Восемь розовых динозавров - Осадчий Олег Мартинович - Страница 6

— Наверное, начальник, — вздохнул Никишка. — Ведь он — начальник…

— Надо рано-рано утром выплывать. Ты проснешься рано?

— Не знаю, — снова вздохнул Никишка. — Я крепко сплю.

— Как же тогда?

— Знаешь, я ночью совсем спать не буду. Не лягу. Ты тоже не спи, а то проспишь. Я к тебе ночью под окно приду, мы переговариваться будем, чтоб не уснуть.

— А ночью тебя из дома отпустят?

— Я через окно убегу.

17

Рано утром мама вывезла Елку в палисадник. Пришли четверо незнакомых мужчин, к воротам подъехала машина, и мужчины начали грузить в кузов вещи из квартиры, в которой жили Елка с мамой. Вещи повезут на станцию, погрузят в вагон и отправят к морю, где живет тетя. А мама с Елкой поедут следом.

Мама суетилась и нервничала. Беспокоилась, как бы не побилась уложенная в ящики посуда. Казалось, она совсем забыла про Елку, которая сидела под акацией и смотрела на Птичий лес, где растут лилии, — если смотреть на них долго, станешь совсем здоровой и красивой, как Золушка.

Когда солнце опустилось за крыши, мама хотела отвезти Елку в комнату, но та не согласилась. Может быть, с минуты на минуту появится Волька. И тогда она скажет ему:

— Я ведь завтра утром уезжаю.

— Смотри, что принес, — скажет Волька и протянет ей цветок из Птичьего леса. — Теперь тебе к морю совсем не надо.

Поздно вечером улица всполошилась: ни свет ни заря исчезли двое мальчишек.

Но Елка знала, что сегодня утром Волька с Никишкой спустили на воду легкий плот. Ей представилось, как они плывут сквозь камыши, прыгают по болотным кочкам, входят в лес — там так таинственно, так хорошо, что им не хочется уходить оттуда, они лежат возле озера, невдалеке чернеет ветхая избушка, смотрит на мальчишек изумленными глазами-оконцами, Волька с Никишкой рвут лилии, а затем входят в избушку. Вот скрипнула дверь, в углу проверещал сверчок, скрип половиц и осторожные шаги… А может, там есть динозавры? Из окна избушки видно, как они выходят на берег, ложатся на песок… И Вольке с Никишкой страшно выходить из избушки. Они ждут, пока не уйдут динозавры, розовые от закатной зари…

Мама отвезла Елку в комнату, и там Елка долго сидела возле окна. Ночь просыпала по небу звезды, на краю поселка заливалась собака. Потом собаке надоело гавкать, а звездам — светить. И Елка поняла: по небу пошли тучи.

Полил дождь.

18

Кто-то большой, черный жутко и жадно чавкал в чахлом камыше. Тяжело, как в кошмаре, дышало болото, и его дыхание густо и тошнотворно пахло прелью, тиной, гнилой водой.

Под ногами зыбилось и урчало, и Вольке казалось, что ступают они по чьему-то огромному и мягкому животу. Вспугнутые шагами, шмыгали и шарахались в камыше чернобрюшки.

— Вольк, не туда нам, — хныкал позади Никишка, дрожа от холода и усталости. И было ему страшно посреди болотного мрака. — Не туда, Вольк! — Что-то липкое, черное и зловонное хватало за ноги и не пускало. — Плот не здесь! Ну вспомни, правее.

Камыш царапал тело, как чьи-то когтистые руки. Нечто аспидное, крылатое промчалось над головой сгустком жути и завопило: «Гу-гу-гу-гу!»

И снова чьи-то руки, цепкие и противные, хватают, хватают, царапают, вперед не пускают.

Громко и однообразно зашелестело — все ближе, ближе… Хлестнул по болоту ветер, а вслед за ним — дождь.

— Не могу дальше, Вольк! Моченьки нет!..

— Иди! Тоже мне, моченьки…

Черный страх шевелился повсюду и летал над головой, выпрыгивал из кустов и показывал голубоватый язык. Разорвалась ночь от синего света — на миг. Бахнуло над болотом — гроза! Снова схватило за ноги и потянуло вниз — причмокивая и всхлипывая. Вниз, в трясину…

— Волька-а!

Вмиг вернулся охрипший от страха голос эхом со всех сторон, будто закричало само болото:

— А-а-а!

Кинулось болото со всех сторон на Никишку — мстить.

— Ма-ма-а!

Загоготала топь.

19

В окно заглядывало солнце, и когда Елка проснулась, открыла глаза, солнце улыбнулось прямо в них, да так ярко и весело, что Елка тут же закрыла глаза ладошками. Казалось, ее разбудила не мама, а это смеющееся солнце, посвежевшее после вчерашнего грозового дождя.

— Вставай, ласточка, ехать нам.

— Ехать?

— Сейчас за нами приедет машина и отвезет на станцию. Давай я помогу тебе собраться и заплету косички.

Мама на минуту вышла в другую комнату.

— Тебе тут на прощанье принесли… Вот, смотри. — В руках у нее было два больших цветка. — Какие красивые!

— Мам, это Волька принес, да?

— Я нашла их на подоконнике.

— Мам, это Волька, Волька! Он принес их из Птичьего леса. Дай их мне, мам, дай я их подержу! Скорей! Ой, какие! Мам, если на них долго смотреть…

— Нам пора ехать.

Мама завернула цветы в газету.

В поезде кто-то сказал, что это обычные болотные лилии. Но Елка знала: они не обычные, они — из Птичьего леса.

Тук-так, тук-так — стучали колеса. Поезд мчал Елку к морю. Она не знала, что в это время Волька и Никишка крепко спят после жуткой ночи.

Никишка заснул со слезами на глазах. Было ему тяжело и досадно. Птичий лес… Наврал про него Ромка с три короба, и бабушка Серафима сказала неправду. Нет там никакого озера, в котором красные рыбки, никакой там избушки нет и никаких розовых динозавров. И высокой травы нет, и нет ни грибов, ни ягод. Ничегошеньки там нет! Голый песок, поросший унылыми и кривыми соснами. Вот и все!..

Волька же спал как убитый. Ему даже не приснился ни один сон — так он смертельно устал. Но, засыпая, он мысленно улыбался, когда вспоминал, как они добирались до Птичьего леса, как потом шли обратно, как застала их на болоте ночь, когда было страшно, как никогда в жизни. И Вольке было приятно оттого, что он победил страх. Вот и Никишку спас от верной смерти, когда тот провалился в топь.

А в Птичьем лесу все же побывал! А вот Ромка там не был!..

Грибное место

Вместе с ночной темнотой пришли тучи. До рассвета гремел гром. И когда тучи ушли, небо сделалось синее-синее. Эта синь отражалась в лужах на деревенской улице. В лужах возились утки и гуси. Сережка шлепал по лужам босиком — во все стороны летели из-под ног теплые, грязные брызги. Он стрелой носился взад и вперед по улице, сердя старика Игнатьича, — тот сидел на завалинке и бубнил:

— Ишь, пострел… Куда только мать с отцом глядят.

А мать и отец уехали рано утром в город. Обещали вернуться к вечеру.

Низко над деревней пролетел двукрылый самолет. Сережка даже разглядел летчика. Самолет скрылся за лесом. И, глядя ему вслед, Сережка помахал рукой. Вот бы полететь на самолете!

Из сарая вышел белый гусь и вразвалочку направился к воротам. А навстречу ему — черный котенок. Гуся увидел — спина колесом, заурчал, на плетень прыгнул. Сережка подумал: котенка бы покормить… Но чем? У самого с утра маковой росинки во рту не было.

Невтерпеж засосало под ложечкой. Сережка пошел на огород, сорвал огурец и чуть-чуть заморил червячка.

— Мальчик!

Во дворе стояла молодая женщина с чемоданом — волосы белые, глаза синей синьки, белое короткое платье, коленка забинтована — наверное, упала и содрала.

— Мальчик, мама дома? — Она улыбнулась. — А папа?

— Они в городе. Они не скоро приедут.

— А как тебя звать?

Сережка назвал себя.

— Ты ходишь в какой класс?

— Я в четвертый уже перешел. А вы… вы зачем к нам? — осмелел Сережка.

— Меня послали сюда. Говорят, у вас комнаты сдаются.

Сережка кивнул. Дом, в котором он живет с матерью и отцом, очень большой. Кухня, горница, две комнаты, и во второй половине — там тоже две пустые комнаты, а ход в них отдельный.