Экстрасенс - Воскобойников Валерий Михайлович - Страница 64

А потом, она предполагала, Костик встретит добрую, умную, красивую девушку и она передаст сына ей. Так сказать, из рук в руки. Анечка даже представляла эту картину и заранее была готова растрогаться.

Но неожиданно их с Костиком близость стала такой, какая, видимо, бывает в первые годы у любящих супругов. Пусть у нее было не слишком уж много романов, но несколько-то было. Однако к тем мужчинам она никогда не испытывала столько нежности.

Костик часто встречал ее с работы, дарил цветы. И она шла, гордясь, запрокинув лицо со счастливой улыбкой и взяв его под руку, по улице, и знала, что немало девиц провожает ее мальчика взглядом.

Цветы были самыми дешевыми. И ей, как матери, надо было бы переживать, что ее мальчик из-за этого букетика наверняка лишает себя еды. А она, дурашка, эгоистка, гордилась. Ему, правда, удавалось немного подрабатывать. У него сразу стали получаться удачные сайты. Он даже занял третье место на студенческом конкурсе вэб-дизайнеров. Поэтому кое-какие заказы по вэб-дизайну Костику выпадали. И это только первый раз его так уж в наглую «кинули», заплатив вместо двухсот долларов двести рублей.

Летом, за несколько дней до ее отъезда на Соловки, он неожиданно приехал на студию к концу работы и повел ее в магазин дубленок, на витрины которого она старалась не смотреть, чтобы себя не раздразнивать. Все их деньги уходили в основном на еду, на квартиру, дорогу да на оплату Интернета. И Анечке действительно в следующую зиму было совсем уж нечего надеть. Она и решила, что мальчик ведет ее просто посмотреть на красивое и помечтать о несбыточном.

– Зачем, Костик? – смеясь спрашивала она. – У меня сегодня даже на беличий хвост не осталось, нам же получку не выдали.

Но он, преисполненный мужской важности, ввел ее в магазин, остановился перед рядом итальянских дубленок и скомандовал:

– Примерь, пожалуйста.

День был жаркий, и дубленка в компании с короткой юбочкой выглядела весьма экстравагантно, прямо хоть немедленно отправляйся на съемки «Империи страсти». Анечка о такой боялась и мечтать, хотя дубленка и была самой красивой в этом магазине, но понятное дело, что не самой дешевой.

– По-моему, хорошо, – сказал Костик.

– Еще как хорошо, просто отлично! – подтвердила с воодушевлением продавщица. – Честное слово, это я от всей души говорю!

– Но мы ее сейчас покупать не будем, – осторожно сказала Анечка, решив предупредить события. – Мы просто померить зашли. Надо же сопоставить, что в других магазинах.

– Почему это не будем?! – удивился Костик. – Я иду в кассу.

– Костик, милый, давай лучше мы тебе туфли купим, – попробовала остановить Анечка решительно двинувшегося к кассе своего мальчика. – Это тебе гонорар дали, да? Давай мы его лучше на доллары поменяем! И тебе еще новый костюм…

Но Костик был тверд:

– Анечка, скажи, ты бы ее стала носить?

– Носить-то я бы ее стала. Еще как!

– Значит, берем.

Вот так, прямо на глазах, ее мальчик превращался в любящего мужа. Юного и заботливого.

Ночью они тоже были по-особенному нежны друг с другом, и, уже засыпая, она подумала: как хорошо – теперь есть столько всевозможных средств для планирования семьи, и поэтому можно не опасаться, что у них станут рождаться дети с поросячьими хвостиками. Теперь, слава Богу, не «Сто лет одиночества», не Маркес – совсем другая эпоха, и как раз то последствие, из-за которого их близость считалась в прежние времена ужасным грехом, теперь просто не произойдет – никакого ребенка с дефектными генами не появится.

Если бы она как следует прислушалась к его словам о переходе на вечерний, если бы вдумалась тогда в другие последствия!

Теперь было поздно себя корить. И оставалось только надеяться, что завтра уж обязательно от Костика придут письма.

Но когда еще два дня прошли без вестей, она решила лететь туда сама. В Чечню. Пусть она устроит в каком-нибудь штабе переполох. Пусть ее незнакомые генералы и полковники поднимут на смех, поставив перед ней живого и здорового Костика. Скорей всего, он в самом деле на задании. Но зато она успокоится. К тому же Костику могут дать отпуск на несколько дней, и они будут эти несколько дней вместе.

Анечка даже позвонила в «Солдатские матери».

В общем-то, улететь было возможно. Но тут она вытащила из ящика очередное гадостное послание от шантажиста.

Денег у нее по-прежнему не прибавилось. Как наскребла с помощью Елки на студии две тысячи – так и все. Где взять еще три тысячи, она не знала. Но ясное дело – надо было что-то срочно предпринимать, а не улетать в Чечню. По крайней мере задержаться на несколько дней.

Достать-таки деньги и лишь потом лететь к Костику.

Та, кого Парамонов назвал ночной бабочкой, находилась в эту минуту поблизости от его дома, всего лишь за углом, в компании дамы с осиной талией, сидящей за рулем, и своего телохранителя богатырского сложения, поместившегося на заднем сиденье «вольво» цвета мокрого асфальта. Сама Наташа тоже сидела впереди.

– Молодец, Наташенька, все исполнено на «отлично», – говорила Пиновская, – и вы, Семен Никифорович, – она повернулась к «Васе», – действовали так естественно! У меня просто колики от смеха начались, когда вы спросили его про череп! Теперь сразу к Ассаргадону, вытряхнем сор, который он в Наташу заправил, и в «Эгиду».

Наташа лишь недавно получила водительские права и теперь невольно оценивала вождение каждого, с кем сидела на пассажирском месте. Эгидовцы-мужчины, по ее мнению, водили чересчур рисково. Зато Пиновской за точность реакции и предусмотрительность она бы поставила «отлично» с плюсом. Их «вольво» ни на одном перекрестке не остановилась с визгом тормозов: Пиновская подкатывалась к перекрестку в то мгновение, когда желтый свет готовился смениться зеленым, поэтому с каждого перекрестка она уходила первой.

– Ваши ощущения от антуража? Говорят, у него очень страшно, – спросила Пиновская, когда они выехали на Приморский.

– Ничего особенного, если не считать нескольких примочек на стенах – ну, там, коряги всякие… – заговорила Наташа. Больше всего в жизни она боялась, что ее кто-нибудь посчитает трусихой.