Девочка, которая провалилась в Волшебное Подземелье и утащила с собой Развеселье - Валенте Кэтрин М. - Страница 9

Сентябрь с опаской приблизилась к кубу и вцепилась пальцами в ажурный узор на воротах. Она заглянула внутрь, но увидела только что-то смутно красное.

– Здравствуйте! – крикнула она. – Сивилла дома?

Ответа не было.

Сентябрь поискала на воротах шнур от звонка или дверной молоток, что-нибудь, что обычно помогает посетителям войти. Но ничего не увидела – только сам алый куб, который так и торчал в чистом поле, будто брошенная игрушка. Наконец, пошарив по его боковой грани, она нащупала ряд кнопок – огромных, перламутровых, окаймленных золотом, с рельефными красными надписями. Сентябрь ахнула от удивления.

Сивилла жила в лифте.

На кнопках значилось:

Сентябрь заколебалась. Она не хотела, чтобы ее утешали, и, если по-честному, не думала, что заслуживает утешений. Наверно, ей следовало бы выбрать заслуженные наказания, но ведь она уже и так пытается все исправить! Пусть у нее сперва получится, а о наказаниях подумаем потом! А вот суровые, но справедливые истины ей, пожалуй, и вправду положено выслушать. Если справедливые, то неважно, насколько они суровы, пусть даже перед ней выложат все ее ошибки, как кольца в ювелирной лавке… И все-таки она не могла заставить себя добровольно выбрать суровость. Нет, такого она не вынесет. Оставалось только одно.

– В конце концов, все всегда оказывается сложнее, чем кажется, и если сивилла поможет все это распутать, то прекрасно. Но что, если сивилла, наоборот, еще больше все усложнит и запутает? Что, если я вообще не смогу ее понять?

Однако палец ее принял решение прежде, чем голова его осознала, и утопил кнопку в стене. Кнопка убедительно щелкнула, Сентябрь метнулась к воротам и успела как раз в тот миг, когда они с дребезжанием разошлись в стороны. Внутри, на лифтерской табуреточке, обитой алым бархатом, обнаружилось совершенно необыкновенное существо.

Лицо сивиллы вообще не было лицом. На его месте находился идеально круглый диск, будто маска, только за маской ничего не скрывалось. Глазами служили два узких прямоугольника, а на месте рта зияло отверстие побольше. Лицевой диск был наполовину золотым, наполовину серебряным, а вокруг него развевалась львиная грива из листьев, веток и сучьев, тоже наполовину золотых и наполовину серебряных; все они сверкали на солнце и пускали побеги вокруг странной плоской головы. Руки-ноги, тоже полузолотые-полусеребряные, были на шарнирах, как у марионетки, а одета она была в просторное короткое платье, золотисто-серебристое, – как маленькие девочки на старинных полотнах. Однако больше в красном лифте никого не было видно, и ниток, за которые дергают марионеток, тоже не наблюдалось. От одного взгляда на диск, заменявший сивилле лицо, Сентябрь поежилась, несмотря на яркое солнце, и поджала пальцы ног в туфлях.

– Вы случайно не Ужасная Машина? – прошептала она. – Как горгулья Бетси Базилик или Смерть, грибная королева? Может, за вами кто-то прячется, не такой ужасный с виду и подружелюбнее?

Сивилла склонила голову и посмотрела на нее без малейшего проблеска в узких черных прямоугольниках глаз. Из прорези рта послышался голос, сопровождаемый эхом, будто он доносился издалека.

– Нет, дитя. Я – это только я. Некоторые вещи именно таковы, какими кажутся. Я – сивилла, а ты – Сентябрь. А теперь входи и будем пить чай.

Сентябрь шагнула в большой подъемник. Ворота за ней закрылись, и Сентябрь вмиг запаниковала – лифт показался ей клеткой, из которой не выбраться. Но сивилла, проходя вглубь своего дома, нажимала на перламутровые кнопки с номерами, и те приветливо вспыхивали, как лампочки. 6, 7, 9, 3, 12. Все в этом лифте алело и пылало: красные диваны, красные кушетки, красные столы, красные занавески. Сивилла расположилась в глубоком красном кресле со спинкой, покрытой складками, как у морской раковины. Перед ней, на низком столике цвета заката, уже поджидал красный чайный сервиз. На стене над ее головой располагался бронзовый полукруг, украшенный драгоценными камнями, – счетчик этажей, и он указывал на второй этаж. Однако помещение и заполнявшие его предметы казались слегка потрепанными, обветшалыми – бархат кое-где истерся, бронза потускнела, будто они знавали лучшие времена. Даже страшное лицо сивиллы местами облупилось по краям и пошло тонкими трещинками, как заметила Сентябрь, когда наконец осмелилась поднять на него глаза.

Все пространство лифта вокруг кресла и столика с чайным сервизом было заполнено самым невероятным хламом. Повсюду поблескивало оружие: мечи и булавы, боевые дубины, луки и стрелы, кинжалы и щиты, трезубцы и сети, а еще доспехи и украшения – тиары, шлемы, кольца, ножные латы, браслеты. На длинный золотой посох, прислоненный к нагруднику женской кирасы, было накинуто огромное ожерелье из голубых камней. Там и сям виднелись мундиры, тарелки, чаши, тщательно уложенные кольцами длинные косицы, блестящие едва ли не ярче металла и красиво перехваченные лентами. Сентябрь так и застыла посреди всего этого, присев на мягкий красный диванчик, идеально подходящий для девочки ее роста.

Сивилла разлила чай из сердоликового чайника с крышкой, украшенной изображением резвящейся трехглавой собачонки. Одна из собачьих ног отломилась много чаепитий тому назад. В рубиновых чашках плескалась и дымилась пурпурная жидкость. С края чашки свисал пергаментный ярлычок чайного пакетика. На нем элегантными печатными буквами значилось:

– Ваши сестры где-то здесь? – спросила Сентябрь, стараясь, чтобы голос не дрожал. Ей вдруг показалось, что она чудовищно ошиблась с выбором, что эта чужая, безликая женщина не может никому желать добра. Тайга называла ее ужасной старухой и, возможно, была права.

– Какие сестры?

– Сивилла Утешений, например. Или Сивилла Суровых, но Справедливых Истин. Если надо выбирать, то я бы выбрала ее.

Сивилла рассмеялась, но смех получился неправильный: что-то звякало, гремело и трещало внутри ее странного тела.

– Есть только одна я, девочка. Меня зовут Перспектива, и все сивиллы – это я. Ты только выбери, с какой мною говорить, потому что, сама понимаешь, все мы меняем манеру речи в зависимости от того, кто заглянул к тебе на чай поболтать. Никто не станет разговаривать с дедушкой, как с задушевной подругой, а с учителем – как с любопытной племянницей. Твой выбор меня впечатлил, так что смотри не передумай, не то я разочаруюсь в тебе и заставлю тысячу раз написать «Я не буду трусить».

– Почему он тебя впечатлил? На самом-то деле я как раз струсила, потому что остальные варианты еще невыносимее.

Голова сивиллы начала медленно поворачиваться и продолжала движение, пока не сделала полный оборот, как колесо.

– Люди, как правило, не любят сложностей. Они бы предпочли видеть мир простым. Например, ребенка похищают и привозят в Волшебную Страну, ребенок эту страну спасает, и все начинают жить-поживать и добра наживать. Или: ребенок ходит в школу, подрастает, выходит замуж, заводит детей, те тоже заводят детей, и каждый год на Рождество пекут один и тот же торт, и снова все довольны и счастливы. Возьми решето размером с море, просей через него полмира – все равно не найдешь и пары человек, которые предпочли бы сложный мир простому. Но зато есть я, сивилла. Сложность – мой конек.

– Но что же такое сивилла, вы не могли бы уточнить?

– Сивилла – это дверь в форме девочки. – Перспектива пригубила свой чай. Сентябрь слышала, как он стекает по металлическому горлу сивиллы, словно дождь по водосточной трубе.

Это был красивый ответ, только Сентябрь его не поняла.

– А как вы… как вы стали сивиллой?

Сентябрь показалось, что сивилла улыбнулась бы этим словам, если бы ее рот умел изгибаться.

– А как вообще кем-нибудь становишься? Способности плюс везение! Когда я была маленькой, я могла часами стоять на пороге своей спальни с прямой спиной и ясными глазами. Когда папа приносил мне обед, я заставляла его ответить на три вопроса, и только после этого позволяла налить мне соку. Когда гувернантка приходила наполнить мне ванну, я настаивала на том, чтобы она дала мне семь предметов, и только затем впускала ее в мою комнату. Когда я стала постарше и у меня появились поклонники, я требовала, чтобы они добыли мне кольцо со дна морского, или меч из сердца пустыни, или золотую ветвь и густое золотое руно, прежде чем разрешить хотя бы разок меня поцеловать. Некоторые девочки только в колледже понимают, к чему у них есть способности, а некоторые с рождения, сами не зная почему, делают то, к чему призваны. Я всегда чувствовала, что в сердце у меня дыра в виде темной двери, которую я должна охранять. Я ощущала эту дыру с младенчества: я загадывала маме трудную загадку, и только когда она давала ответ, я разрешала ей покормить меня грудью. Когда я подросла, я превратила весь наш дом в лабиринт, план которого был известен только мне. Я запрашивала высокую цену за информацию о том, как попасть на кухню, заставляла давать слово чести и клясться на крови! Родители мои очень ласково и терпеливо просили меня найти себе работу, пока я не свела их с ума. И вот я обошла всю Волшебную Страну, вверху, внизу и посередине, в поисках той двери, что заполнила бы дыру в моем сердце. Ты-то уже знаешь, что такое квест – поиск чего-то важного. Этого никому не объяснишь, все равно что сны свои рассказывать. Ищешь под камнем – холодно. Ищешь за деревом – тоже пусто. Наконец я нашла Асфодель. Почва здесь тощая, и небольшая пещера приютила меня со всей радостью, на какую способна полая скала. Сейчас, тысячу лет спустя, в Асфодели только и разговоров, что о торговле с Волшебным Подземельем и о том, как туда попасть. Вообще, в Волшебной Стране сейчас бум сивилльего ремесла. Появилось еще двое ворот, представь себе! Я даже слышала о третьих воротах в само?м Пандемониуме. Упадок и вырождение! И все-таки я была первой, это чего-нибудь да сто?ит.