Мечом раздвину рубежи - Серба Андрей Иванович - Страница 40

Но, может, и не нужно ломать голову? Пусть все остается, как прежде, когда три врага-соперника — Русь, Хазария, Византия, — несмотря на множество войн, воздерживались от нанесения один другому смертельного удара? А если воздерживалась только Русь, а ее противники просто не могли этого сделать? А вдруг когда-нибудь смогут? Так ли они будут рассуждать, как некогда Олег, а сейчас Игорь? Да и может ли сохраняться вечно положение, когда три державы-соперницы могут мириться с существованием друг друга, не решившись однажды при благоприятном стечении обстоятельств нанести соседке-врагу роковой для нее удар? Вдруг этот удар будет нанесен именно Хазарией, а ее жертвой окажется Русь? Не падет ли тогда проклятие Неба на его, Игоря, голову, что он сегодня пощадил извечного врага Руси? Сегодня, когда, возможно, судьба последний раз предоставляет случай внукам Перуна избавиться от опасного, принесшего им столько бед соседа?…

Мысли теснились в голове, не давали покоя ни днем, ни ночью, преследовали Игоря наедине и в кругу сподвижников, однако ответа он не имел до сих пор. Но сегодня решение должно быть принято, ибо через несколько часов и воеводы, и все войско должны знать, кем они пришли к Таматархе — друзьями Хазарии или ее врагами.

— Великий князь, смотри! — вывел Игоря из задумчивости голос главного воеводы Асмуса.

Его палец указывал не на приближавшийся берег, а на плясавшую среди волн темную черточку с белым пятном над ней. Присмотревшись, Игорь различил небольшое суденышко с косоугольным парусом, державшее курс навстречу русской флотилии. Ну и зрение у Асмуса — единственным оком видит лучше, чем сгрудившийся за спиной великого князя добрый десяток других военачальников, каждый с парой глаз!

— Это не рыбачья лодка, — сообщил ярл(Ярл — командир (воевода) дружины викингов.) Эрик, командир трех тысяч викингов, с которыми прежде ходил в походы с князем Олегом, а теперь примкнул к Игорю.

— Значит, на корабле люди коменданта Таматархи, — сказал полоцкий князь Лют, друг и дальний родственник Эрика. — А может, и он сам.

— Не на месте душа у хазар, мечется в тревоге, — заметил древлянский воевода Бразд, державшийся особняком от других воевод. Сын племени, постоянно враждующего с полянами и Киевом, участвующий в походе по принуждению, а не по доброй воле, Бразд чувствовал себя чужим среди окружения великого киевского князя. — Не ведают, с чем мы пожаловали, потому торопятся узнать это и поскорее сообщить кагану.

Древлянский воевода ни к кому не обращался, можно было подумать, что он вообще высказал невзначай вслух собственные размышления, но Игорь сразу понял, что слова Бразда адресованы именно ему. Из всех военачальников, сопровождавших Игоря в этом походе, он лучше всех знал Асмуса и Бразда: первого как одного из вернейших и опытнейших воевод Олега, а второго как самого умного и опасного недруга Киева, с которым тому приходилось иметь дело в междоусобицах. Главному воеводе древлян Бразду неоднократно приходилось сражаться против полян и выигрывать у них бои, однако месть Олега всегда обходила его стороной — воинское умение и изобретательность Бразда были незаменимы в походах, когда древлянская дружина входила в состав общерусской рати. Покинь Бразд древлянского князя Мала и принеси клятву-роту на верность Киеву и его великому князю, быть ему в дружине наравне с Асмусом и Свенельдом!

Вот почему Игорь настоял, чтобы ту часть древлянской дружины, которая отправится с ним в поход, возглавлял Бразд: в случае возможной смуты древляне лишались лучшего своего воеводы, а Игорь приобретал опытного военачальника и мудрого советчика. В том, что Бразд проявит в походе именно эти свои качества, Игорь не сомневался: древлянского воеводу заставит это сделать не любовь к Игорю или Киеву, а забота о собственной жизни и стремление сохранить от напрасной гибели воинов-единоплеменников. Внимательно прислушиваться к советам Бразда великий князь собирался еще по одной причине, унаследованной им от Олега: не связанный ни положением при великокняжеском дворе, ни личной дружбой или неприязнью с киевскими воеводами и боярами, Бразд всегда говорил только правду, не опасаясь, будет ли она угодна великому князю и не прибавит ли ему недругов среди княжеского окружения.

— Верно, Бразд, торопятся, — откликнулся на слова древлянина другой варяжский ярл, Олаф. — Я не первый раз в Та-матархе, и всегда хазары ждали, когда прибывшие к крепости явятся к ним с сообщением, что привело их в эти места. Впрочем, на сей раз к ним пожаловал сам великий киевский князь, наверное, поэтому комендант и спешит засвидетельствовать ему свое почтение.

Эрик рассмеялся.

— О чем говоришь, дружище? «Засвидетельствовать свое почтение…» — передразнил он Олафа. — Да комендант, какой-нибудь полудикий хазарин или хорезмиец из ал-арсиев, даже не знает, что это такое! Хазария, тем более ее окраины, вовсе не Новый Рим, где ты привык к словоблудию, чинопочитанию и пресмыкательству перед властью. Клянусь Небом, что это спешит какой-нибудь прыткий торговец, мечтающий сбыть нам зерно или скотину и желающий опередить в своем деле соперников.

— Возможно, ты и прав, — согласился Олаф. — Хазары действительно варвары, дикие и невежественные, от которых вряд ли можно ждать уважения к конунгу(1 Конунг — князь (сканд.)), всей Руси и таким славным полководцам, как воевода Асмус и мы с тобой.

— О том и я тебе толковал. А теперь пораскинь мозгами, что может привести сюда коменданта, если вся Русь и половина Хазарии давно знают, что мы идем походом на Хвалын-ское море? Небось сидит сейчас где-нибудь в тепле и не ведает, каково на ладье в штормовом море. А вот купчишка, дабы не упустить выгоды, способен на все.

Наблюдая за приближающимся суденышком, Игорь прислушивался к разговору ярлов. Вскоре ему предстояло назначить командира всех варяжских дружин, а Эрик и Олаф были ярлами самых многочисленных из них. Но если Эрика Игорь хорошо знал еще по совместным походам с Олегом, то с Олафом он встречался впервые.

Игорю многое не нравилось в Эрике: грубый, необузданный, заносчивый нрав, своеволие и жадность, его тесная дружба со Свенельдом и родство с полоцким князем, потомком варяжских ярлов, всегда косо смотревших на свою зависимость от Киева. Игорю была известна и заветная мечта Эрика, заставлявшая его большую часть времени находиться на Руси — ярл мечтал стать князем какой-либо русской земли, имея перед глазами заманчивый пример князя Олега. Однако он был храбр, искушен в воинском деле, уважаем среди викингов, что заставляло, несмотря на все недостатки Эрика, иметь его лучше союзником, нежели врагом.

Олаф, в противоположность Эрику, был выдержан, хорошо владел при любых обстоятельствах своими чувствами, беспрекословно подчинялся всем приказам великого князя и главного воеводы, под его началом было почти две с половиной тысячи мечей. Но почти вся служба Олафа прошла в Византии, одно время он состоял даже в императорской гвардии и участвовал в дворцовых интригах, а несколько лет назад отказался от веры предков и начал поклоняться богу ромеев Христу. В русском войске он оказался случайно: следуя по Сла-вутичу в Царьград с вновь набранными для императорского войска викингам, в Киеве он был перевербован Свенельдом и Эриком на службу киевскому князю. Хотя Олаф нравился Игорю больше Эрика, у него не было веры человеку, предавшему веру предков и столь легко сменившему одного хозяина на другого. Окончательного вывода Игорь еще не сделал, а поэтому при каждой возможности присматривался и прислушивался к обоим ярлам, сравнивая их между собой.

— Великий князь, я вижу на чужом судне двух богато одетых людей, — сообщил Асмус. — Один в боевом облачении и плаще, а второй, хотя тоже с мечом, в халате и без доспехов. Оба сидят рядом на скамье, значит, человек в халате по своему положению не ниже, чем его спутник-воин. Эти люди не могут быть купцами, наверное, они посланцы коменданта крепости, если не самого кагана.

— По-видимому, это так, — сказал Игорь. — Интересно, что за спешное дело могло заставить их отправиться в открытое море в такую погоду?