Я и Костя, мой старший брат - Масс Анна Владимировна - Страница 5

— Макулатура? — с недоумением переспросила худенькая женщина с добрым, но каким-то поникшим лицом. Она держала за руку черноглазого мальчишку лет трех. — Мама, у нас есть ненужная бумага? Тут пионеры собирают.

Из комнаты вышла пожилая полная дама с решительными, быстрыми движениями.

— Ты еще спрашиваешь! — сказала она сердито. — Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты выкинула все его проклятые журналы! Чтобы дух его выветрился из нашего дома.

— Мама! — с упреком сказала молодая женщина, — Не па-до! При ребенке…

— И пусть! Пусть он забудет об этом легкомысленном типе! — С этими словами дама ушла куда-то в глубь квартиры и вернулась с огромной кипой журналов «Театр». Наверно, года за три, потому что она с трудом донесла эту кипу до лестничной площадки. — Подожди, это еще не все.

Она снова ушла и вернулась с новой пачкой, поменьше.

— Ах, черт!.. — Дама зацепилась за коврик и выронила пачку.

Мы все, кроме молодой женщины, стали собирать рассыпанное. Особенно старался малыш.

Тут были журналы «Театральная жизнь», афиши, сложенные вчетверо, театральные программки-книжечки, какие-то растрепанные тетради, среди всех этих бумаг — костяная трубка для курения, вырезанная в виде собачьей головы. Малыш схватил эту трубку и сунул в рот.

— Сию же минуту выпь изо рта эту гадость! — закричала дама.

Она отняла у малыша трубку. Тот закричал, затопал ногами, но дама сунула мне в руки собранную кипу, а сверху положила трубку.

Я опустила вторую кипу на первую. Дама опять пошла чего-то разыскивать, а я посмотрела на молодую женщину и увидела, что у нее дрожит подбородок и глаза блестят от слез.

— Возьмите трубку, — сказала я. — Нам ведь только бумага нужна.

Она оглянулась, взяла трубку и спрятала в карман халатика.

— А хотите, я и журналы не буду брать? — спросила я тихо.

Мне было ее очень жалко. И того человека, журналы и бумаги которого пойдут в переработку, мне тоже почему-то стало жалко.

Она покачала головой, взяла на руки ребенка, прижалась к нему лицом и ушла в комнату.

— Нет, нет, это не надо! — услышала я ее голос. — Это мое, а не его! Отдай!

— А я не хочу держать у себя в квартире ничего, что даже косвенно о нем напоминает! — отвечал раздраженный голос.

В ответ раздались рыданье и плач ребенка. Я выскользнула из квартиры и захлопнула за собой дверь. Передо мной лежали две толстые пачки, но я не радовалась им. Я бы с удовольствием вернула их обратно, лишь бы не слышать этого плача, от которого у меня у самой к глазам подступили слезы.

Но потом все-таки доволокла журналы до того места, где были сложены остальные пачки. Накопилось изрядно. Можно на этом закончить — и так неизвестно, как я дотащу все до нашего дома. Придется в два или три приема.

Однако оставалось еще несколько необзвоненных дверей. Обзвоню — и на этом семнадцатый этаж можно будет считать исчерпанным.

Из трех квартир мне без лишних слов выдали по пачке старых газет. В четвертой на мой звонок никто не отозвался. Оставалась последняя, в которую я позвонила уже с полным равнодушием, во-первых, потому, что устала, а во-вторых, потому, что пресытилась, как после чересчур сытного обеда.

Дверь открылась.

— У вас есть ненужная… — начала я и остолбенела.

Передо мной стоял Афанасьев из седьмого «А».

В спортивных брюках и вязаном синем свитере он показался мне еще красивее, чем в школьной форме. Я знала, что он нравится многим девчонкам из нашего класса, но мне казалось, что никому он не нравится так сильно, как мне.

Я придумывала целые истории про то, как мы с Юрой Афанасьевым случайно где-нибудь встречаемся, как со мной что-нибудь происходит: я тону или на меня нападают хулиганы, и он меня спасает, а потом мы начинаем дружить. Я сочиняла всякие разговоры и походы, где мы вместе, но ни одна из моих подруг, даже самых лучших, про эти мои мечты не догадывалась.

— Сбор макулатуры? — догадался Афанасьев, — А я всю свою макулатуру еще вчера в школу отнес.

Вот она и состоялась, случайная встреча. А я стою, как дура, и не могу выжать из себя ни одного слова.

— А, ну ладно, — промямлила я наконец.

— Погоди-ка, а ты не из нашей ли школы? — спросил он.

— Из нашей, — робким голосом ответила я. — Из пятого «А».

— Вот я и смотрю, будто личность твоя мне знакома. Много собрала?

— Вон лежит! — Я кивнула в сторону своей добычи.

Афанасьев переступил порог своей квартиры и посмотрел.

— Ничего, — сказал он. — А как ты все это до школы дотащишь?

— Мне не до школы! Мне только до нашего дома, он тут рядом. У нас сбор макулатуры назначен на завтра, а мы, нашим звеном, решили начать сегодня…

— Гениально придумано! — одобрил Афанасьев. — А где остальные, тоже тут?

— Нет, остальные по другим домам пошли. Сейчас уже, наверно, закончили.

— Ну ладно, — сказал Афанасьев. — Пошли, что ли. Подожди, веревку только возьму.

Он скрылся в квартире, а я стояла неподвижно. Не сон ли это? Неужели вот сейчас мы пойдем с ним по улице, и, кто знает, может, как раз и случится то, о чем я мечтала: нападение, драка, Афанасьев спасает меня, и мы с мим — друзья на всю жизнь!

Юра вышел с мотком бечевки и ножницами. Он ловко перетянул пачки крест-накрест, отнес ножницы и моток и вышел уже в куртке.

— Пошли!

Он вызвал лифт, мы втащили туда пачки и поехали вниз. На первом этаже все так же сидела злая тетка. Но Афанасьев сказал ей:

— Здрасте, тетя Паша.

Тетка улыбнулась и сразу из злой превратилась в добрую.

— Здравствуй, Юрик! — сказала она. — Ишь, захомутала тебя пионерочка!

— Это из нашей школы, — ответил Афанасьев.

Я хотела взять самые тяжелые пачки, но Афанасьев сам их взял, а мне оставил полегче. Я пыталась возражать, ведь он не обязан надрываться, и потом, мне хотелось показать ему, какая я выносливая.

— Ладно, шагай! — снисходительно ответил он. — Кому-нибудь другому докажешь.

И мы пошли. Пачки были очень тяжелые, бечевка врезалась в ладони, но я готова была сколько угодно идти, потому что рядом шел Юра. Для полного счастья не хватало только хулиганов.

Расстояние от Юриного дома до нашего показалось мне очень коротким. Мы зашли в наш подъезд и спустились на несколько ступенек. Тут, под лестницей, уже лежали пачки макулатуры. Мы положили рядом и мою бумагу. Если и завтра собрать столько же, звено наше наверняка выйдет на первое место.

— Спасибо! — сказала я.

— На здоровье, — ответил Афанасьев. — Ну пока! Чус!

И он ушел. А я с минуту стояла и глядела ему вслед. А потом меня будто пронзило чувство невероятной радости, и я по- мчалась наверх, перешагивая сразу через три ступеньки. В одну секунду я добралась до четвертого этажа и затрезвонила в дверь.

Одного звонка показалось мне мало, я нажала кнопку еще раз и еще. За дверью послышалась какая-то суета. Папин голос нервно прозвучал из глубины квартиры:

— Где же твой Рахманинов?

Мамины шаги — я их изо всех могу отличить — послышались в передней, но тут же стали удаляться.

— Пододеяльник давай менять! — услышала я ее голос.

Тут я вспомнила, что ведь сегодня Костя ждет в гости какую-то Светлану, которую должен привести его друг Венька. Мой трехкратный звонок он принял за их приход. Меня таком смех разобрал, что пришлось зажать рот ладонью. Вот это я Костю сейчас разыграю!

А по квартире продолжали взволнованно бегать. До меня донесся голос мамы:

— Что же ты меня заранее не предупредил! Я бы хоть убрала квартиру!..

Маме, наверно, казалось, что опа говорит шепотом, но на самом деле она говорила громко — я все слышала. Потом раздались звуки симфонической музыки и мамин приветливый голос:

— Сейчас, сейчас! Одну минуточку!..

Дверь открылась. Мама с торжественным и в то же время любопытным выражением лица стояла на пороге.

— Ах, это ты! — сказала она разочарованно, и вся торжественность сошла с ее лица. — Зачем ты трезвонишь как сумасшедшая? Ты обедала?