Право на поединок - Семенова Мария Васильевна - Страница 36

Отчаянно бранясь, стрелок пытался выдернуть упрямое лезвие, остальные хохотали, глядя на его усилия. Кто-то посоветовал загнать в трещину клинья. Другой предложил сходить за пилой.

Не до веселья было одному предводителю.

– Ты! – косясь на дверь, вновь окликнул он того, что связывал Волкодава. – Давай!

Венн напряженно ждал, что его сейчас пырнут в спину (ощутить близящийся удар и кувырком броситься через стол, ногой снося Тигиллу полчерепа – ибо все равно нечего будет терять...), но разбойник обошел его кругом, хищно усмехнулся – и одним движением раскроил на нем рубашку от шеи до пояса. Тогда Волкодав заметил у одного из Сонморовых людей в руках свернутый кнут и догадался, что именно было у них на уме. Главарь не забыл происшествия в деревушке. Он чувствовал себя униженным. И собирался причинить своему обидчику ответное унижение.

– Если заорешь, – кривясь в усмешке, сказал он Волкодаву, – мигом старухе глотку перехвачу.

Волкодав ничего ему не ответил. Этого человека, появись только такая возможность, он собирался убить. А посему и разговаривать с ним...

Тигилл был, кажется, не рад, что сам пожелал вывести Сигину. И меч не случилось первым попробовать, и кнутом поиграть... Он безошибочно видел, что пленника держал лишь нож у женского горла. И поди передай старуху подельникам. Какое передавать! Дрогни палец – и пожалеть о том не успеешь. К скамье привязать венна? Только удовольствие портить... Волкодав прислушивался, что делалось наверху. Там все было тихо.

Крепкий молодой парень, у которого с запястья свисал кнут, был одет в потертую черную безрукавку. Ни один нарлакский мужчина не показывался на люди иначе как в безрукавке, носимой, согласно обычаю, в память о кочевом прошлом народа. Для стариков и почтенных мужей их кроили из цельных, без разреза, овчин, молодежь в возрасте деяний носила кожаные, притом на голое тело. Наверное, затем, чтобы все могли видеть красивые мускулистые руки и широкую грудь, твердую, как две ясеневые доски. Кнут шевелился на полу толстой змеей, но в глазах парня решимости не было. Он выглядел не дураком подраться, помахать кулаками и даже ножом, но спускать шкуру со связанного... тут особый дар нужен, не каждого Темные Боги им наделяют. В деревне Волкодав этого молодца не видал.

– Заснул, Динкел? – рявкнул предводитель. – А ну, объясни ему наконец, кто такой Сонмор! Пусть поскачет!

Парень нахмурился и с видимой неохотой начал отводить руку назад, но седоусый придержал его за плечо:

– Постой...

Он пристально вглядывался в Волкодава.

– Что тебе еще, Морни!.. – рассвирепел главарь. – Знакомца признал?..

Все катилось не по задуманному. Он-то мыслил быстренько проскользнуть на постоялый двор – обобрать и избить не в меру наглого венна, а заодно дерзко позлить наместника Рино – и так же быстро удрать, а там ищи ветра в поле. Неожиданные препоны были совсем ни к чему.

– Посмотри на него, Тигилл, – внимательно хмурясь, проговорил Морни. – Клеймо видишь? Три зубца в круге? Помнишь ты, что это такое? Самоцветные горы!..

Теперь уже все уставились на Волкодава, и он знал, о чем они думали. В Самоцветные горы попадали не только безвинно, по злой прихоти случая, подобно ему самому. Сколько матерых душегубов горько проклинало судьбу, пронесшую их мимо топора и петли! Ибо на рудник продавали – были бы телом выносливы да сильны! – отъявленных воров и убийц со всего света. Ибо какой же правитель станет казнить пойманного злодея, если на нем можно нажиться?.. Ну и откуда было знать Тигиллу и остальным, кто стоял перед ними? С клеймом каторжника и великолепным мечом, за который весь этот гостиный двор можно было купить на корню?.. А вдруг великий вор, перед коим сам Сонмор шапку станет ломать?.. Мало ли кого в свое время за хорошее подношение выпустили из неволи!..

– УМНЫЙ ты, Морни, – впервые подав голос, проворчал Волкодав. Наверху по-прежнему было тихо. Он даже начал надеяться, что еще можно разрешить дело миром...

...И за эту надежду был немедля наказан. Мало, видно, жизнь его вразумляла: рассчитывай на худшее, тогда, может, шкуру на плечах и удержишь!.. Если повезет, конечно...

Не повезло. Тигилл оказался из тех, кому, если что втемяшится, на пути лучше не становись. Чтобы проклятый венн вдругорядь вынудил перед собой отступить?.. Нет уж.

– Данкел!.. – громыхнул он и плотнее притиснул к шее Сигины острое лезвие. Они и так потратили времени гораздо больше, чем предполагалось. Давно уже скакали бы прочь на резвых конях, бросив венна дергаться на полу запоротым до полусмерти... Так его и растак – приходилось возиться. А кто виной? Свои молодцы.

Данкел пошевелил кнутом, тугая кожаная змея свернулась и развернулась. Парень неохотно встретился с Волкодавом глазами... И вдруг бросил кнут, покраснев, как девчонка, перед которой пьяный мужик скинул штаны.

– Сам пори! – зло сказал он Тигиллу. – Драться я двоих таких не боюсь. А связанного не буду!

Предводитель открыл рот, бешено багровея, и Волкодав опять ожил глупой надеждой: сейчас, чего доброго, позабудут о нем и возьмутся грызться друг с дружкой... Нет, судьба не судила. Кудрявый охотник на кур гибко нагнулся, подхватил кнут и немедля шарахнул им Волкодава. Граненый конец понесся в лицо... Таким, если по дереву, – щепки в стороны. Три-четыре удара, и конец человеку. Венн угадал намерение разбойника за полмига до того, как стала подниматься рука, извернулся и приник на колено, оберегая лицо, подставляя спину и плечи... ухищрение, известное опытным каторжникам. Он знал, как мысленно обратить свое тело в неуязвимую воду, мог погасить рукой головню и скатиться по лестнице, избежав синяков... Не помогло! Удар, почти промахнувшийся и настигший его далеко не в полную силу, разбудил слишком страшную память. Эта память разом смыла и воинские и все иные умения: от боли прекратилось дыхание и в глазах полыхнули багровые звезды, кожу на левой лопатке прожгло почти до кости, он почувствовал, как потекла кровь... Где-то рядом разверзлась пещера, поплыл дымный чад факелов, заметались под потолком крылатые тени... Душа с воем корчилась на липких камнях и умирала, съеживаясь в кровавый комок, уже не зная ни гордости, ни непокорства – совсем ничего, кроме бессловесного ужаса зверя, мучимого ни за что ни про что... Миг спустя морок развеялся. Волкодав заново обрел разум и слух и увидел, что скрученный ужасом зверь все же сделал то, что от него требовалось. Судорога тела бросила его на шаг ближе к Тигиллу.

Разбойники со всех сторон наблюдали за ним. Наблюдали, надобно сказать, очень по-разному.

– Ишь крепок!.. – сказал кто-то. – Молчит!

– Сейчас запоет, – сквозь зубы пообещал стрелок. Кнут свистнул и обрушился снова, но наваждение, изгнанное вернувшимся разумом, не повторилось, и теперь Волкодава заботило только одно: не разгадали бы его хитрость да не загнали пинком на прежнее место. А кнут, вычертивший по телу еще одну глубокую кровавую полосу, можно и потерпеть... Было б ради чего...

Он видел, как с каждым новым ударом вздрагивала Сигина, как слезы текли по добрым щекам. Он видел: Сонморовы люди, державшие его на прицеле, ослабили тетивы, так что стрелы уставились отточенными головками в пол. Волкодаву оставалось полшага до незримой границы, переступив которую, он взялся бы достать Тигилла, не повредив при этом Сигине...

Данкел вдруг перехватил руку с кнутом:

– Хватит!

Волкодав поднял голову.

– Сами говорили, он вам кровь не пускал! – поддержал приятеля Морни. – Хватит, Тигилл!

– Заткнись!.. – рявкнул тот. Кудрявый сбросил руку Данкела, в охотку готовя новый удар...

Только вот нанести этот удар ему не было суждено. Ибо на выручку Волкодаву подоспел нежданный спаситель.

Лохматая черная молния беззвучно ворвалась в узенькое окно, мелькнула в воздухе и с налету ударила стрелка в глаз!.. Тот едва успел заметить яростную зубастую пасть, внезапно выросшую перед лицом. Мышу некогда было вспоминать страшное и бояться кнута. На сгибе каждого крыла у него рос твердый загнутый коготь: зверек ловко цеплялся ими, лазая туда и сюда, а при нужде использовал как оружие. Мог сграбастать неосторожную птицу, а человеку – вышибить глаз. Не целиться больше стрелку, прижмуривая левое око!