Повесть о фронтовом детстве - Семяновский Феликс Михайлович - Страница 11

Когда совсем стемнело, разведчики вслед за Витей ушли в бой. Нам с дядей Васей он велел переждать.

Наконец и мы выехали. Проехали мимо повозок штаба, догнали бойцов, которые тоже шли к переднему краю. Те ругали немцев, темноту, грязь и на нас не обращали внимания.

Дядя Вася не торопился, всё придерживал лошадей, иногда даже останавливал их. Он повесил автомат на грудь и всматривался в темноту. Как всегда, искал разведчиков. Я крепко вцепился руками в доску-сиденье и тоже смотрел во все глаза.

Только мы проехали село, как впереди началась частая стрельба. Стреляли и винтовки, и пулемёты, и автоматы. Потом справа, невдалеке, грохнул выстрел пушки. За ним – второй, третий, и пошло. Снаряды огнём светились в темноте. И почему-то летели так медленно, что их можно было сосчитать.

Вдруг послышался пронзительный свист – к нам летел немецкий снаряд. Он грохнул слева, и вспышка ослепила меня. На месте разрыва появился густой дым. Осколки шлёпались в грязь. Рядом разорвалось ещё несколько снарядов. И каждый раз дядя Вася прижимал меня к себе, старался накрыть своим телом.

Стрельба усилилась. Трассирующие пули прошивали темноту. Взлетали белые, красные и зелёные ракеты. Они точно показывали нам, куда ехать.

Мы попали в самый бой. Пушки теперь стреляли даже немного сзади. А автоматы и винтовки совсем близко. Значит, и разведчики где-то недалеко. Но ничего не видно вокруг. Свет ракет до нас не доходил.

И тут один из немецких снарядов попал в хату на пригорке. Вспыхнуло пламя. Повалил густой дым. Пламя росло, искры взлетали высоко в небо. Хата огромным костром заполыхала в ночи.

Пламя осветило другие хаты. Около них мелькали бойцы.

Дядя Вася ещё больше забеспокоился. Он свернул с дороги влево, где потемней. Остановил лошадей, соскочил с повозки и пропал в темноте, точно сквозь землю провалился. Я всмотрелся: мы остановились у оврага.

Появился дядя Вася и осторожно свёл лошадей вниз. Овраг укрыл нас. Дядя Вася ушёл вперёд и скоро вернулся.

– Там не выедем, разворачиваться надо, – сказал он.

– Он провёл лошадей вперёд, развернул их.

А мы вскарабкались с ним наверх и залегли на краю оврага. Дорога была недалеко. По ней, спотыкаясь, хромая, скользя по грязи, уже шли в тыл раненые. Вперёд торопливо проехала санитарная двуколка с крытым верхом.

Вдруг на высоте стрельба стихла. Не слышно ни выстрелов, ни разрывов. Разве бой уже кончился?

От высоты к нам бежали бойцы. Их было много. Очень много. Куда они? Почему бежали назад? Стало страшно.

Они были всё ближе. Уже слышно, как чавкает грязь, лязгает оружие. Мерцали огни фонариков, раздавались злые голоса: «Шире шаг! Не отставать! Подтянись!» Недалеко от нас бойцы повернули влево и исчезли в темноте.

Больше никто не появлялся. Ни наши, ни немцы. А может, бойцы выполняли какое-нибудь задание? И разведчики ни за что от немцев не побегут. Но где они? А если с ними что-нибудь случилось?

И тут на дороге я увидел знакомую фигуру в маскхалате, с автоматом на груди. Это же Яшка! Он шёл, наклонившись вперёд, нёс что-то тяжёлое. На спине горбился вещевой мешок. Яшка обеими руками держался за автомат, точно опирался на него. Почему он шёл с тыла?

– Яшка! – громко позвал дядя Вася.

Яшка поднял голову. Дядя Вася крикнул ещё раз и встал. Яшка, выдирая ноги из грязи, повернул к нам.

– А повозка где? – спросил он.

– Внизу. Ты почему с тыла идёшь? Наши-то где?

– Там, у высотки, залегли. Будь она проклята!

– Целы?

– Уходил – целы были. Не дают фрицы ходу – и всё тут. Только пехота поднимется – косят, как косой. Батя пехоту отвёл, слева ударит. А нам – прямо идти. Кидайте, говорит, больше гранат, огня не жалеть. Чтоб фрицы думали, что все тут. А у нас гранаты кончились. И патронов с гулькин нос. Пётр Иваныч говорит: беги к пехоте… Чтоб без гранат и патронов не возвращался. Патронов дали, а гранат у самих нету. Дядь Вась, давай быстрей!

Яшка с трудом стащил с плеч вещевой мешок с патронами и плюхнул его на землю. Он тяжело дышал, лицо блестело от пота.

Мы с дядей Васей скатились вниз. Гранаты были в ящике под шинелями. Как хорошо, что дядя Вася НЗ приготовил! Он разрыл шинели, вытащил вещевой мешок и одну за другой стал укладывать в него гранаты. Мы выволокли мешок наверх. Яшка одной рукой приподнял свой мешок, другой – наш и сказал, чертыхнувшись:

– Не дойду с двумя. Не осилю!

– Наши-то где? – спросил дядя Вася.

– Там, за последней избой.

– А ежели подъехать?

– Ты что, очумел? Сразу ухлопают.

Они в растерянности замолчали.

– Дядя Вася, я понесу! – закричал я.

– Сиди.

– Донесу, правда! Я быстро! Хорошо всё будет!

– Пусть идёт, – вступился за меня Яшка. – Пока тихо. Отдаст гранаты – вернётся, ничего с ним не станется.

– Ежели мне? – нерешительно спросил дядя Вася.

– А повозка? А кони? На него, что ли, всё оставишь? Нельзя тебе хозяйство бросать!

– Что же делать, иди. И тут же назад! Понял?

Дядя Вася помог Яшке надеть его мешок, повесил мне на спину наш, поправил лямки:

– Не тяжело?

– Нет.

Мы с Яшкой двинулись в путь. Я старался идти за ним след в след. Он часто спотыкался, скользил по грязи.

На дороге блестели лужи. Приходилось шагать по ним, обходить некогда было. Ноги промокли насквозь, ботинки стали тяжёлыми. Я с трудом вытаскивал их из грязи, боялся, что они сползут, придётся идти босиком. Липкий пот покрыл меня с головы до ног. Его капли жгли глаза, щекотали лицо, сбегали по подбородку. Болела спина. Поясницу пекло, как огнём. Одна граната ребром упёрлась в тело и больно давила.

Мы подошли к первой хате. Потерплю до следующей. Дошли до неё. Ещё потерплю. Миновали третью хату. Яшка повернул влево.

– Пётр Иваныч! – крикнул он, задыхаясь.

– Здесь, – ответил знакомый строгий голос.

Свет горящей хаты и сюда доставал. Наши лежали на мокрой земле, а слева от них – бойцы-автоматчики.

Пётр Иваныч повернулся на бок и смотрел на нас.

– Принёс? – спросил он Яшку.

– Принёс. У меня патроны, у Федьки – гранаты.

– А ты откуда взялся?