Право на поединок - Семенова Мария Васильевна - Страница 102

И вот в темноте одна за другой зазвучали новые струны. Низкие, сильные голоса словно бы обняли срывающийся голос Йарры и повели его за собой, подбадривая и оберегая. А чуть погодя Волкодав подметил движение впереди. Ему хватило звездного отсвета, чтобы вычленить крепкий мужской силуэт, увенчанный тремя орлиными перьями.

Горец шел не скрываясь. Эврих и Волкодав поднялись на ноги. Йарра все пел, вдохновенно выводя мелодию, доставшуюся от отца, и с восторгом слыша, как она вливается в могучую песню сородичей. Ради этого мгновения воистину не жаль было вытерпеть тысячу бед и едва не погибнуть в долгом плавании через море. Более возвышающей душу встречи со своим народом Йарра не мог бы и пожелать.

Когда-то очень, очень давно, чуть ли не во времена самой Великой Тьмы (породившей, как сказывали, не только горную страну на далеком Восточном материке, но и Заоблачный кряж), ветра и лютые морозы содрали с горы Четыре Орла мягкую зеленую кожу и плодородную мякоть земли, оставив один гранитный костяк. Когда же Бог Грозы пробудил Бога Солнца от смертного сна и вновь выпустил его в небо – милосердные воды стали точить обнаженный камень и наконец выгрызли в нем пещеру с широким устьем, похожую на громадную арку, созданную воображением очень смелого зодчего. Только перекрывала эта арка не вход в какой-нибудь замок и даже не городские ворота. Она уберегала от непогоды и от недоброго глаза целое поселение людей. Хлопотливый улей жилых домов, небольшую кузню и даже водяную мельницу, оседлавшую белогривый ручей. Перед зевом пещеры теснились на ладони горы крохотные, тщательно ухоженные поля, землю для которых не одно поколение втаскивало наверх из долин на собственных спинах. Поля ограждала стена, тоже, надобно думать, созданная трудами нескольких поколений. Незачем подкравшемуся врагу зариться на урожай, с превеликими трудами взращенный на драгоценной земле!..

Впрочем, если Волкодав еще что-нибудь понимал, даже и подобраться к этой стене было очень непросто. Пока их вели по тропе к мощным, окованным железом воротам, из ночного мрака несколько раз возникали дозорные и спрашивали, кто идет. Шестеро итигулов называли себя, непременно добавляя:

– И с нами Йарра, сын Йарана Ящерицы. Он вернулся из-за великого моря.

Волкодав кожей чувствовал, какая гордость распирала парнишку при этих словах.

Весть о появлении неожиданных гостей улетела далеко вперед, путешествуя одним горцам ведомыми способами. Венн уже не особенно удивился, обнаружив, что едва ли не вся деревня собралась встречать их возле ворот. Вместе с людьми выбежали собаки, и Волкодав на какое-то время утратил всю свою настороженность. О, итигульские псы заслуживали отдельного разговора! Это была особая порода, выведенная пастухами Заоблачного кряжа еще до Последней войны и сбереженная вместе с драгоценнейшим достоянием народа. Называли ее «утавегу», что переводилось на прочие языки как «белые духи, приносящие смерть». Громадные, по бедро человеку, могучие пушистые псы играючи разрывали волков. При этом они были еще и очень нарядными. Их густая шерсть искрилась снежной, без единого пятнышка белизной. Черные губы добродушно растягивались, открывая белые кинжалы зубов. Йарра как-то рассказывал со слов отца, что утавегу не только помогали справляться с отарами и охотиться на опасных зверей. Итигулы доверяли им детей, уходя на целый день из дому. Страшные псы беззлобно играли с малышами и охотно присматривали за ними. И без раздумий вцеплялись в глотку всякому недоброму пришельцу – зверю ли, человеку!

Понятно, что незнакомцев, приведенных дозорными, требовалось должным образом осмотреть и обнюхать. Эврих и Йарра были для утавегу гости как гости: подошел, познакомился, отошел. Зато Волкодав... Старейшая сука, непререкаемая хозяйка и водительница стад, подползла к нему на брюхе и ткнулась носом в ладонь, испрашивая благоволения Великого Вожака. Явился Тот, Кто был властен повелевать. Прямой сын Старого Пса. Прочие двуногие были всего лишь наместниками, могущими передавать Его волю...

– Осторожно! – спохватился предостеречь Волкодава кто-то из итигулов. – Лучше не двигайся, чужеземец!..

Однако венну и Старейшей не было нужды в чьих-то советах. Ладонь человека-собаки ласково погладила белую голову псицы, потрепала мягкие уши, взъерошила роскошную гриву.

«Здравствуй, сестра!» – коснулось ее разума приветствие Вожака. Венн даже опустился на корточки, чтобы сравняться с ней ростом. Белая стая уже клубилась вокруг. Лютые утавегу повизгивали совсем по-щенячьи и лезли друг дружке на спины, чтобы коснуться Вожака, лизнуть Ему руку.

«Потом, братья, потом! – умерил собачий пыл Волкодав. – Я еще побуду с вами. Только не надо обижать остальных ваших друзей...»

Он сам замечал, что в последние год-два его способность общаться и ладить с собаками достигла удивительной остроты. Наверное, думал он иногда, так вот и утончается слух постепенно слепнущего человека. Со стороны бы на себя посмотреть. Может, меня и к роду людскому нельзя уже причислять?.. Чего стоила та памятная встреча с собственной песьей душой на берегу Ренны! Не говоря уже о превращении прямо посреди кондарской улицы, на глазах у перепуганного народа... И вот теперь, в заоблачной деревушке, с Волкодавом опять творилось нечто странное. Он вдруг почувствовал себя дома. И нечаянно пришло, само ощутилось все то, что он тщетно пытался внушить себе в Беловодье, в собственноручно выстроенной избе. Здесь ему по-настоящему радовались, любили и уважали его. Он был своим. Он бы мог остаться здесь жить. «Белые духи, приносящие смерть» отнюдь не были разношерстным сообществом шавок, звонко лающих из-под ворот в любом городе и деревне. Утавегу оказались народом ничуть не хуже самих итигулов. Волкодав мог бы возглавить этот народ. Сделать его своим. И сам стать как они...

Он выпрямился во весь рост, не без труда вернув мысли в человеческое русло. Псы безмолвно взирали на него, отдалившись на почтительное расстояние. Только Старейшая держалась возле ноги, преданно заглядывая в глаза.

– Не сердись на собачек, незнакомец, – сказал Волкодаву пожилой итигул. – Они у нас только с виду сердитые, а так-то смирные, не бросаются, пока мы не натравим. Ишь набежали, не иначе, в сумке что-то учуяли... Не помяли тебя?

Так, как с Волкодавом, утавегу никогда и ни с кем себя не вели. Трудно было понять, что к чему, во всеобщей кутерьме да в потемках. Поэтому житель деревни привычно истолковал и песий порыв, и действия гостя, внезапно окруженного «приносящими смерть», и спрятал в усах усмешку. Эка невидаль, оторопь чужестранца, впервые узревшего утавегу. Итигул, конечно, даже издали никогда живого венна не видел и потому обращался к нему по-аррантски. Знать, рассудил про себя: раз уж тот сопровождает арранта, стало быть, и речь его понимает.

Эврих ответил за Волкодава и за себя:

– Слава о твоих псах, господин мой, распространилась так же широко, как и слава о бесстрашии итигулов. Я хотел бы написать в своей книге, что слухи о том и о другом нисколько не преувеличены. Я надеюсь, вы не воспримете мое любопытство как выпытывание тайн?

И первым проследовал в распахнувшиеся ворота. Венн, безмолвный телохранитель, пристроился позади. Он был благодарен арранту, ибо уверенности в том, что сумеет заговорить по-людски, отнюдь не испытывал.

Тут оказалось, что ворота вели вовсе не во внутренний двор, как он было решил. За дубовыми створками обнаружился каменный коридор, и в стенах его через каждый шаг зияли бойницы. Горе вражескому отряду, который высадит ворота, думая прорваться к добыче! В узком коридоре самых сильных врагов легко перебили бы малые дети, вооруженные самострелами... Настоящая крепость! – посетила Волкодава вещая мысль. Как в случае чего выбираться-то будем?..

Уже входя внутрь, он обернулся, движимый неясным ощущением взгляда, устремленного в спину. Над вершиной Харан Киира светилась одинокая звезда, отливавшая зеленью. Волкодаву померещилось даже, будто она звала его. Пока он смотрел, звезда замерцала и скрылась.