Экспансия – III - Семенов Юлиан Семенович - Страница 18

— Камни! — закричала Мэри. — Вы врежетесь в камни!

— Я не врежусь в камни, — ответил Штирлиц, продолжая спускаться, — я приторможу, я помню, что в тридцати метрах должны быть камни, но я не боюсь их, потому что я разведу лыжи пошире и спокойно остановлюсь на самом крутяке! Вот здесь. Стоп! Видите, как легко я остановился? Понятно, как надо катить вниз моим плугом?

— Понятно, — прокричали американцы, только долговязый муж Мэри промолчал.

— А ну, валяйте ко мне! — скомандовал Штирлиц. — По очереди. Дик, начинайте, вы ж катались в австрийских Альпах? Вперед!

— Боюсь! Меня может понести. Вы зачем-то выбрали слишком крутой склон, — ответил Краймер. — На какой бок падать?

— Я вам запрещаю падать! Отталкивайтесь палками! Так! Молодец! Хорошо! Больше разводите ноги! Еще больше! Жмите на опорную лыжу! Еще! Еще! Еще! Молодец! Ну-ка, остановитесь! Вам не нужна левая нога! Поднимите ее чуток! Браво! Навалитесь на правую лыжу! Поворачивайте вверх! Молодец, Дик!

Краймер остановился возле него; лицо покрылось капельками пота, цепкий мужик, другой бы грохнулся, спуск, действительно, крутоват.

— Мэри, давайте вы!

— Боюсь, — прокричала американка.

— Все женщины боятся первого раза, а потом за уши не оттащишь, — Штирлиц хмыкнул. — Вперед! Молодец! Садитесь на попу! Ниже! Еще ниже! Ноги плугом! Отводите правую! Жмите на нее! Правую, говорю, правую! Носки вместе! Поворот на склон! Молодец, девочка! Браво!

Хэлен, конечно, шлепнулась сразу же; Штирлиц ожидал этого, малышка прежде всего думала о том, как она смотрится со стороны, а горные лыжи этого не терпят. Действительно, это настоящая, всепожирающая страсть, ей отдают себя без остатка, в противном случае получается сделка, пакость, брррр!

Штирлиц подскакал к ней по-оленьи, легко, вспомнил лицо колдуньи Канксерихи; ай да Гриббл, спасибо ему, все же шпионы добрые люди; чей только он шпион, неужели братство начало вербовать англичан? Побежденные подчиняют себе победителей? Парадокс нынешнего времени.

— Ушиблись, Хэлен? — спросил он, склонившись над женщиной. — Больно?

— Страшно, — ответила та, протягивая ему горячую, податливую ладонь.

— Ну, это ерунда, это вы себе вбили в голову… Поднимайтесь… Вот так… Ноги трясутся?

— Еще как, — сказала Хэлен, не отпуская его руки.

— Пройдет. Постоим минуту, отдышимся, и поедете следом за мной, повторяя каждое мое движение, ладно?

— Какая-то я неспособная к этим чертовым лыжам…

— Таких нет. Все к ним способны… Только одни научились спускам, а другие не рискнули. В жизни надо рисковать раз шесть, от силы семь. И одним из этих семи раз должен быть риск на склоне… Если вдруг стало очень плохо, надо плюнуть на все, одолжить денег и уехать в горы… Поверьте, голова и сердце отдыхают, только когда спускаешься по склону… Ни о чем другом не думаешь, кроме того, как бы спуститься половчей… Такой отдых мозгу и сердцу необходим… И дают его горные лыжи, ничего больше. Отдышались?

— Вроде бы да.

— Ноги не трясутся?

— Перестали… Когда вы рядом — не страшно.

— Ну, валяйте за мной, повторяйте каждое мое движение, договорились?

— Не получится…

— Дам палкой по заднице — получится. Пошли, девочка, пошли!

…Остальные спустились без приключений; Чарльз, муж Мэри, разогнался, ехал деревянно, но, видимо, раньше занимался коньками; стойкость почти профессиональная; затормозил, точно скопировав манеру Штирлица.

— Поздравляю с боевым крещением, — прокричал Ганс, спустившийся последним, раскорякой. — Я поражен, как все лихо скатились! Вы наверняка тренировались перед поездкой в Барилоче, правда, Макс?

— Скатились они чудовищно, — ответил Штирлиц, — трусили, и особенно Чарльз, который более всего опасался выглядеть смешным…

— Ничего подобного, — сказал Чарльз, и какое-то подобие улыбки промелькнуло на его сухом лице. — Просто я не хочу, чтобы вы сопровождали мою жену в траурной процессии. К мужчинам вашего типа женщины льнут. Видимо, существует своя выгода в том, чтобы родиться хамом…

— Ну и неправда, — Штирлиц тоже улыбнулся. — Хорошо быть горнолыжником, особенно инструктором… Женщины любят инструкторов… Они вообще преклоняются перед теми, кто умеет делать то, чего не могут окружающие, правда, Хэлен?

Та вздохнула:

— Вы обратили вопрос не по адресу. Спрашивайте Мэри. А вот как я спущусь с этого ужасного крутого склона — не знаю. Лучше бы мне забраться наверх и вернуться в долину на фуникулере.

— А он вниз не везет, Хэлен, — сказал Штирлиц. — Так что придется катить за мной… Сейчас мы поучим с вами легкие повороты, главное — научиться тормозить и не разгонять скорость, как Чарльз. Все остальное — завтра…

…В долине, когда вернулись в домик Отто Вальтера, — счастливые, разгоряченные, мокрые, обгоревшие под солнцем — Штирлиц достал бутылку чилийской «агуа ардьенте»,[9] разлил по чашкам и стаканам, предложил выпить за Мэри и Хэлен — «будут кататься по первому классу» — и порекомендовал заказать обед у Манолетте: «Самая вкусная и при этом достаточно дешевая еда, никто не делает такую парижжю,[10] как испанский итальянец, да и вина у него отменные».

Предложение приняли, Штирлиц отправился к Манолетте, старик обрадовался — пять дней будет хороший заработок, ринулся разжигать угли для парижжю, позвонив при этом племяннику: «Гони что есть сил!»

— И пусть прихватит с собой какого-нибудь чико,[11] — попросил Штирлиц, — который хочет заработать пару долларов, но при этом умеет держать язык за зубами…

— Что нужно сделать чико? — поинтересовался Манолетте, передав племяннику просьбу друга.

— Знаешь, Ганс все-таки большая скотина, — ответил Штирлиц. — Он хочет взять всех моих учеников на себя… По-моему, он сегодня попрется в отель к этим «гринго»… Если не сегодня, то уж завтра наверняка, и возьмет с них деньги за обучение… А я не люблю, когда меня дурят, ты знаешь… Вот мне и надо, чтобы верный чико поглядел за Гансом… Сегодня, завтра, словом, все те дни, пока эти долбанные «гринго» живут здесь, а я дурю их на склоне…

…В отель после обеда Штирлиц проводил американцев сам; Чарльз надрался, на ногах не стоял, пришлось волочь его на себе до автобуса; Мэри вздохнула:

— Мэксим, а что мне с ним делать, когда этот чертов драндулет остановится? Чарльз обычно засыпает после крепкой поддачи. Давайте затащим его в номер вместе, а?

— С вами я готов затащить его даже в преисподнюю, — ответил Штирлиц и, сев рядом с нею в автобусе, сказал Гансу, который намеревался пристроиться рядом, чтобы тот протер лыжи и посушил инвентарь: «Завтра начнем кататься с самого утра».

— А ты разве не вернешься? — удивился Ганс.

— Дели всю выручку пополам — тогда вернусь, — усмехнулся Штирлиц и обратился к шоферу Пепе: — Трогай, парень. Не застуди этих янки, они платят хорошие деньги, поэтому их надо любить…

…Чарльза затащили не без труда; действительно, он уснул сразу же, как только автобус начал спуск в долину, к озеру, к тем двум островам, на которых день и ночь велось строительство атомного реактора штурмбанфюрера СС Риктера…

…В отеле разошелся Дик Краймер; остальные янки были довольно сдержанны, сразу же отправились спать; седой пригласил Штирлица в бар: «Мне нравится, что вы не увели к себе Мэри, она же отдается вам глазами! Молодец, вы мужчина! Только паршивые дачи[12] режут подошвы на ходу, вы ведете себя, как джентльмен; угощаю я; ужинаем вместе».

Именно за ужином, когда Краймер окончательно размяк, хотя головы не терял, мужик крепкий, Штирлиц и задал ему вопрос:

— «Куки» профинансировали вам поездку только в Аргентину?

— Да. Именно в Барилоче. Уникальный горнолыжный курорт, катают именно в те месяцы, когда у нас солнце, представляете, сколько сюда можно отправить людей на июньские, зимние катания?