Чердачный чорт (сборник рассказов) - Богданов Николай Владимирович - Страница 8

Закусив лепешек, осмотрев весь свой припас, охотники встали на лыжи. Тимошка на свои, широкие и разлатые, а Дима на аккуратненькие свои.

— Палки-то оставь, — сказал Тимошка, — там ими только цепляться.

Ребята тронулись. За селом уж лиловели снега, а над церквушкой торчал, как нестаявшая ледяшка, месяц. По ровной полянке здорово шли Димины лыжи, он на ходу поигрывал ружьецом. За ним, поддерживая на спине старинное, взятое у лесника бухало, не поспевал и корячился на широких лесных лыжах Тимошка. Диму, глядя на него, брал смех.

— Ну, ну, крылышки бы тебе! — кричал он, когда Тимошка, желая за ним поспеть, заплетался, смешно раскрылив шубу.

Вот лес, теперь уж совсем рассвело, и полная заря делала снежную бахрому на деревьях воздушной и розовой. Кругом была торжественная тишина. Затая дыхание, Дима входил в лес. А Тимошка отирал пот и пыхтел, как дома за обедом.

С первых же шагов Дима увидел следы белок, зайцев и лис и еще какие-то, и массу птичьих, но самих обитателей — как не бывало. Снег в лесу был пухлый и глубокий, лыжи его тонули, утыкались в деревья, лезли как на зло в кучи хвороста, и Дима стал разочаровываться.

Кругом лес, лес, овраги, снега и ни одного живого существа. Тимошка шагал по кустам, кувыркался в овраги, залезал на деревья — сам хотел запрыгать белкой, лишь бы доставить гостю удовольствие.

Он совсем упрел. На вопрос Димы, где же первобытная охота, лишь разевал рот и разводил руками.

Когда в своем рвении выпугнуть зверя Тимошка врюхался в ручей, он вдруг услыхал выстрел и отчаянный крик Димы на весь лес:

— Убил, убил!

Тимошка выдрался и через сучки, через ельник понесся к Диме.

— Чего убил, где?

— Да вот, тетерева.

Дима потрясал хохлатой птицей с ярким оранжевым оперением.

— Да это лесная воронка, — смутился Тимошка.

— А где же тетерева-то?

— А вон.

И увидели оба охотника, как вспугнутые выстрелом перелетали с мелколесья в глубь леса длиннохвостые синие тетерева.

— Ах, ты!

— Постой!

Тетерева опустились где-то за оврагом, и двое сторожевых сели на высокие вершины деревьев.

— Только бы подкрасться, — сказал Дима.

— И-и, где, — Тимошка и рукой махнул, — нечто к ним подойдешь теперь.

Но в Диме горел охотничий задор.

И вот началось подкрадывание. Дима и шел и пытался ложиться на лыжи, но проклятые садились глубоко и лезли обязательно на пенек или в куст. Наконец Диме показалось, что можно стрелять.

Тетерев сидел совсем близко, вытягивая на него длинную лиловую шею. Видны были даже красноватые, с белым пушком, мочки его ушей. Дима прицелился и трахнул.

Тетерев поглядел в его сторону и, показалось Диме, покачал укоризненно головой! Дима сделал еще десяток шагов, прицелился верней и снова выстрелил.

Тетерев — ни с места.

— Что такое?

— Да он где, знаешь? За полверсты!

Когда ребята смерили расстояние, то действительно оно было с полверсты: утренний прозрачный воздух обманывал глаз.

Долго еще кружились охотники, разевали рты на перелетающих вдали тетеревов. Тимошка пробовал забегать вперед, пугать их на Диму, но ничего не выходило.

В Драном овраге Тимошка скинул полушубок, — совсем запарился бегаючи, но белок тоже не оказалось.

Когда охотники совсем отчаялись и Дима не знал, как бы ему еще ругнуть Тимошку, чтоб отлегло от сердца, Тимошка вдруг увидел белку. Зверок сидел на невысокой липе и, строя уморительные рожи, что-то грыз.

Тимошка присел и затаился, как пес на стойке, указывая Диме рукой.

— Где, где? — шептал снова загоревшийся задором охотник. Наконец увидел и он.

Раздался выстрел. Зверок махнул пушистым хвостом и исчез. Теперь очередь ругаться настала Тимошке.

— Эх, ты-ы! А еще на меня накинулся, сам-то хорош, по воронам тебе…

Вдруг снова Тимошка заметил белку. И снова Дима промазал. Тимошка захлебывался от удовольствия: можно было всласть отругаться.

— Вот чорт, — оправдывался Дима, — ведь я в прыгающую цель бывало раз сто подряд в стрелковом кружке влеплял.

Через минуту еще отыскалась белка. Промах. Натерпевшийся Тимошка был в большем восторге, чем нежели бы Дима попал.

— Да ты сам-то стрельни.

— Мне нельзя: моя бухала на волков — белок в клочки разрывает!

В четвертый раз белка опять махнула пушистым хвостом, и раздался на весь лес радостный рев молодого охотника: она упала в снег к его ногам. Капелька крови заблестела на ее пушистом розовом носике. Дима прыгал и потрясал белкой, а Тимошка видел новых и новых скачущих по чернолесью.

— Вот она беличья республика!

После первого удачного выстрела наладились и другие, охотники в азарте гонялись за зверками и скоро увешались ими кругом.

— Довольно, — опомнился вдруг Тимошка, — а то всех побьем — на развод не будет, пускай останутся, детей разведут, а то в лесу скучно будет.

— Ладно, — Дима согласился и, довольный, перебирая в руках пушистые, застывающие тельца зверков, повернул лыжи обратно. С крутого овражка, чтоб показать Тимошке форс, он нырнул вниз. Лыжи взвились, как птицы. Тимошка не успел восхититься, как услышал треск и крик. Когда он заглянул в овраг, Дима стоял у торчавших из-под снега пеньков и вытаскивал обломки лыж.

— Как же нам быть?

— Как знаешь, — нахмурился Тимошка, — без лыж выбраться трудненько: с первых же шагов ввалишься по пояс, а до села нам десятка полтора верст.

— Чорт меня возьми! Взял бы я телемарки, те бы не сломались, а эти финки в лесу ни к чему…

— Да, теперь смекай выбираться, а то сумерки подойдут… жуть тогда в лесу…

Ребята сидели и гадали, а солнце уже закатилось за кроны деревьев, и на снег пали тени.

— Вот что, я поскорей пойду, — предложил Тимошка, — а ты жди: вернусь с лесником…

Дима оглянулся на примолкший лес…

— Нет, Тимош, я быстрей хожу, да я и одет легче, дай я пойду, а ты дождись.

«Ты лыжи-то сломал, ты и сиди», хотел ответить Тимошка, но вспомнил, что Дима гость от городских, ну-ка что случись — тогда конфуз всей деревне…

— Ну, иди, — сказал вдруг побледневший Тимошка и добавил: — человек ты нужный, а как я — все мы такие.

— Да что ты, разве что?! Я мигом слетаю!

Дима надел лыжи и заторопился.

— Держи оврагом, а там наш след будет, по нему и валяй, — крикнул вдогонку Тимошка.

Отъехавший Дима вдруг остановился, помялся и подал салют: «Будь готов!» Услыхал Тимошка и ответил ему серьезно и строго: «Всегда готов!»

После ухода Димы Тимошке стало жутко и тоскливо. Молчаливый лес, нависшие снега да пустое небо. Он попытался понемногу пробираться вперед. Но каждый раз рюхал все глубже. Тогда он бросил:

— На дерево что ль залезть? — Залез на дерево. Глядя на заходящее солнце, стал петь, растягивая слова, по-деревенски:

Не пропел он и полчаса, как стал леденеть. Надо идти. А лес внизу мрачнеет, подернутый сумерками, и начинают мерещиться тени.

Сердце Тимошки сжалось, и, стискивая зубы, он слез и опять стал, рюхая, продвигаться вперед. Иногда удавалось стать на сучок, пройти по бревну, по хворосту. Но иногда страшно хотелось лечь прямо в снег и попытаться задремать до прихода людей.

Но Тимошка знал, что это смерть, и крепился. Он радовался, что не оставил Диму: наверняка бы замерз.

«Только бы поскорей вертался, теперь он наохотился, теперь в отряде будем действовать!» — думает Тимошка и пробирается вперед, то рюхая по пояс в снег, то отыскивая сучки и бревнышки. И опять отчаянно хотелось лечь и не двигаться.