Дочь Нефертити - Семенова Татьяна П. - Страница 48

– Весело у них тут, – заметил Ваня. – Совсем как в Советском Союзе – там тоже многих из истории вычеркивали. Иначе власть не удержать. Правильно? А эти чего шизуют? Трон у них по наследству передают. Ну ладно, Эхнатон – еретик. Я уже запомнил, А остальных зачем вычеркивать?

– Так ведь следующие после Эхнатона – Сменхкар и Тутанхамон – были детьми этого «преступника из Ахет-Атона», – объяснил Саша.

– Ну, хорошо, – не унимался Ваня. – А визирь Аи, который правил после Тутанхамона? Он же не был сыном Эхнатона?

– Совершенно верно. Но он был дедом Анхесенамон и отцом Нефертити, которая, как ты должен помнить, являлась женой Эхнатона.

– Очуметь! Значит, он стёр память обо всех родственниках еретика, чтобы у будущих поколений не возникало никаких вопросов. Сильно!

– И ему это удалось, – сказала Аня. – Если бы археологи не нашли Ахет-Атон и не раскопали бы захоронение Тутанхамона, так бы все и думали, что после Аменхотепа III правил Хоремхеб.

– Не так, – подправил Ваня. – Если б археологи не раскопали тогда, первооткрывателями стали бы мы с вами сегодня. Разве нет?

– Да, – улыбнулась Аня. – Но кто бы тебе поверил на слово?

– Почему «на слово»? – возмутился Ваня. – Я бы из Сашиной прошлой жизни захватил с собой вещественное доказательство для учёного совета.

– Во, блеск! – рассмеялась Аня. – Мы сюда прибыли за верёвочной лестницей, а ты бы ещё трёхметровую статую Эхнатона с собой прихватил! И как бы мы с ней, интересно, спускались на соседнюю крышу?

Сцена, которую живо представили себе все трое, могла бы могла бы украсить лучшие образцы комедийного кино.

И как бы подхватив весёлый смех загадочных посланцев неба, слуги, навьюченные тяжёлой поклажей, запели вдруг весёлую песню – вместо грустной и монотонной, звучавшей на протяжении всего пути. На самом-то деле они просто радовались концу утомительного пути под палящими лучами солнца. До города оставалось всего ничего. Скоро можно будет утолить жажду, поесть сладких фиников и отдохнуть в тени раскидистых деревьев, вдыхая нежные запахи зелени и цветов.

Караван подошел к Главным воротам города. Огромная кирпичная стена со множеством входов окружала столицу великой державы, надёжно защищая горожан от любого вторжения. Недаром Гомер, посетив этот великолепный город во времена правления Рамсесов или чуть позже, то есть между 1200-м и 800-м годами до нашей эры, назвал его стовратными Фивами. К сожалению, история не располагает точными датами жизни великого автора «Илиады» и «Одиссеи». Но можно сказать наверняка: поэт застал Египет ещё независимой и процветающей державой, великим государством Та-Кемет, не завоеванным ни персами, ни Александром Македонским…

Итак, кирпичная стена со множеством входов окружала город. Около каждого стояла стража, бдительно следившая за теми, кто въезжал в столицу. Любой подозрительный человек мог быть схвачен и отведён на дознание к начальнику охранного гарнизона. В дополнение к этому над каждым входом возвышалась сторожевая башня, где тоже находился человек, обозревающий территорию вокруг. А сами главные ворота стовратных Фив, выглядели очень внушительно и нарядно. Сделаны они были из ливанской пихты, окованы бронзой и украшены позолоченными листами с выбитыми на них барельефами, прославляющими подвиги могущественных фараонов и унижающими врагов Великой Та-Кемет. С трепетом в душе каждый подходящий к Главным воротам лицезрел сцены великих сражений могущественных владык, безжалостно сминавших врагов своими золотыми колесницами. Униженные пленные, стоя на коленях, прося о пощаде, снизу вверх смотрели на победителей, а те, гордо подняв вверх боевые луки, топтали ногами теперь уже не воинов, а своих рабов, «увенчанных» тяжёлыми колодками на руках и верёвками на шеях. Пройдя через эти ворота, каждый уносил с собой мысль о непобедимости, силе и могуществе Великой Та-Кемет…

Глава 22

ВПЕРЁД В ПРОШЛОЕ!

По длинному узкому коридору быстро, почти бегом шёл заметно взволнованный человек. Четкая отмашка при каждом шаге выдавала в нём военного, хотя одет он был в обыкновенный штатский чёрный костюм и светлую рубашку. Лицо выражало крайнее нетерпение, а правая рука крепко сжимала папку, на которой в самом уголке мелким шрифтом значилось: «Проект Фаэтон-2».

Зловещий безлюдный коридор состоял, казалось, из одних железных дверей, похожих одна на другую как братья-близнецы и оснащённых кодовыми замками со встроенными глазками камер наблюдения. Только номера и не давали возможности их перепутать. Больше всего коридор напоминал какой-то огромный сейф со множеством ячеек, вход в которые был открыт только человеку, знающему шифр своей ячейки. Безжизненная и давящая тишина, царящая вокруг, нарушалась лишь гулкими шагами спешащего человека. Однако безжизненность была здесь весьма иллюзорной. За каждой из этих дверей кипела активная работа.

Пройдя почти через весь коридор, человек резко остановился у двери под номером 21. Пригладив волосы и немного успокоившись, он коснулся замка магнитной карточкой, и через несколько секунд дверь, щёлкнув, медленно отворилась.

За столом в кабинете сидел мужчина лет сорока или чуть больше, крепкого телосложения с тёмными, коротко стрижеными волосами, в которых только начинала пробиваться седина. В целом он выглядел достаточно сурово, но его проницательные, умные, чуть насмешливые зелёные глаза выдавали не только деятельного, решительного, но и склонного к компромиссам человека. Это он возглавлял секретную лабораторию, просто Секретную Лабораторию, не имевшую из соображений конспирации не только названия, но даже номера. Это он руководил проектом «Фаэтон» а теперь уже и «Фаэтон-2». Звали его Роман Рафаэлевич Каюмов. Среди сотрудников – просто Рафаэлич. Формально Каюмов являлся научным руководителем лаборатории, то есть за безопасность, финансирование и прочее отвечали другие люди. Но реально именно он стоял у истоков создания Лаборатории ещё лет пятнадцать назад, только он был допущен в определенные властные структуры, курировавшие проект, и, соответственно, без согласования с ним не решался ни один вопрос.

После того как совершенно уникальный и безумно дорогостоящий проект «Фаэтон» «торжественно» завершился бегством неуравновешенного генетика Сергея Борисова, прихватившего с собой экспериментальный образец прибора и полный комплект документации на него, многие боялись, что будут немедленно уволены, а некоторые поговаривали и о том, что снимут самого Рафаэлича. Но так могли говорить только относительно новые люди, плохо знакомые с ситуацией в целом. Увольнение Рафаэлича означало бы закрытие Лаборатории, а закрыть её теперь уже не представлялось возможным по очень многим причинам. Бегство и внезапная гибель генетика Борисова стало лишь дополнительным подтверждением тому.

Круг лиц, допущенных к секретной информации, был очень узок, никто не собирался сильно расширять его, а потому именно этим избранным людям и вменялось в обязанность, во-первых, найти утраченный прибор и документы, а во-вторых, придумать на перспективу, как исключить повторение подобной ситуации, как обезопасить «Фаэтон» в случае очередного возможного выхода из-под контроля. С этой точки и стартовал новый проект – «Фаэтон-2», которым руководил всё тот же Каюмов.

Вообще Рафаэлич был блестящим специалистом в области теоретической физики, и сама идея путешествия во времени через перемещения в прошлые жизни принадлежала ему. К тому же он обладал в полной мере теми качествами, которые необходимы именно научному руководителю – умел обобщать, выделять главное и направлять исследования в нужное русло. И, наконец, Каюмов оказался наделён поистине фантастическими полномочиями. Никто не знал точно, как именно это произошло. Рассказывали, что он взлетел на самый верх ещё в конце восьмидесятых совсем мальчишкой, едва закончившим физфак. Время было смутное, власть в стране менялась, а науку ещё не задвинули за Можай и по инерции щедро финансировали. По слухам ворожил молодому учёному кто-то из ведущих политиков, и в 91-м они организовали Секретную Лабораторию на правах спецслужбы с подчинением, как тогда было модно, напрямую Президенту. С тех пор много воды утекло, много всяких структур возникло и развалилось, но положение всесильного завлаба лишь укрепилось с годами, ведь изобретения Лаборатории реально начали работать и значимость их трудно было переоценить.