Право на поединок - Семенова Мария Васильевна - Страница 85

– Ты называешь себя итигулом и рассуждаешь так, будто вырос в горах. Но у тебя была еще мать, да и сам ты родился в Озерном Краю!

Иарра не смутился.

– Я мужчина, – повторил он. – Я должен быть таким, каким был мой отец. Если бы моя мать хотела причислить меня к своему племени, ей следовало бы родить меня девочкой.

Ветер подхватил эти слова и понес их над морем, и Йарру охватило странное чувство. Он как будто предал кого-то. То есть он в своей жизни еще ни разу не поступал против совести, да и теперь душой не кривил: сказал то, что, по его мнению, надлежало сказать. Откуда же пришло чувство, будто отодвинулась хранящая тень, будто совсем рядом обиженно отвернулся кто-то незримый, но очень для него дорогой?..

Мыш высунулся из-за пазухи у Волкодава, обреченно понюхал воздух и убрался обратно в тепло. Ему, как и Астамеру, очень не нравился этот ветер. То ли дело в пещерах, где воздух вечно тих и спокоен, где его столетиями тревожат лишь быстрые взмахи маленьких кожистых крыльев...

– Значит, – спросил Эврих» – ты твердо решил вернуться в род своего отца? Иарра кивнул.

– Они иногда спускаются в Тин-Вилену. Они признают меня и заберут с собой в горы.

– Ого! Горцы в Тин-Вилене!.. – удивился Эврих. – Похоже, времена и вправду меняются. Я слышал, раньше купцам приходилось карабкаться под самые ледники, чтобы разыскать итигулов!

– Это так, – важно подтвердил Иарра. – Дед моего отца первым понял, что следует спуститься на равнину и самому присмотреть достойную вещь, не дожидаясь, пока тебе привезут какой-нибудь хлам, да еще и сдерут за него втридорога.

– Ты, наверное, будешь первым итигулом, вернувшимся из-за моря, – сказал ученый аррант. – Вряд ли кто-нибудь из твоей родни путешествовал столь далеко и так долго жил в большом городе. Ты о многом расскажешь им и станешь уважаемым человеком... А чем, если не тайна, твое племя торгует с жителями равнин?

– На равнинах. – с гордостью ответил Иарра, – нет стремительных горных козлов, что чешут шеи о камни, оставляя на них несравненную шерсть. Там нет смельчаков, готовых собирать эту шерсть по неприступным утесам. И подавно нет мастериц, чтобы напрясть ниток и сделать ткань легче пуха, жаркую, как объятия любимой.

Двоим взрослым мужчинам потребовалось усилие, чтобы не расхохотаться при этих словах.

– А почему, – спросил Волкодав, – твой отец покинул Заоблачный кряж и остался жить в Озерном Краю? Иарра ответил чуть-чуть быстрее, чем следовало бы:

– Потому что мы, итигулы, можем жить всюду, а у нас в горах – только люди наших кровей. Мой отец любил мать и не хотел везти ее туда, где она непременно зачахла бы и умерла.

– И за море они с ней, видать, по этой же причине пустились... – проворчал Волкодав.

Йарра опять объяснил с подозрительной готовностью:

– Есть, наверное, сыновья достойней меня, но я знал, что не дело отцу держать передо мною ответ.

Венн переглянулся с аррантом. Поручение Вионы, благодаря которому их кошельки туго наполнились серебром, оборачивалось неожиданной стороной. Мальчишка, конечно, не врал, ибо жители Шо-Ситайна считали ложь грехом и величайшим пороком. Но и всей правды не говорил.

– В моей стране, – задумчиво и как бы про себя начал Эврих, – есть города, чью славу составляют живущие в них мудрецы. Эти мудрецы радостно приветствуют путешественников и записывают их рассказы о жизни ближних и дальних земель. Я, кстати, надеюсь, что и мой скромный труд будет благосклонно ими воспринят... Так вот, наши ученые из века в век наблюдают за судьбами разных племен, стараясь найти объяснение происходящему в мире. Я читал книги, написанные два столетия назад. Там говорилось о том, как из моря вышло голодное и неустрашимое племя, именуемое меорэ. Оно распространилось на запад и на восток, завоевывая берега материков и порождая кровопролитные битвы Последней войны. Если верить книгам, нашествие не обошло ни Шо-Ситайна, ни Озерного края...

– Истинно так, – величаво кивнул Йарра. – Я слышал, они не тронули только твою Аррантиаду. Это оттого, что у вас сплошь города и Меорэ убоялись соприкоснуться со скверной.

Волкодав приоткрыл глаза и улыбнулся. Эврих же захохотал так, что стали оглядываться сегваны и путешественники-нарлаки, коротавшие время между соседними скамьями. Венн послушал веселый смех арранта и решил, что при всей неучтивости сказанного мальчишка попал в точку. Аррантиада, несомненно, была страной, далекой от праведности. А уж что касается скверны, обитавшей в больших городах... Неизвестно почему, он вдруг представил себе, что таким же образом отозвались бы о его родине. Эта мысль возмутила Волкодава. Человек, посмевший как-то охаять лесной край в верховьях Светыни, заслуживал наказания немедленного и очень жестокого...

Волкодав подумал еще и со вздохом решил, что у Эвриха не грех было кое-чему поучиться. Эврих ведь тоже любил свою страну. И родной городишко Фед, не на всякой карте помеченный.

– Когда же меорэ пришли в Шо-Ситайн и полезли на Заоблачный кряж, – с прежней важностью продолжал Йарра, – их глаза поразило слепотой сияние ледяных вершин, отражавшихся в клинках наших героев, и они безо всякой славы убрались восвояси.

– Убраться-то убрались, – кивнул Эврих. – Но в книгах, мною прочитанных, говорится, будто некоторая часть итигулов была все же пленена и угнана на чужбину. А что рассказывают об этом предания вашего племени?

Он боялся новой неловкости и ограничился осторожным намеком, но Йарра, как и в первый раз, только передернул плечами.

– Каждый народ, – сказал он, – рождает свою долю трусов, и мы, итигулы, не исключение. Я, правда, слыхал, будто со времен Последней войны у нас меньше стало плодиться малодушных, недостойных называться мужчинами, и распутниц, готовых возлечь с врагом, чтобы только сохранить свою никчемную жизнь. Потомки этих немужественных составили особое племя, которое никто, кроме них самих, уже не причисляет к итигульскому роду. Это шаны, изгнанники! Да исчезнет их имя из разговоров мужей!..

Фраза, смахивавшая на заклинание, заставила Волкодава насторожиться. Когда что-то к месту и не к месту призывают исчезнуть, становится ясно, что исчезать оно и не думало. Тут он вспомнил, как Йарра называл свою ветвь племени «истинной». Если кто-то без конца твердит о своей истинности, значит, есть сомневающиеся...

– Я читал, будто угнанные в полон провели в неволе сто лет, – снова заговорил Эврих. – Потом внуки тех, кто не сумел оборониться от захватчиков, вернули себе свободу.

– Они выкупились, продавая кружево и шитье, сделанное их женами! – фыркнул Йарра. – Чего еще ждать от слабого племени. Говорят, под конец они совсем мирно жили со своими хозяевами, и те провожали их как друзей. Даже снабдили в дорогу едой, одеждой и лошадьми, чтобы ублюдки рабов могли ехать в повозках!

Сказав так, Йарра презрительно сплюнул за борт: по его мнению, детям невольников лучше было вовсе не появляться на свет. Эврих не успел остановить юного гордеца. С соседних скамей возмущенно закричали сегваны, для которых плевок за борт означал немалое оскорбление Подводному Великану. Рыжий Левзик даже подскочил к Йарре и замахнулся, выкрикивая поношение на неведомом мальчику языке. Эврих перехватил его руку:

– Не гневайся, мореход. Он родился далеко от берегов океана и не знает ваших обычаев. Он никому не хотел учинить обиду.

Волкодав говорить ничего не стал. Просто вылез из-под скамьи, сладко зевнул и сел рядом с Эврихом. Как полагалось на сегванских лодьях, во время плавания все оружие покоилось под палубой, в крепко запертом сундуке. В том числе и Солнечный Пламень. Волкодав сидел и равнодушно смотрел кругом, предоставив разговаривать Эвриху. Иарра потихоньку отодвигался и сползал за него, золотисто-медная кожа покрылась серым налетом. Волкодав слышал, как шуршала его стеганая курточка по ребрам бортовых досок. Гордый маленький воин, только что собиравшийся бесстрашно разить всех, не удостоенных причисления к его роду, на глазах вновь превратился в затравленного сироту. Волкодаву это зрелище было очень знакомо. Только сам он в возрасте Йарры уже был злобным зверьком, ни от кого не ждущим пощады. Пока он размышлял, какая судьба лучше, подошел Астамер.