Повесть о фронтовом детстве - Семяновский Феликс Михайлович - Страница 20

Но самыми красивыми были белые и красные розы. Они росли кустами вдоль двух аккуратно подметённых и посыпанных песком дорожек.

Когда мы уходили, Витя предупредил:

– Не забудь ужин отнести старику.

Как я мог забыть? Утром я понёс ему завтрак. Я постучал в дверь. Пан Адам открыл, увидел меня и заулыбался:

– А, вояк, дзень добрый, проше, проше[4] .

В домике была всего одна комната, намного меньше нашей. На глиняном полу стояли горшки с землёй, ящики с рассадой. Пахло зеленью. Я отдал пану Адаму хлеб и консервы.

– Дзенькуе, вояк, бардзо дзенькуе. Ни стеты, ниц немам[5] .

Он медленно оглядел комнату. Чего это он? Мне ничего не нужно. Вдруг лицо его стало лукавым:

– Почекай. Зараз я тебе зробе вьензанку квятов. Презентуй го, кому хцешь[6] .

Букет цветов? А зачем он мне? И кому я буду его дарить? Но я ничего не сказал пану Адаму и кивнул головой. Он вытер о штаны запачканные землёй руки, взял садовый нож, и мы пошли в цветник.

Пан Адам внимательно посмотрел на цветы и задумался. Потом подошёл к кустам роз, срезал большую белую розу, три красных и разместил их пониже белой, вокруг неё. В букет он добавил ещё другие цветы, зелень, перевязал его крепкой тонкой верёвочкой и подал мне:

– Проше пана.

Я осторожно взял букет:

– Спасибо.

И тут я придумал! Я подарю букет Вале. Прямо отсюда пойду на почту. Я положил его на траву, попросил пана Адама:

– Подождите. Сейчас.

Я побежал к себе, надел сумку и вернулся за букетом. Из усадьбы я старался выйти так, чтобы меня никто не заметил.

Чем ближе я подходил к почте, тем всё больше становилось мне не по себе. Я ещё никогда не дарил цветы.

Почтальоны увидели меня и сразу зашумели:

– Вот это разведчик! Мал, да удал!

– Всех, переплюнул!

– Разведчики – они лихачи.

– Теперь ему от девчат почёт и уважение.

– Да что им букет! Для таких девчонок – хоть в болото головой!

Почтальоны совсем не сердились на меня, они просто так шутили. И мне стало веселей.

Я первый вошёл в хату. Валя удивлённо посмотрела на букет:

– Ой, розы! Красота какая! Федя, кому это?

– Тебе.

Она засмеялась счастливым смехом:

– Феденька, спасибо!

Валя долго нюхала цветы и улыбалась:

– А где ты взял цветы?

– У нас там садовник живёт. Пан Адам. У него цветник. Он мне дал.

Я ещё принесу ей цветов. Попрошу пана Адама, и он мне новый букет сделает.

Было воскресенье, и каждый мог делать, что хотел. Когда я вернулся с почты, мы с Витей отправились на пруд стирать обмундирование. Я взял с собой сумку с газетами и журналами, которые оставил для Вити и которые сам хотел почитать. Пруд, обсаженный старыми вербами, был здесь же, в усадьбе. Мы разделись и весело принялись за стирку. Сначала отряхнули гимнастёрку и брюки от пыли, потом намочили их в тёплой воде, густо намылили, вываляли в песке и стали стирать. Выстиранное обмундирование разложили на тёплой траве, искупались и легли загорать. Почему-то загар плохо приставал к Вите. Он был всё такой же белый, как и раньше.

Витя не только грамоте, но и разведке меня учил. Настоящий разведчик должен много знать. У него есть такая наука – слушать. Он ведь больше ночью воюет и должен слышать, за сколько от него фрицы находятся, далеко ли выстрел раздался. Всё это Витя написал мне на листке, чтобы я выучил. И сейчас я достал из сумки листок и стал повторять цифры. Когда хорошенько запомнил, попросил Витю:

– Проверь меня, ладно?

– Проверим. Давай сюда листок, чтобы не подглядывал… Так. Отправился ты в ночную разведку. Залёг и вдруг слышишь: идёт в строю немецкая пехота. Сколько до неё?

– Триста метров, – ответил я сразу.

– Молодец! На каком расстоянии услышишь выстрел винтовки?

– За три километра.

– Автоматную очередь?

– За пять километров.

– Тоже верно. Знаешь.

Я спрятал листок и вытащил газету «Гвардейское знамя». В ней писали о бойцах и командирах нашей дивизии. Я всё искал, не написали ли что-нибудь про разведчиков, но пока ничего не находил. Тогда я вслух стал читать то, что было напечатано на первой странице большими чёрными буквами:

– «Меткими выстрелами ты уничтожил десять и более вражеских солдат и офицеров, и тебя наградят орденом Славы. Огнём своего противотанкового ружья ты вывел из строя два фашистских танка, и тебя наградят орденом Славы. Ты первым ворвался в блиндаж, окоп или дзот и уничтожил его гарнизон, и тебя наградят орденом Славы».

Витя лежал на спине, заложив руки за голову, слушал меня и смотрел в небо.

– Витя, а почему про разведку здесь не написали?

– Обо всём не напишешь.

– А что разведчику нужно сделать, чтобы орден Славы получить?

– По-разному бывает, заранее не угадаешь.

– А сколько «языков» нужно привести?

– Иногда и одному цены нет, а другой раз и от десяти никакого толку. В разведке не только «язык» важен. Собственная голова ещё больше нужна.

Рассказал бы Витя о себе что-нибудь интересное, что с ним в разведке случалось. Но он не расскажет – разведчики не любят хвастать.

Я достал из сумки журнал «Фронтовая иллюстрация». На фотографиях были Герои Советского Союза, бойцы в атаках и в окопах.

И вдруг я увидел мальчишек в военной форме. Они шагали в чёрных гимнастёрках и брюках навыпуск. У них были красные погоны и красные лампасы, чёрно-красные фуражки с твёрдыми козырьками, как у наших офицеров. Такую форму я ещё ни разу не видел. Сверху во всю страницу тянулась надпись: «Суворовцы».

– Витя, кто это?

– Суворовцы и есть. Учатся в Суворовских училищах. Их открыли для ребят, кто без родителей остался. Мы с Петром Иванычем уже говорили, как бы и тебя туда отправить.

– Меня? А что там суворовцы делают?

– Да учатся же.

– И всё?

Вот бы мне такую форму! Если бы можно было сделать так, чтобы и форму суворовцев носить, и от наших никуда не уезжать. Нет, ни за что я не поеду ни в какое Суворовское! Здесь мы и учимся с Витей, и воюем все вместе. А там что?