Мертвые сраму не имут... - Серба Андрей Иванович - Страница 10

За очередным поворотом дороги показался первый вражеский завал. Нагромождение огромных камней, срубленных вековых деревьев, перед всем этим неглубокий, однако широкий ров. По гребню завала виднелись каски скрывшихся за них легионеров, блестели их оружие и доспехи. Лучи солнца отражались от ярко начищенных медных труб, торчавших в нескольких местах укрепления. Это были специальные устройства для метания «греческого огня» — горючей смеси, применяемой византийцами в военных целях. Сейчас эти трубы-сифоны были сняты с повозок, на которых обычно перевозились, и установлены в завале против наступавших славян. Склоны обступивших дорогу гор были густо усеяны византийскими лучниками и пращниками, уже вступившими в перестрелку с болгарами.

Воевода Святополк сделал шаг в сторону, пропуская живой таран мимо себя. Византийские стрелы и камни из пращей, попадая в русские щиты и латные сапоги, ломались либо разлетались вдребезги. Точно так же не причиняли вреда атакующим и стрелы, летевшие сверху. Они попросту застревали в толстых мокрых шкурах, не пробивая их насквозь, а камни пращников скатывались по шкурам вниз. И железная колонна, не замедляя ни на миг своего размеренного движения, продолжала неуклонно надвигаться на завал.

Тогда из медных труб-сифонов, направленных на русский клин, полыхнули длинные смрадные языки пламени. Оно ударило в щиты, растеклось по ним вниз и вширь, взлетело ослепительными снопами верх. Яркие червленые щиты вмиг потускнели, съежились и задымились моментально высохшие шкуры. В воздухе резко запахло каленым железом, тлеющим деревом, горелым мясом.

Едва поток пламени иссяк, живой таран словно взорвался изнутри. Шкуры полетели на землю, передние ряды русичей, выставив вперед копья, рванулись на завал. Дружинники из задних шеренг, вооруженные короткими метательными копьями-сулицами, рассыпались во все стороны и, еще на бегу наметив цель на завале, принялись метать свое оружие. Густой, шелестящий в воздухе град сулиц в одно мгновение смел с верха завала все живое, что на нем находилось.

На гребень завала вскочил первый русский дружинник. Нанес удар копьем, и тут ему в бок вонзился византийский дротик. Русич упал, однако на его месте уже стоял другой. Прикрывшись щитом, он с мечом в руке прыгнул в гущу врагов, и тотчас его тело, поднятое на копья, полетело обратно. Но время, выигранное парой смельчаков, принесло плоды. На гребне завала оказалось уже несколько дружинников. Их щиты были сдвинуты вместе, острия копий направлены вниз, а за их спинами карабкались на завал новые русичи. Стена красных щитов по гребню быстро росла, раздавалась вширь, затем с грозным устрашающим криком обрушилась вниз…

Воевода Святополк вложил меч в ножны, снял с головы шлем. Вытер вспотевший лоб, посмотрел на Всеслава.

— Пятый завал за плечами. И это за неполные двое суток.

— Впереди еще три, — заметил подошедший к ним болгарский воевода Струмен. — Да на самом перевале двадцать сотен ромеев с камнеметами, самострелами, «греческим огнем». Так что сбросить их оттуда будет не так просто.

— Знаю обо всем, — ответил Святополк, — поэтому хочу поручить тебе одно важное дело. Выбери из своей дружины пять сотен лучших воинов, которым горы, что дом родной. Верные нам люди проведут их в тыл ромеям, что засели на перевале.

Когда мы пойдем по дороге на ромеев в лоб, ты с отрядом ударишь им в спину.

— Добро, брат, — склонил голову в знак согласия высокий чернобородый Струмен.

— Сейчас отдыхай, выступишь в дорогу вечером. Мы после обеда возьмем приступом еще один завал, оставшимися двумя займемся завтра. Если ничего не помешает, по самому перевалу мои дружины ударят следующей ночью. Главное, Струмен, не опоздай ты.

— Не тревожься, брат…

В сумерках длинная цепочка болгарских воинов во главе со Струменом двинулась по ущелью в горы. Две фигуры в темных плащах, спрятавшись за большим камнем, внимательно провожали их глазами. Едва последний дружинник скрылся в темноте, одна из фигур шепотом заговорила:

— Иди, крадучись, за ними, таким способом скрытно минуешь славянские сторожевые дозоры. Встретив первого имперского солдата, требуй, дабы тебя немедленно привели к ближайшему центуриону. Покажешь ему полученный от меня восковой отпечаток перстня, и центурион доставит тебя к начальнику всех ромеев на перевале. Лишь ему ты вправе передать мое послание. Все понятно?

— Да, господин.

— Ступай и помни, что на перевале тебя ждет щедрая награда.

Осенив себя крестным знамением, одна из темных фигур бесшумно скользнула из-за камня.

Лежа на вершине скалы, воевода Струмен напряженно всматривался в картину кипевшего внизу на перевале ночного боя. Он видел багряные струи пускаемого в славян «греческого огня», наблюдал стремительный полет огненных стрел византийских самострелов. Порой ему казалось, что он слышит даже хлопки и скрежет неприятельских метательных машин, лязг оружия и крики сражавшихся людей.

Наконец над перевалом взлетели к небу три горящие стрелы, следом за ними еще две. Это был условный сигнал, которого так ждал воевода, и Струмена смело со скалы словно ветром. Спустившись к ее подножию, он поднял прислоненный к валуну щит, вытащил из ножен меч.

— Друга! — обратился Струмен к вопрошающе смотрящим на него сотникам своего отряда. — Наши братья штурмуют перевал, однако ромеи крепко оседлали его. Настал наш час. За мной!

Он первым шагнул вверх по едва заметной тропе, бегущей сбоку от скалы. Дружинники, прежде сидевшие или лежавшие на земле, бесшумно поднимались на ноги, молча двигались за воеводой. Тропа, по которой направился Струмен, должна была вывести его отряд позади ромеев, занявших перевал и перерезавших дорогу, которую сейчас штурмовали в лоб дружинники Святополка. Двое разведчиков Струмена уже побывали днем на перевале, выбрав к нему самый короткий и безопасный путь. Ступая впереди воеводы, они вели болгарский отряд в тыл врага.

Обогнув подножие скалы, тропа принялась петлять вдоль русла быстрого горного ручья. Прежде чем вывести отряд на перевал, тропа должна была минуть высокий утес, темной громадой нависший над ней и ручьем. Разведчики, уже побывавшие в этой теснине днем, смело шагнули под утес и сейчас. За ними последовал Струмен.

Громкий крик сзади заставил его отпрянуть в сторону. Подняв голову, он увидел, что часть утеса, накренившись, падала на тропу, отрезав отряду путь назад. Тотчас склоны безлюдного доселе ущелья ожили. Появившиеся на них легионеры стали засыпать болгар стрелами и дротиками, скатывать на них сверху припасенные заранее валуны и стволы деревьев.

Это была засада, организованная тщательно, умело, со знанием дела выбранная в месте, где болгарский отряд оказался беззащитным. От стрел, дротиков, камней пращников не было спасения, а валуны и древесные стволы, непрерывно катавшиеся по склонам, не давали возможности атаковать противника либо собраться сколь-нибудь значительной группой для оказания организованного сопротивления.

Византийцы, без ущерба для себя выбив наполовину отряд Струмена стрелами и дротиками, ринулись врукопашную. По дну ущелья, на берегах ручья, по склонам гор закипели короткие яростные схватки. Собрав вокруг себя десяток оказавшихся поблизости воинов, рубился с обступившими легионерами воевода Струмен. Укрывшись за щитами, отбиваясь мечами и копьями, его дружинники медленно пятились, шаг за шагом углубляясь в узкую глубокую расщелину, ведущую вбок от теснины, где затухал бой.

Четвертый раз откатывались русичи и болгары от перевала. Именно столько раз шли они вверх по дороге на приступ, однако враг всегда оказывался сильней. И они, нагромоздив в кровавой сече груды своих и чужих тел, вынуждены были отходить снова вниз.

Опустив вдоль тела пробитую стрелой руку, скривив лицо от боли, воевода Владимир ломал голову над происходившим. Только вчера спустившиеся с гор македонцы-пастухи донесли ему, что ромеев на перевале не больше двадцати пяти-тридцати сотен, а устроенный на дороге завал ничем не отличался от тех, которые славяне уже брали до этого приступом по два-три в день.