Право на поединок - Семенова Мария Васильевна - Страница 3

Асгвайр отворил для гостей дверь, зажег лучину, вставленную в кованый железный светец, и предложил стелить постели на опрятном берестяном полу. Пахло в клети хорошо: медом и хлебом. Асгвайр уже собрался прочь и прикрывал за собой дверь, когда в смыкавшуюся щель, беззвучно извернувшись в полете, проскользнула снаружи большущая, с голубя, летучая мышь. Пока сын бортника испуганно соображал, как будет выпроваживать ночного охотника вон, ушастый зверек деловито облетел покойчик кругом, а потом вспорхнул на плечо венну – и устроился там, словно на привычном насесте.

Выкатываясь за порог, Асгвайр все же уступил жгучему любопытству и обернулся. И увидел, как Зимогор поднял руку и дружески погладил маленького летуна. А тот ласково потерся мордочкой о его шею. Асгвайр чуть не споткнулся о собак, расположившихся у крыльца, и побежал в дом. Все-таки колдуны!.. Во имя волосатых ляжек Туннворна, колдуны!..

– Ну вот! – сказал Эврих, когда за юным сегваном бухнула дверь. – Как сейчас заложат с той стороны да подпалят, чтобы какой ворожбы не сотворили...

Венн хмыкнул:

– Ты под крышей ночевать рвался, не я. Он не стал напоминать Эвриху о законе разделенного хлеба, чтимом, насколько ему было известно, простыми сегванами свято. В просвещенной Аррантиаде этот закон, как и многие другие незыблемые древние установления, был почти позабыт. Арранты по– прежнему встречали приезжих людей угощением, но уже немногие доподлинно знали, почему так. Вот пускай Эврих и боится. Впредь на пользу пойдет.

Через некоторое время в дверь заскреблись. Волкодав, как полагалось «слуге и телохранителю», ее отворил. Оказывается, это Асгвайр принес позднюю вечерю гостям.

Волкодав принял деревянное блюдо, поблагодарил юношу и сказал:

– Отведай с нами угощения, сын славных родителей.

В таких случаях у сегванов упоминалось лишь об отце, но венн, выросший на том, что в семье правила мать, побороть себя не умел. Асгвайр осторожно присел на высокий, в локоть, порог. Мыш немедленно снялся с деревянного гвоздя, на котором висел, подлетел к хозяйскому сыну, сел рядом на толстое бревно и принялся любознательно обнюхивать его руку. Волкодав отметил про себя, что насторожившийся паренек руки не отдернул.

На блюде лежало обычное сегванское угощение: ячменные лепешки, жареная рыба, творог и мед. И жбан с сывороткой, которой это племя запивало почти всякую пищу. И еще печеная в сметане прошлогодняя тыква, сохранять и готовить которую переселенцев научили местные сольвенны.

Асгвайр во все глаза смотрел на двоих чужаков. Он нисколько не сомневался, что аррант слукавил, назвавшись странствующим ученым. Дураку ясно, что не бывает ученых таких молодых, загорелых и широкоплечих. Ученые – это длиннобородые старцы, изможденные и высохшие за книгами. И если они путешествуют, то с целыми караванами стражи и слуг. А вовсе не с единственным телохранителем.

Заметив внимательный взгляд юноши, мнимый ученый обратился к нему:

– Медоносны ли пчелы твоего батюшки, друг мой?

– Милостью Храмна, не жалуемся, – с готовностью ответил. Асгвайр. Начало беседе было положено, и он отважился спросить: – Не в обиду будь сказано, куда ты держишь путь отсюда, почтенный? Наверное, в Галирад, на праздник?

Волкодав уже вытащил из заплечного мешка небольшую чашку, покрошил в нее хлеба, рыбы, тыквы и творога и залил все сывороткой – для Мыша. При этих словах Асгвайра он мысленно пробежал в уме все сольвеннские праздники и удивился, не припомнив подходящего. Эврих, видимо, подумал о том же.

– Прости мое невежество, отпрыск славного батюшки, – медленно проговорил аррант. – Я давно не бывал в здешних местах. Какому празднику нынче радуются в сольвеннской державе?

– Ну как же! – в свою очередь удивился Асгвайр. – Государыня кнесинка подарила государю наследницу. Неужели ты не слыхал?

Эврих, не утерпев, оглянулся на Волкодава.

– Я действительно давно не бывал здесь, – сказал он затем. – Больше двух лет. Когда я прошлый раз приезжал в Галирад, городом правил кнес Глузд Несмеянович, и он, к несчастью, был вдов. Как раз тогда он выдавал замуж дочь, но она, сколь я знаю, так и не доехала до жениха... пропала где-то в горах. Это было большое горе. Возможно ли, чтобы кнесинка Елень...

– Да нет! – тряхнул головой Асгвайр, так что за плечами мотнулся длинный хвост русых волос, связанных шнурком на затылке. – Храмну было угодно, чтобы государыня Елень Глуздовна так и не возвратилась. Глузд Несмеянович, храни его наши и сольвеннские Боги, по-прежнему вождь и правит мудро и справедливо. Только теперь он снова женился, и жена родила ему девчонку. То есть мы, сегваны, считаем, что лучше бы мальчишку, но по их Правде женщина тоже может наследовать...

Боязливая застенчивость понемногу оставляла его, он разговорился и был очень рад, что может чем-то удивить бывалых путешественников.

– Сколько я помню, кнес много зим скорбел по жене, – сказал Эврих задумчиво. – Кто же та, что сумела так счастливо утолить его скорбь?

– Она родом вельхинка, – ответил Асгвайр. – Вельхи, они и так гордые, а теперь вовсе зазнаются. Особенно ключинские, – слышал, может, это те, что на Сивуре живут. Теперешняя государыня раньше была воительницей и служила кнесинке Елень, когда ту везли к жениху. Я слышал, она вправду здорово дерется и спуску никому не дает. Она сражалась у Трех Холмов и еще потом, когда сопровождала дочь кнеса. Люди говорят, она ничего не боится. Еще говорят, будто она очень красивая, хотя и черноволосая. Ее зовут Эртдн, дочь Мохты Быстрых Ног. Забавные имена у этих вельхов, правда?

Волкодав невольно отвернулся, пряча глаза. Он понял, о ком шла речь, сразу, как только услышал, что новая кнесинка была родом из вельхов. Эртан!.. Венн вспомнил гордую голову в короне черных кудрей, бесстрашный взгляд серых глаз, маленькие руки, легко управлявшиеся и с тяжелым мечом, и с поводьями стремительной колесницы... Полуобнаженное, залитое кровью тело и длинный нож, торчавший у левой груди... Госпожа кнесинка Эртан определенно найдет, о чем рассказать маленькой дочери, когда та подрастет и захочет стать воительницей, как мать.

– Как люди зовут девочку? – неожиданно для себя самого спросил он Асгвайра. И услышал в ответ:

– Любимой. По первой жене государя. Эврих заговорщицки воздел палец, потом порылся в кожаной сумке, вытащил глиняную бутылочку и налил понемногу в три кружки:

– Да продлят Боги Небесной Горы дни доброго кнеса и молодой кнесинки и да оградят Они безгрешную малышку от всякого зла!

Асгвайр искренне присоединился. Они выпили по глотку чудесного виноградного вина, привезенного с родины Эвриха. Ласковый жар тотчас разбежался внутри, помогая отвлечься от забот и насладиться беседой.

– Так ты, почтенный ученый, в Галирад направляешься? – снова спросил Асгвайр.

– Нет, – ответил аррант. – Мы теперь через горы, в Нарлак.

Волкодав про себя только покривился. И что за нужда была вот так вываливать чужому парню свои истинные намерения?.. Нарвешься на разбойного подсыла, а то вовсе на дурной глаз! Эврих, однако, был воспитан иначе. За что время от времени и платился.

А у Асгвайра уже разгорелись глаза:

– В Нарлак!.. Значит, не ошибся отец, и вы в самом деле друзья тем семерым?..

– Каким семерым?..

Асгвайр стал рассказывать о похождениях семерки наемников, наведшей страху на соседа-сыродела и его трусливых подпасков.

– Вот это люди!.. – восхищенно смаковал он драку с работниками. – Таким никто не указ! Захотели – и взяли, что приглянулось! Так всегда поступают герои. Пастухов было двенадцать, но они разбежались, как крысы!

Все то, что самого Браноха приводило в ужас и возмущение, у его младшего сына вызывало восторг. Волкодав заподозрил, что у мальчика были крепкие нелады с кем-то из упомянутых пастухов и что выяснение отношений вряд ли обходилось без ссадин.

– Как я понял, среди той семерки были сегваны, – продолжал Асгвайр. – Наши, островные. Значит, не все еще к земле приросли, не у всех вместо крови такая вот сыворотка потекла...