Взрыв на рассвете - Серба Андрей Иванович - Страница 3

Хватаясь руками за ветви орешника, которым густо заросли склоны дамбы, капитан спустился на дорогу, быстрым шагом пошел назад, к трем грузовикам, возле которых суетились солдаты, сгружая с них саперное имущество. Высокий подтянутый старший лейтенант в полевой форме четко доложил, что группа разминирования готова приступить к работе.

Прищурив от солнца глаза, капитан внимательно посмотрел на двух стоящих перед ним офицеров: рапортовавшего старшего лейтенанта и совсем еще молоденького лейтенанта. Непосредственно на разминирование, или,как они говорили, на «живое дело», с ним пойдет кто-то один, другой будет обеспечивать техническую и хозяйственную сторону работ. Конечно, у старшего лейтенанта более солидный опыт, но… всего лишь неделя, как он вернулся из отпуска. А это в их деле значит многое. Как говорится, руки давно за «инструмент не брались»…

— Лейтенант, готовьте группу разминирования, — тоном, не терпящим возражений, приказал он. — Инструктировать буду я лично. А вы, старший лейтенант, займитесь оцеплением.

Райвоенком не первый раз встречался с директором школы и давно привык к его манере разговора: неторопливой, обстоятельной. Но сейчас, когда на территории района шло сложное разминирование и дорога каждая минута, директорская медлительность раздражала его.

— Армейскому командованию стало известно, что фашисты создали в Белоруссии ряд узлов минных заграждений. Чаще всего это делалось в лесах, болотах, на труднопроходимых участках местности. Там, где, разрушив коммуникации, можно было на сравнительно длительное время приостановить и задержать продвижение наших войск. Один из таких узлов заграждений, по данным войсковой разведки, создавался и в зоне действий нашего партизанского отряда. И однажды в наш штаб пришла с Большой земли радиограмма. Нам приказывалось обнаружить и разведать создавшийся узел заграждения, а затем, приняв у себя армейскую десантную группу, помочь ей уничтожить узел.

Голос директора звучал тихо, спокойно, речь лилась медленно, плавно, и военком еле сдерживался, чтобы не поторопить его.

— Я был начальником разведки отряда, и выполнение этого задания было поручено мне. Определив несколько наиболее подходящих для узлов заграждений мест, я отправил к ним две разведгруппы. Все выбранные мной участки находились на единственной во всей округе шоссейной дороге, охраняемой немцами как зеница ока. Места, куда я послал разведчиков, были наиболее важными или уязвимыми и охранялись немцами с удвоенным вниманием. Хлопцы шли в самое пекло. Случилось так, что одна группа погибла целиком, а из второй вернулось два человека. Сведения они принесли неутешительные: узел они не обнаружили. Но, по данным нашей местной агентуры, в северном районе дамб производились какие-то земляные работы, причем только немцами, без привлечения военнопленных или местного населения. Сам район дамб усиленно охранялся, при попытке проверить полученные от агентуры сведения очередная группа и наткнулась на засаду, из которой едва вырвалась.

А на следующее утро немцы начали операцию по прочесыванию нашей партизанской зоны. Против отряда был брошен кадровый полк. Немцев было вчетверо больше, и по приказу командования бригады мы стали отступать в болота. Ночью на наши костры была сброшена группа десантников, которым мы согласно полученному приказу должны были помочь уничтожить узел заграждения.

Директор замолчал, провел рукой по подбородку. Казалось, что сейчас он со своими мыслями находится где-то там, в далеком прошлом.

— Группой командовал молоденький лейтенант, с ним было шестеро солдат. Задание у них было одно — к моменту выхода наших войск к дороге парализовать узел заграждения и не дать этим затормозить бросок наших танков к Минску. А место узла заграждения, расположение основных его зарядов, план скрытых подходов к ним должны были предоставить группе мы, разведка нашего отряда. Должны, но не смогли этого сделать…

— Каковы были планы лейтенанта, куда он ушел? — быстро спросил военком.

— Не помню, — виновато улыбнулся директор. — Впрочем, вот еще что: лейтенант попросил у меня проводника, знающего окрестные болота. Такого человека я ему дал.

— Кто он? Жив сейчас или нет?

— Кто знает. Наверное, нет. Был он из местных и, останься в живых, обязательно вернулся бы сюда. В отряде его звали Студентом: до войны он учился в консерватории. А сюда, в свое родное село, приехал на каникулы. У него было что-то не в ладах с легкими, он вечно кашлял, и мы держали его при штабе. Помню еще, он неплохо говорил по-немецки и вел у нас все допросы. Вот его-то я и дал лейтенанту в проводники.

— О группе лейтенанта больше ничего не слышали?

— Ничего. Правда, был один случай. Наши части сразу ушли на запад за немцами, а меня назначили комендантом района. Милиции еще не было, и мои хлопцы сами добивали в лесах немцев, полицаев и всю прочую нечисть. И однажды ко мне доставили неизвестного. Он был ранен,без сознания,одет так, что его можно было принять за кого угодно: за нашего и за немца, за полицая и власовца. И кто-то из моих хлопцев сказал, что раненый похож на одного из тех солдат, что были с лейтенантом. Лично у меня такой уверенности не было, и поэтому, отправив его в госпиталь, я на всякий случай сообщил о нем в «Смерш». Кем был этот человек на самом деле и какова его дальнейшая судьба, мне неизвестно.

— И последний вопрос. Не могли бы вы помочь нам установить фамилии участников заброшенной к вам разведгруппы? Возможно, кто-то из них жив и сможет рассказать об интересующей нас операции.

— Помогу с удовольствием. После войны я писал что-то вроде воспоминаний для нашей областной газеты. Напечатать не напечатал, но сохранил. Фамилий тех солдат и лейтенанта я, естественно, не знаю, но, располагая данными о времени и цели их заброски, вы по своим каналам можете легко их установить.

Машина легко и бесшумно неслась по асфальтированной автостраде. Откинувшись на спинку сиденья и полузакрыв глаза, генерал целиком ушел в свои мысли. Еще вчера вечером у него были совершенно другие планы…

Телефон зазвонил поздно ночью, но генерал привык к подобным звонкам.

— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант…

И дальше последовал разговор, порядком удививший даже его, которого было трудно чем удивить. Какой-то неизвестный ему майор из штаба округа на западе нашей страны сообщал: у них обнаружен немецкий узел минных заграждений времен войны, и сейчас идет его разминирование. Но саперам неизвестны ни план узла, ни система его подрыва. Не обнаружен и пункт управления узлом. И поскольку это тот самый узел заграждения, который в 1944 году должен был вывести из строя он, теперь генерал, а тогда лейтенант, руководство района и командование округа просят его прибыть к месту разминирования для ускорения работ. Ибо, если тридцать лет назад его группе удалось парализовать этот узел, его знания помогут в разминировании и сейчас.

У генерала уже вертелся на языке отказ: ведь он не только не имел прямого отношения к выводу из строя этого узла, но до сегодняшней ночи вообще не верил в реальность его существования. Однако последние слова далекого собеседника заставили его изменить решение.

— Товарищ генерал, мы потревожили не только вас. Мы пригласили еще одного участника вашей тогдашней группы.

Генерал почувствовал, как защемило сердце.

— Это кого? — спросил он.

— Лейтенанта запаса Вовка, — спокойно прозвучал ответ.

— Вовка? Неужели…

— Так точно, товарищ генерал, ваш бывший старшина жив. И завтра будет у нас в районе…

— Хорошо, ждите и меня. До встречи, товарищ майор.

Опустив трубку на рычаг, он еще некоторое время, задумавшись, стоял у аппарата. Вовк, старшина Вовк, так ты, оказывается, жив? Ты, которого я знал всего одну неделю и который остался в моей памяти на всю жизнь…

…Он принимал свой первый в жизни взвод утром. Ярко светило солнце, тихо шумел в кронах деревьев ветерок, пахло свежей травой, от бегущего рядом ручья несло прохладой. В ладно подогнанном офицерском обмундировании, с туго перетянутой ремнем талией, в ярко начищенных сапогах он медленно шел вдоль строя своих первых подчиненных. На фронт он пошел добровольцем, за плечами было полгода боев в полковой разведке, ранение, курсы лейтенантов. И вот уже он офицер и принимал свой первый взвод, причем не какой-нибудь пехотный, а взвод десантников-разведчиков.