Драгоценность, которая была нашей - Декстер Колин - Страница 11

Управляющий стоял у конторки портье на первом этаже, и Морс поблагодарил его за помощь, сказав, что (как и было любезно предложено) он несколько... э... воспользовался... э... услугами, которыми располагает кабинет управляющего. И не могут ли сержант Льюис и его люди воспользоваться кабинетом до?..

Управляющий кивком показал, что не возражает.

— Знаете, инспектор, это такое для нас несчастье. Я уже говорил вам, мы постоянно твердим гостям, что в их же собственных интересах не оставлять ничего ценного в номерах без присмотра...

— Но ведь она и не оставила ничего, согласитесь? — вежливо произнес Морс. — Она даже и не покидала своей комнаты. Уж если на то пошло, то она до сих пор ее не покинула...

Это утверждение Морса несколько запоздало, потому что как раз в этот момент по лестнице спустился Льюис и  доложил, что тело покойной Лауры М. Стрэттон сейчас переносят из номера 310 в грузовой лифт, а потом доставят в часовню упокоения в Радклиффской клинике, что на Вудсток-роуд.

— Может быть, выпьешь, Льюис?

— Нельзя. Я ведь на службе.

Верный сержант позволил себе криво улыбнуться, и даже Морс посочувствовал ему. Во всяком случае, это  наверняка сэкономит Льюису фунт-другой. Наверняка Морс никогда не задумывался  о том, что теперь его очередь платить, — Льюис однажды подсчитал на досуге, что, получая две трети зарплаты Морса, он платил за три четверти изрядного количества спиртного, поглощаемого (в очень незначительной дозе им самим) во время расследования каждого очередного дела.

Морс понимающе кивнул и зашагал в сторону «Чаптерс-бара».

Глава двенадцатая

Брызнув капельку тоника в большую порцию джина, которым нынешний собутыльник угостил ее, Шейла Уильямс задала ключевой вопрос:

— А ты не мог бы отменить тур, Джон?

— Не думаю, чтобы в этом была необходимость. Я имею в виду, что все они заплатили за это, так ведь? В общем-то, мы, конечно, могли бы вернуть им деньги, если... Ну, если мистер Стрэттон или...

— С ним все в порядке. Я говорила с ним. А ты нет.

— Ты же понимаешь, я не могу поспеть всюду.

— Пожалуйста, пойми меня правильно, Джон, но ведь получилось немного нехорошо, что тебя не оказалось поблизости, когда одна из твоих подопечных откинула копыта, да к тому же ее еще и обворовали. Не так ли?

Ашенден отпил глоток пива. Видно было, что он согласен с ней, но ни словом не отозвался на ее слова. Он когда-то читал (или слышал от кого-то), что Дизраэли (или кто-то другой? Джимми Боуден?) говорил, что ни в коем случае не следует приносить извинения или пускаться в объяснения.

И он не сделал ни того, ни другого.

— Будем продолжать, как намечено, Шейла. Естественно, за исключением презентации.

— Если его не найдут.

— А его и не найдут.

— А его и не найдут, — согласилась Шейла.

— Несмотря на этого...

— Вон он! — прошептала Шейла, положив руку с красиво наманикюренными ногтями на руку Ашендена. — Это Морс!

Ашенден повернулся и увидел седеющего человека среднего роста и средних лет, лучезарно улыбнувшегося брюнетке за стойкой, которая нацедила ему пинту самого лучшего горького пива.

— Слишком много пьет пива, — начал было Ашенден, но осекся, увидев, как недовольно блеснули глаза  Шейлы, и сбивчиво закончил: — Я... хотел только сказать, немножко полноват в талии.

— Да! Знаю.

Глаза у нее смягчились, и Ашенден почувствовал (впрочем, он часто это чувствовал), насколько она привлекательна (ну что за проклятый этот мир!), особенно такой, какой была сейчас, когда все, что нужно, — это пара сильных мужских рук, чтобы дотащить ее до ближайшей постели.

И надо же! Она вдруг взяла и все испортила.

Она придвинулась к нему поближе и тихо и сладострастно  зашептала на ухо:

— Мне бы не следовало говорить тебе это, Джон, но он мне страшно нравится. Такой милый и... такой... сексуальный...

Ашенден осторожно высвободил свою руку, но она снова схватила его за рукав.

— Ради Бога, Шейла!

— И ужасно умный, Джон! Очень умный! Все так говорят.

— Ну и как это нужно понимать?

Ашенден как-то непроизвольно напрягся, без всякого к тому повода.

— А я объясню. — У нее начал заплетаться язык, — Он з-захочет з-знать, ш-што ты де-делал между... между... половиной пя-пятого  и четвертью шестого.

— А ему-то какое  дело?

— Я этого знать не х-хочу, дорогуша. Я только говорю... я говорю... что он бу-будет спра... спрашивать тебя. Эт-то он бу-будет спрашивать у всех.

Ашенден молча уставился в свою кружку.

— А где ты был, Джон?

(Неужели милочка Шейла снова протрезвела?)

— А разве запрещается ходить и смотреть на колледжи, а?

— Знаешь, многие спрашивали, где бы мог ты быть.

— Я же сказал тебе, ну, Боже мой!

— Но все же, куда на самом деле ты ходил, Джон? Ну-ка, скажи мне! Давай, давай! Скажи мамочке, все скажи!

Ашенден решил как-то утихомирить ее:

— Уж если тебе так хочется знать, я пошел посмотреть на Магдален.

Он так и не договорил. В нескольких ярдах от них прошел Морс, направляясь в другой зал, и Шейла окликнула его:

— Инспектор! Инспектор Морс! Идите к нам!

Натянутая улыбка Морса свидетельствовала о том, что он предпочел бы собственную компанию. Но Шейла похлопала по сиденью рядом с собой, и Морс неожиданно обнаружил, что не может отвести взгляда от темно-карих глаз, которые так странно обворожили его недавно.

— Я, э...

— Познакомьтесь с мистером Ашенденом, инспектор. Это руководитель той самой группы!

Морс кивнул, замешкался, потом сдался и, нарочито острожно поставив кружку на столик, присел за него.

— Джон как раз рассказывал, что сегодня днем бродил по Магдалену. Правильно я говорю, Джон?

— Угу. В общем-то я интересовался не самим колледжем. Конечно, он сам по себе прекрасен, верно? Но мне хотелось посмотреть на олений парк, я даже не представлял, какое чудо прогулка вдоль Черуэлла [7] — целые сотни акров полей и садов. Ну и, естественно, Башня. Бесспорно, одна из красивейших в Европе, согласитесь, инспектор?

Морс кивнул. По-видимому, в тот вечер у него появилась какая-то особая предрасположенность мотать головой. Но в мозгу внезапно шевельнулась мысль, чего не было с самого начала расследования...

Он всегда утверждал, что для того, чтобы подумать, ему нужно выпить. Снисходительные коллеги понимали эти слова как превосходное объяснение того, что инспектор проводит непропорционально много времени в различных барах. Тем не менее сам Морс был искренне убежден и бесконечной истинности этого своего любимого постулата. Более того, он знал: еще правильнее было бы сказать, что когда он пьет, то обязательно думает! И при первых же словах Ашендена глаза Морса на миг сузились, и он не без любопытства взглянул на руководителя туристической группы.

Через двадцать минут  после ужина, за которым они почти не разговаривали, Говард и Ширли Браун сидели за столиком в главном баре гостиницы и за стаканом томатного сока со льдом обсуждали ситуацию.

— Ну, что же, — рассуждал Говард, — у тебя есть настоящее алиби, Ширл. То есть, я хочу сказать, что ты и Эдди... У вас все в порядке! А у меня? —  Он добродушно ухмыльнулся. — Я лежу по соседству, всего лишь следующая дверь, так? Значит, если бы я хотел... а?

— И о чем же ты думаешь, дорогой? Убийство? Кража? Или изнасилование?

— Ну, что ты, Ширл, разве я могу изнасиловать!

— Что правда, то правда, куда тебе! — съязвила Ширл.

— И, говоришь, что ты видела Ашендена. Это обеспечивает ему алиби.