Мечом раздвину рубежи - Серба Андрей Иванович - Страница 78

— Но как я, великая княгиня, могу говорить о подобных вещах с горожанами или купцами? Кричать на торжище или отправиться на Подол к ремесленникам?

— Это можно сделать по-другому, и я готов помочь тебе. Скажи, ты встречалась когда-либо с христианами?

— Нет. Я знаю, что у вас есть свой храм святого Илии, который велел построить князь Аскольд после принятия вашей веры. Я несколько раз видела и христиан, но они обычно так убоги на вид и настолько отрешены от окружающего мира, что у меня никогда не возникало желания ни подойти к ним, ни заговорить.

— Среди христиан есть разные люди… как и среди вас, язычников. Однако между нами существует и большое отличие, ибо не все христиане могут открыто заявить о своей вере. Среди нас не только те убогие люди, которых ты могла видеть у храма, но и бояре, купцы, военачальники, исповедующие нашу веру втайне. Тебе обязательно нужно искать опору в горожанах и купечестве, и я смогу свести тебя с моими братьями по вере, занимающими не последнее место и в городском ополчении, и среди купечества.

— Кто они? Подобает ли мне, великой княгине, вести с ними беседу по столь важному делу?

— Вначале я познакомлю тебя с двумя людьми: тысяцким городского ополчения и старшиной купцов, торгующих с ляхами и уграми. Ты будешь для них не великой княгиней, готовящейся к борьбе за власть, а возможной умной правительницей, желающей облегчить жизнь киевских христиан. Тебе верю я, убежден, что поверят и они, и тогда вся моя паства окажет тебе помощь. А мы можем многое.

— Я желала бы встретиться с ними как можно быстрей. Великая княгиня вправе знать, как живут ее люди, кем бы они ни были.

— Я увижу их сегодня вечером, ты можешь сделать это завтра. А сейчас вынужден сказать то, что вряд ли тебе понравится, однако для твоего же блага ты должна это знать. Вне сомнения, сотник Вальдс очень красив, молод, не сводит с тебя глаз, но этим он может принести тебе очень много вреда. Нужно ли сие, ежели он для тебя не более чем красивая игрушка?

Нахмурив брови, Ольга недовольно посмотрела на Григория. Услышанное было неприятно уже само по себе, кроме того, это был первый случай, когда Григорий столь откровенно вмешивался в ее личную жизнь. Но есть ли у великой княгини личная жизнь? Ольга знала, что постоянное пребывание подле нее красавца Вальдса не нравится очень многим женщинам из ее окружения, но почему это привлекло внимание мужчины, тем паче христианского жреца? Но Григорий еще ни разу не давал ей пустых советов, значит, и сейчас его слова имеют под собой основание. Говоря откровенно, Ольга догадывается, что он ей скажет, и знает, что Григорий прав. Но как не хочется слышать этого!

— Но кому и чем может помешать красивая игрушка? — спросила Ольга. — И почему владеющий ею должен лишаться ее в угоду кому-то? Даже малое дитя по собственной воле не расстается с красивой игрушкой, особенно если она у него одна.

— Если князь Игорь не возвратится из похода и его воеводы захотят отнять у тебя власть, многие люди зададут вопрос: а не боги ли карают тебя за… за твои отношения с Вальдсом. Откуда простым киевлянам знать, что Вальдс для тебя лишь красивая игрушка, на коей отдыхает твой взгляд, и не более? Это я знаю, что ты живешь рассудком, а не сердцем, но большинство русичей, особенно женщин, будут ставить себя на твое место и судить не за содеянное на самом деле, а за то, что они сами позволили бы себе на твоем месте. А суд их будет строг, ибо у многих отцы, мужья, братья не вернутся из похода, и волхвы станут искать того, кто и чем мог прогневить богов. По вашим законам, павшие на поле брани святы, значит, таковых будут искать среди живых, и, конечно, не между простых горожан, смердов, дружинников. Подумай, как станешь выглядеть ты, великая княгиня, приблизившая к себе чужого мужчину и дарившая ему улыбки, когда твой муж и тысячи его и твоих воинов лили кровь и умирали на далеких каспийских берегах? Много ли людей захочет защитить тебя от воевод, сражавшихся рядом с твоим мужем и их близкими и лишь по воле богов избежавших смерти? Ведь они были защитниками Руси, в то время как ты…

— Ты прав, — перебила Ольга Григория. — Великая княгиня не может позволить себе то, что может простая женщина. Я забыла об этом. Но как хочется хоть изредка ощутить себя женщиной, как все. Как мне ни жаль Вальдса, но ему отныне придется жить со своими воинами, а не на великокняжеском подворье.

— Тебе жаль Вальдса? — удивился Григорий. — За что? За то, что ему не удалось исполнить тайное поручение воеводы Свенельда? Подумай, может ли осмелиться какой-то простой сотник не отходить от великой княгини ни на шаг, улыбаться, дарить ей цветы, ежели в случае ее гнева его не защитит могущественный заступник? Особенно сейчас, когда великий князь в походе и за свое неуважительное поведение чересчур навязчивый сотник может поплатиться жизнью? Это по сговору со Свенельдом Вальдс хотел закружить тебе голову, чтобы или отвлечь от других дел, или вызвать к тебе гнев и неприязнь киевлян, если встанет вопрос, с кем им быть: с тобой или воеводой Свенельдом? Ежели и есть за что жалеть Вальдса, то лишь за уплывшее из его рук вознаграждение, наверняка обещанное ему Свенельдом за надлежащее выполнение своего поручения.

Подобные мысли иногда мелькали и в голове у Ольги, но она тотчас же гнала их прочь, не желая серьезно обдумать их. В присутствии Вальдса она хотела чувствовать себя только женщиной, и никем иным. Даже если поступки Вальдса вызваны не только любовью к ней, зачем прерывать этот прекрасный, сладкий сон, который останется в ее памяти на всю жизнь? Но Григорий прав: сей прекрасный сон может ей дорого обойтись, и тоже на всю жизнь. Так что просыпаться придется, хочется этого или нет.

— Я уже сказала, что удалю Вальдса с великокняжеского подворья, — сухо обронила Ольга. — Теперь он сможет бывать на нем только лишь тогда, когда его покличут.

— Я на твоем месте поступил бы не так, — тихо сказал Григорий. — Злые языки даже наши благие дела могут обратить во вред нам. Поэтому твои недоброжелатели могут придумать любую причину, почему Вальдс ушел из великокняжеского терема, вплоть до позорящей тебя как женщину, ставшую не нужной добившемуся своего сотнику. Ты сама всенародно должна показать, что между тобой и Вальдсом ничего не могло быть предосудительного, ибо ты свято блюдешь честь замужней женщины и память об ушедшем в поход муже-воителе. Лишь в этом случае ты можешь не опасаться дурных слухов и завоевать любовь и уважение киевлян.

— Я тоже хотела бы так поступить, но как это желание осуществить?

— Сия мечта завтра же может быть претворена в жизнь. В полдень на суд ваших языческих волхвов должна предстать женщина, уличенная в измене ушедшему в поход мужу-дружиннику. Я знаю приговоры-засуды таким женщинам — они страшны. Ежели этот приговор женщине-изменнице вынесут не волхвы, а ты, тоже жена мужа-воителя, никто не осмелится даже заикнуться, что ты можешь позволить себе то, за что волей богов обрекла на жестокую смерть эту женщину. Тогда исчезновение Вальдса с великокняжеского подворья будет только лишним подтверждением правоты таких рассуждений. Помимо этого у меня, христианского пастыря, есть еще одна причина просить тебя о таком поступке.

— Какая же?

— Мы, христиане, должны судить людей не по их словам, а по их делам. То, что я скажу о тебе, — это одно, то, что сделаешь ты сама, — совсем другое. Моя паства вправе верить или не верить моим словам о чужом для нее человеке, зато своим глазам и ушам она поверит обязательно. А я хотел бы, чтобы она верила тебе безоговорочно.

— Я буду в полдень на суде и постараюсь заслужить благорасположение горожан и доверие твоей паствы…

Ольга предполагала, что увидеть великую княгиню, впервые решившую самолично вершить суд, пожелают многие, но чтобы людей оказалось столько, она не думала. Полностью был заполнен не только судный майдан и прилегающие к нему улицы, но и ближайшие подворья. Окружившие майдан деревья были так густо усеяны взобравшимися на них детьми, что приходилось удивляться, как они не рухнут под тяжестью их тел. Среди толпы присутствовали не только горожане, работный люд из ремесленных слобод, иноземные и русские гости-купцы, но и смерды из близрасположенных селений. Дюжие великокняжеские гридни, став цепью лицом к громкоголосой бурлящей толпе, с трудом сдерживали ее.