна его спина, и как беззащитна она от копья, которое в любой миг может вылететь из густой травы, которой так заросла поляна! И если это вовсе не порывы ветра шевелят ветви ближайших к нему деревьев, а руки врагов, что готовятся спрыгнуть сверху с мечами в руках? Выругавшись, Шварц отшвырнул в сторону свиток, подбежал к коню. Долго ловил непослушной ногой стремя, вскочил в седло.

— Домой! — крикнул он спутникам. — И да будут прокляты ярл и эта встреча с ним!

23

Тихо переговариваясь, великая княгиня и священник Григорий прогуливались по лесу. Рядом, то обгоняя, то поджидая слугу-дружинника, бежал сын Ольги — княжич Святослав. Вот он подскочил к высокому дубу, что рос на пересечении двух тропинок, остановился в раздумье, по какой двигаться. Тотчас из кустов, видневшихся в полусотне шагов слева, со свистом вылетела стрела, впилась в ствол дерева на расстоянии ладони от головы ребенка. Двумя стремительными прыжками слуга Святослава достиг дуба, закрыл собой княжича, выхватил из ножен меч. Еще трое дружинников, шедших позади Ольги и священника, укрылись за щитами и с копьями в руках бросились к кустам, откуда вылетела стрела. Там уже никого не было. На дне глубокого извилистого оврага, который начинался сразу за ними, валялись брошенные кем-то лук и колчан со стрелами.

Побледневшая Ольга подбежала к Святославу, схватила его на руки и поспешила к своему шатру…

— Что скажешь теперь, дочь моя? — спросил Григорий, когда они остались с Ольгой в шатре наедине.

— Ты был прав, святой отец, кто-то действительно желает мне зла. Но чего добиваются эти люди?

— Они мечтают занять твое место, великая княгиня. Вот почему ты и Святослав должны исчезнуть. Эти люди всеми силами и способами стремятся к собственной цели, а ты медлишь защитить себя и сына от их козней. Смотри, ты можешь опоздать в борьбе с недругами.

— Святой отец, раньше я опасалась лишь за себя, теперь страшусь и за сына. Ты должен понимать, что такое для матери ее единственный ребенок. Как могу бороться с врагами, если они в любую минуту могут отнять у меня самое дорогое — жизнь сына? Скажи, что на моем месте сделал бы ты? Дай совет.

Глаза священника радостно блеснули. Наконец-то он дождался своего! Пришло время, когда Ольга, охваченная страхом и снедаемая подозрительностью к окружающим, сама обратилась к нему за помощью. Вот тот долгожданный миг, когда он вложит в ее смятенную душу свою волю.

— Да, дочь моя, смерть грозит не только тебе, по и сыну. И дабы успешно бороться с врагами, следует быть спокойной за его судьбу. Я знаю лишь один способ спасти княжича, но этот способ потребует от тебя истинно материнской мудрости и мужской твердости характера.

Григорий смолк, выжидающе уставился на Ольгу.

— Продолжай, святой отец, — проговорила та.

— Твоему сыну надобно находиться там, куда не дотянутся кровожадные лапы язычников, твоих и его врагов. Константинопольский патриарх — твой брат по вере, император Нового Рима — твой друг и союзник. Разве по договорам, заключенным с Византией князем Олегом и твоим мужем, Русь и империя не должны помогать друг другу, приходить один другому в тяжелую годину на помощь? Те договоры действуют и поныне, ни ты, ни император не отказались от них.