Бабочка - Шарьер Анри - Страница 14

Потом я постараюсь рассказать об этом пире «не для туристов».

Итак, Жюло сбежал. А мы — я, Деге, и Фернандез — все еще ждем. Время от времени я украдкой проверяю решетки на окнах. Это настоящие рельсы, и с ними ничего не поделаешь. Остается дверь. Днем и ночью возле нее караулят три вооруженных надзирателя. После побега Жюло охрана усилилась, а врач стал менее приветлив.

Шатель появляется дважды в день — сделать инъекцию и смерить температуру. Проходит еще неделя, и я плачу 2000 франков. Деге говорит о чем угодно, но не о побеге. Вчера он заметил мой скальпель и сказал:

— Он все еще у тебя? Для чего ты его держишь?

Я ответил сердито:

— Чтобы спасти, если надо, твою и мою шкуру.

Фернандез не испанец, а аргентинец. Он хороший человек, настоящий искатель приключений, но и на него произвела впечатление болтовня старого Кароры. Однажды я подслушал его разговор с Деге:

— На островах, наверно, намного здоровее, не так жарко. Здесь запросто можно схватить дизентерию в уборной.

Каждый день из палаты выносят одного или двоих умерших от дизентерии. Странно, но все умирают после обеда или ужина. Никогда утром. Почему? Загадка природы.

Сегодня ночью я поспорил с Деге. Я сказал ему, что по ночам, входя в палату, араб иногда проявляет неосторожность, помогая тяжелобольным. Можно напасть на него и воспользоваться его одеждой (мы спим в одних рубашках и сандалиях). Одетый как араб, я без проблем выйду, вырву винтовку из рук одного из охранников, обезоружу остальных, втолкну их в палату и запру за ними дверь. Потом попытаемся спрыгнуть со стены больницы, выходящей на Марони и поплыть по течению. Что будет потом, посмотрим. У нас много денег, и мы сможем купить лодку и еду. Оба моих приятеля энергично противятся этому плану и даже критикуют его. Я чувствую, что у них душа в пятки ушла, и очень разочарован. Время идет. Мы здесь уже без двух дней три недели. В нашем распоряжении осталось десять-пятнадцать дней. Сегодняшнюю дату следует запомнить: 21 ноября 1933 года. В палате появился Жан Кложе, человек, которого пытались убить у парикмахера в Сен-Мартине. Его глаза закрыты, полны гноя, он почти слеп. Шатель уходит, и я приближаюсь к Кложе. Он быстро говорит мне, что остальных заключенных отправили на острова пятнадцать дней назад, а о нем забыли. Три дня назад его предупредил один из писарей, и он положил в глаза касторовые зерна. Глаза начали гноиться, и он попал сюда. Он говорит, что готов пойти на все, даже на убийство, лишь бы выбраться отсюда. У него три тысячи франков.

Я обрисовываю ему свой план побега. Он находит план хорошим, но считает, что для большей неожиданности нам следует выйти вдвоем и даже, если можно, втроем. Открутим ножки кроватей, каждый возьмет по ножке и нападем. По его словам, они не поверят в то, что мы будем стрелять, даже если у нас в руках будет ружье, и позовут на помощь надзирателей блока, из которого сбежал Жюло.

ТЕТРАДЬ ТРЕТЬЯ. ПЕРВЫЙ ПОБЕГ

Побег из больницы

Сегодня ночью мне удалось поговорить с Деге, а потом и с Фернандезом. Деге сказал, что не верит в мой план и готов заплатить сколько угодно, чтобы аннулировать домашний арест. Он спрашивает в записке к Сьерро, можно ли это сделать. В своем ответе Сьерро написал, что сделать это сейчас, когда вышел приказ из Парижа, невозможно. При этом он добавил: «Если вы не хотите оставаться в больнице, можете покинуть ее назавтра после отплытия на остров парохода «Мана».

В течение восьми дней до отплытия на острова мы будем находиться в камере, и это, возможно, даст более удобный шанс для побега, чем больничная палата, в которой мы застряли. В той же записке Сьерро спрашивал, не прислать ли ко мне бывшего заключенного, который может приготовить для нас лодку и все, что требуется для побега. Это тулузец по имени Иисус, который два года назад подготовил побег доктора Бугре. Чтобы встретиться с ним, мне надо пойти в рентгеновский кабинет, в центральный блок больницы, и сделать снимок. Туда можно попасть с фальшивым направлением. Сьерро посоветовал мне вынуть перед посещением рентгеновского кабинета патрон — врач может его обнаружить, если направит аппарат ниже легких. Я посылаю Сьерро записку с просьбой направить Иисуса на рентген и договориться с Шателем, чтобы послали и меня. Встреча назначается на послезавтра, на 9 часов утра.

Назавтра Деге и Фернандез попросили выписки из больницы. «Мана» отплыла утром. Они надеются бежать из камер. Я желаю им успеха, но не меняю своего плана.

Виделся с Иисусом. Это бывший заключенный, сухой, как сардина; на его загорелом лице два ужасных рубца. Глаза полны гноя. Грязное лицо и нехороший взгляд.

Я ему не доверяю, и будущее покажет, что не без оснований. Мы разговариваем очень быстро:

— Я могу приготовить лодку на четверых, максимум — на пять человек. Бочку воды, питание, кофе и табак. Три индейских весла, пустые мешки из-под муки, нитки и иголки, чтобы могли сами сшить парус; компас, топор, пять литров тафии (гвианский ром) — и это все за 2500 франков. Луна исчезнет через три дня. Начиная с четвертого дня, если хочешь, буду ждать тебя в лодке каждую ночь, с 11 вечера до 3 часов утра, в течение восьми дней. Как только луна наполнится на четверть, перестану ждать. Лодка будет находиться прямо за углом больницы.

Я ему не доверяю, но соглашаюсь.

— А деньги? — спрашивает Иисус.

— Перешлю их тебе с Сьерро.

Мы расходимся, не пожав друг другу руки.

Не блестящая сделка.

Шатель отправляется к Сьерро с 2500 франками. Я сказал себе: «Я рискую этими деньгами. Дай Бог, чтобы он не истратил их на тафию!»

Кложе сияет. Он верит в себя, в меня и в план. Однако его беспокоит, что сторож-араб не каждую ночь входит в палату, И кроме того, кто будет третьим? Есть тут корсиканец из «парней» по имени Биаджи. Он здесь с 1929 года и находится под пристальным наблюдением, так как сидит за убийство. Мы с Кложе спорим, стоит ли с ним говорить и когда. Во время спора к нам подходит восемнадцатилетний парень, похожий на девушку. Это Матурет, приговоренный к смерти за убийство водителя такси и помилованный по возрасту: ему тогда было семнадцать лет. Их было двое мальчишек, и вместо того, чтобы сваливать в суде вину друг на друга, каждый заявил, что убийца — он. Но водитель умер от одной пули. Заключенные симпатизировали обоим парням за их поведение в суде.

Матурет подходит к нам и каким-то женским голосом просит огня. Мы даем ему прикурить, а я еще даю ему в придачу четыре сигареты и коробок спичек. Он благодарит меня с зазывающей улыбкой. Мы отходим.

Вдруг Кложе говорит мне:

— Пэпи, мы спасены. Араб зайдет сюда, когда мы этого захотим, и он будет у нас в кармане.

— Каким образом?

— Очень просто: поговорим с Матуретом и попросим его завлечь араба. Ты ведь знаешь, арабы очень любят молодых парней. Потом нетрудно будет заманить его сюда в нужный момент.

— Позволь мне уладить это.

Я подхожу к Матурету, и он встречает меня ласкающей улыбкой. Он думает, что раздразнил меня. Я говорю ему:

— Ты ошибаешься, пойдем в уборную.

Он идет в уборную, и там я приступаю к делу:

— Если кому-нибудь расскажешь, о чем мы говорили, считай, что тебя уже нет в живых. Ты хочешь сделать то-то и то-то за деньги? А может быть, присоединишься к нам?

— Я хочу пойти с вами.

Мы пожимаем друг другу руки.

В восемь часов вечера Кложе сидит у окна. Он не звал араба. Тот пришел сам, и теперь они тихо беседуют. Мы ложимся спать в девять часов, но не смыкаем глаз. Араб входит в палату, делает два круга и обнаруживает мертвеца. Он стучит в дверь, и через некоторое время появляются двое с носилками и уносят мертвого. Этот мертвец в дальнейшем даст возможность арабу прогуливаться в любой час ночи. По нашему совету Матурет назначает арабу свидание на 11 часов вечера следующего дня. Сторож приходит точно в назначенное время, сразу направляется к кровати Матурета, тянет его за ногу, чтобы разбудить, и идет в направлении уборной. Матурет следует за ним. Через четверть часа сторож выходит из уборной и направляется к выходу. Матурет, не говоря ни слова, идет к своей кровати. Назавтра повторяется то же самое, но в полночь. Все в порядке. Араб придет в час, назначенный парнем.