Своими руками - Данилов Алексей - Страница 29

— До завтра, — попрощался Васька, свернув к своему саду. — Я дома.

Илья с девчонками пошли дальше. Аня спросила:

— Илюш, о чём вы шептались?

— А, так, — отстранился Илья от ответа.

— Нет, не так. Вы долго шептались.

— Правда, Илюш, скажи, — пристала Катька.

— Вот привязались… Только не говорите, что я вам сболтнул… Васька стих сочинил.

— Ну! Расскажи.

— Ай, не интересно. Про Катьку.

— Рассказывай! — потребовала Катька.

— Я плохо запомнил. И ты обидишься.

— Вот уж никогда, Илюшечка, я не обижаюсь, — ответила Катька. — Обижусь, если плохо сочинил.

— Тогда слушай. В лесу… Нет. «В саду не кукуют кукушки, цветочки зимой не цветут, и только у Катьки веснушки ромашками густо цветут». И всё.

— Ну, какие же это стихи. То не цветут, то цветут, — оценила Катька.

— А сперва хорошо, Кать, — одобрила Аня. — «В саду не кукуют кукушки». Как Пушкин. «И только у Катьки веснушки ромашками густо цветут». Ещё бы чего-нибудь.

— Илюш, сочини ты лучше что-нибудь, — попросила Катька. — Только складно, как песни. «С чего начинается Родина?». Ладно?

— Я не поэт. Не умею, — ответил Илья.

— А ты попробуй. Васька-то умеет. Хоть про мои веснушки, что я рыжая. Как хочешь обзывай — не обижусь. Попробуешь? — требовала ответа Катька.

— Не знаю.

— Ну, не про меня — про Аньку сочини что-нибудь.

— Сочиню, — ответил Илья. — До завтра.

Они стояли у калитки, растворённой с осени и забитой до верхней перекладинки снегом. Деревня была в вечернем затишье. Только тявкали кое-где собаки. А на ферме гудела доильная установка.

— Пойдём к нам, — пригласила Аня. — Отец приедет — ужинать будем.

— Дома поужинаю, — ответил Илья. — Мне ещё повторить надо литературу и физику. А вчера, знаешь, собачьего кружка-то не было. Вера Семёновна к нам зашла — злющая. Ругала всех бросивших её кружок служебного собаководства.

— И правильно сделали, что бросили. А то по земле все ходят, а какая трава растёт под ногами, многие не знают. Ты какую траву знаешь? — спросила Аня.

— Пырей, одуванчики, пастушью сумку, лопухи, крапиву, полынь, лебеду… А какую же ещё-то? А, клевер… Больше не вспомнить.

— Ну вот. А траву-мураву знаешь как называют? Спорыш. А гусиную траву? Лапчатка. Только трава — это всё вместе, а отдельно — растения. Так растений разных на земле, как звёзд на небе, многое множество — и все не сосчитаны. Отец скоро будет рассказывать о растениях. Я ему книжки подбираю. А хочешь, я тебе расскажу, как два чудака луг делили?

— Ты не простудишься? — спросил Илья. — У меня спина застывает.

— И у меня. Но я скоро. Знаешь, достался двум чудакам на двоих один луг. Пришли они делить его. Глядят, а трава разная на лугу. На одной половине высокая, густая, как лес, а дальше меленькая. Стали они спорить, кому какую часть взять. Спорили они, спорили — и подрались. Сильный поборол слабого и забрал себе что получше, скосил быстро, высушил и к дому перевёз, довольный ходит. А напарник его махал косой, махал, насилу управился со своим сенокосом.

Дождались они — зима пришла лютая-прелютая. Стали скотину свою кормить. Силач даёт бурёнкам с овечками корм, а они не едят. Другой сколько ни положит, всё уминают и добавку ещё просят. Этот чудак рад-радёшенек, а тот сам не свой. Но голод не тетка. Не дождались его животинки другого корма, с голодухи наелись даденного, порадовали хозяина… Только утром, когда он вышел на двор, увидал всё своё стадо мёртвым…

— От чего это? — спросил Илья.

— А он накосил-то на лугу знаешь чего? Че-ме-ри-цы, — растянула Аня название растения.

— От чемёрки подохли? — удивился Илья.

— Представь себе, от неё. Она такая ядовитая, что даже и хорошее сено, если чемерица попадёт в неё, тоже ядовитым делается, — объяснила Аня.

— Ну и ну! — ещё больше удивился Илья. — А я и не знал.

— Вот знай теперь.

Доильная машина выключилась, и сразу стало тихо-тихо. Даже не лаяли собаки. И вдруг послышался Катин голос. Она пела:

Илья с Аней рассмеялись.

— Катька помешалась, наверное. Вчера, представь себе, ужинаем. Она задумалась с ложкой во рту, загляделась на ягодное варенье с молоком и запела: «С чего начинается…» Все засмеялись. Только отец не улыбнулся даже, а сразу стал рассказывать про войну. Знаешь, он всю войну помнит. Говорит, что, когда за Холмами, за речкой немцы стояли, тут нигде не пахалось и по всем полям земляника с клубникой выросли. Они вёдрами носили её и ели каждый день с молоком… Ладно, пойдём. Я продрогла. Полезу на печку отогреваться. До завтра, если к нам не идёшь…

Самые удивительные события

В марте повеяло весной. Илья в тёплые солнечные дни выводил свою Берёзку на улицу, давал ей сена и чистил гребёнкой и щёткой, проводил её для разминки ног и опять ставил в хлев. Однажды к нему подошла Вера Семёновна, заговорила:

— Вот так Илюшенька, вот так молодец! Шёрстку к шёрстке причесал. Покупатели рты раскроют… — Вера Семёновна тронула Берёзку за кострец. — Упитанность… — Она отпрянула от коровы, словно обожглась. Берёзка махнула хвостом и ударила маклерше по лицу. — Фу, Илюшенька, какая она глупая. Такую я и дня держать не стала бы. — Вера Семёновна платком обтирала жирные щёки. — Илюшенька, мальчик, ты за моей Жданочкой так же поухаживай, а я тебе Боренькин костюмчик джинсовый подарю.

— А пускай Борисок и чистит вашу собаку, — сказал Илья.

— Что ты, детка. Ему совершенно некогда. Он заканчивает курс английского языка. У вас в школе немецкий, а он в английской школе был. Я хочу его сделать настоящим полиглотом…

— Живоглотом? — спросил Илья, невнимательно слушавший собеседницу, мешавшую его занятиям.

— Да нет, детка. Ты даже не знаешь, что это такое. Полиглотом называют того, кто знает много иностранных языков, — объяснила Вера Семёновна.

— А зачем ему много-то? — спросил Илья.

— Ну, мальчик, если такие вопросы задавать…

— А я всё равно не буду, — заявил Илья.

— Илюшенька, я же не даром тебя приглашаю, а честно заработать.

— Мы на ферме заработали, на практике. Фёдор Михалыч сказал, нам скоро заплатят…

— Детка, да разве Фёдор Михалыч распоряжается бухгалтерскими делами? Чтобы вам заплатить, нужна подпись главного бухгалтера, моя подпись. Понимаешь? А я, дорогой голубчик, ещё посмотрю, есть ли статья расходов для оплаты ваших забав. Такой статьи, насколько я помню, нет…

Васька, когда Илья передал ему слова Веры Семёновны, опешил и потом возмутился неожиданной наглостью и самоуправством бухгалтерши.

— А что, Илюш, она может и не дать нам деньги. Мой отец с ней знаешь как спорил. Законную премию не хотела отдавать… Да, сюрпризик, — пробормотал в раздумье Васька и вдруг схватил Илью за руку у локтя. — А знаешь что? Я пойду чистить её Жданку. Я что-то придумал.

— Скажи: что?

— Секрет. Потом сам догадаешься, — ответил Васька. — Сразу из школы и пойду.

— Без неё нельзя. Только когда она с работы придёт.

— Так, значит, надо пропускать работу в коровнике. Не годится. Завтра пойду. Это дело мы обделаем. — Васька присвистнул с еле скрытым злорадством. — Собачка будет — не узнать!

— Смотри, чтобы не тяпнула, — предупредил Илья, подозревая за другом недоброе замышление.

— Можешь не беспокоиться, — гордо ответил Васька.

К вечерней дойке ребята появились на скотном дворе, разошлись по своим местам. Сперва они все готовы были помогать в работе только Фёдору Михайловичу, но он распорядился иначе, объяснил, что на него могут обидеться матери, которые работали в коровнике, и потому надо практиковаться у разных доярок, помогать всем. Илья в этот вечер работал с матерью, но руки ему повиновались скверно: не выходила из головы угроза бухгалтерши, что она не заплатит денег ребятам и ему, денег, которые они заработали, как говорил Фёдор Михайлович, своими руками. Он всё думал: сказать об этом Фёдору Михайловичу или не говорить. Решил молчать. Ещё сочтут его жадным на деньги. А он никогда и не думал о них и не подумал бы, если бы о них не сказала сама Вера Семёновна.