С радостью в омут (ЛП) - Джонс Даринда - Страница 3

- Никаких замечаний?

Несколько долгих секунд я лихорадочно соображала, что ответить в сложившихся обстоятельствах. Продолжать сопротивляться или нет? В конце концов заставила себя успокоиться и хорошенько все обдумать. Ничего незаконного я не сделала. В чем меня могут обвинить? В препятствии расследованию?

Ну конечно! Если мне и выдвинут обвинения, то определенно в пособничестве. У многих психопатов убийц были помощники. А у террористов вообще бывают целые сети единомышленников.

Решительно вскинув голову, я отчеканила:

- Я просила адвоката еще три дня назад.

- А я в семь лет просил пони. Похоже, разочарован не я один. Что вам нужно, чтобы все получилось?

Смена темы меня немного ошарашила. Он и в самом деле думал, что я сделаю то, что умею, здесь и сейчас. А я никогда в жизни не «ныряла» при зрителях и уж точно, черт возьми, не собиралась делать это сию секунду. Есть одна вещь, которой научила меня мама: никогда и никому не показывай свои тайны.

- Понятия не имею, о чем вы.

- Минуточку, - нетерпеливо сказал спецагент и наконец-то отвернулся.

С радостью и облегчением я вдохнула полной грудью. Взгляд у него пронзительный, как у кобры.

- Покиньте помещение, - велел он всем, кроме гвоздееда.

- Да ладно вам! – заартачился Мерфи, но напарница уже подхватила его под руку и буквально потащила из кухни.

Когда оба детектива и офицер, который меня привел, ушли, пожилой джентльмен кивнул, разрешая агенту продолжить. Тот подошел к островку и, глядя на меня, прислонился к нему спиной.

- Уже какое-то время мы за вами наблюдаем, мисс Грейс. Или можно называть вас Андреа?

- Да хоть пеньком.

- Нам известно, что, оказавшись на месте преступления, вы можете выяснить, кто его совершил. Благодаря вашим подсказкам арестовали девяносто восемь процентов подозреваемых, личность которых вам удалось установить. Всем им были вынесены соответствующие приговоры. Девяносто восемь процентов. Неслыханно! И это только те дела, о которых мы знаем. – Пытаясь понять, что я за фрукт, он резанул меня острым взглядом. – Я хочу знать, как у вас это получается.

- Древний китайский секрет. К тому же Мерфи, - я кивнула на дверь, - сказал, что здесь произошло убийство и самоубийство. Очевидно, преступление уже раскрыто. Зачем вам я?

- Порадуйте меня.

Я сложила на груди руки:

- Лучше не буду.

Он посмотрел на свои ботинки, задумчиво сдвинув брови, а потом медленно и четко проговорил:

- Наверное, нужно вам кое-что объяснить.

От его тона перехватило в горле. Голос не был ни сердитым, ни насмешливым. В нем звучало… смирение с неизбежным. Как будто ему нужно было что-то сделать, и ни конец света, ни потоп агенту не помешают.

- У вас на носу обвинения в терроризме и соучастии во всех преступлениях, которые вы помогли раскрыть. Если хотите мое мнение, вам светит лет пятьсот, плюс-минус. Вы заведомо лишены всяческих прав, - спецагент помолчал для пущего эффекта. – Если можно так выразиться, ваша задница в моих руках, и я волен делать с ней все, что пожелаю. Пока вы не докажете обратное, я буду считать вас причастной к действиям террористической группировки.

- Вы сами знаете, что это не так. Если вам удалось связать меня со всеми этими делами, то почему…

- Вы не на то обращаете внимание.

Я прикусила губу, чувствуя, как жизнь и свобода ускользают сквозь пальцы.

- А на что я должна обратить внимание?

Уголок его рта приподнялся в невеселой полуулыбке.

- На свою задницу.

- Причем тут моя задни…

- И на тот факт, что она в моих руках.

Понадобилось время, чтобы осознать услышанное.

- То есть выбора у меня нет.

- Наконец-то дошло, - заметил спецагент, подмигнув мне, но в этом подмигивании ни намека на флирт не было.

Я все никак не могла поверить, что это происходит на самом деле. А ведь мама предупреждала. «Не вздумай им помогать, - говорила она. – Они выдавят из тебя по капле всю жизнь. Только ради удовольствия вырвут внутренности и в конце концов выбросят тебя, как будто ты полное ничтожество. Никогда и ни за что не пытайся им помочь». В то время она говорила о людях вообще. Сотни лет дар передавался в нашей семье от матери к дочери, и давным-давно мои предки поняли, что помогать людям нельзя, потому что они будут приходить снова и снова. Это никогда не кончится, и рано или поздно кто-нибудь начнет нас шантажировать, угрожая рассказать о нашем даре всему миру. В итоге каждому захочется по кусочку, но у любой души запас кусочков ограничен.

Я была послушной дочерью, запоминала все мамины наставления. Не высовывалась. Хорошо училась. Получила диплом и устроилась на приличную работу. Никому не доверяла. А потом мама умерла. И с ней умерла половина меня.

На долгие месяцы я заперлась внутри самой себя, укутавшись тьмой и чувствуя, как постепенно угасает душа. Выбираться из пучины начала совершенно случайно, когда ходила за молоком и наткнулась на место преступления. Я стояла перед маленьким домиком, окруженным желтой лентой. Во мне проснулось любопытство. Я шагнула ближе и, не успев толком подумать, «нырнула».

Перед глазами время перематывалось назад, а в ушах звенели мамины слова. Она велела прекратить. Уйти и не оглядываться. Но пробудившееся любопытство росло с каждой секундой. Мне хотелось узнать, зачем сюда вчера приезжали полицейские с мигалками и чем был вызван такой ажиотаж. И я увидела момент, когда напали на женщину. Невозможная жестокость вырвала меня из «нырка» против воли, но вернуться я не осмелилась. Горло обжигало желчью. Я уронила молоко и побежала домой. Не оглядываясь.

Однако избавиться от воспоминаний не могла. Несколько дней меня преследовало лицо мужчины из прошлого, на котором отчетливо читалось удовольствие от того, что он сделал с той женщиной. Удовольствие и восторг. В конце концов я села и со всем старанием нарисовала это лицо. Не зря все-таки столько лет ходила в кружок по рисованию. Засунув волосы под бейсболку с логотипом «Кабс» и нацарапав на конверте имя начальника участка, я отнесла письмо в полицию.

И внезапно мне стало намного лучше. Я выполнила свой долг. Помогла раскрыть дело об убийстве. Конечно, жестокость увиденного на меня повлияла и по-прежнему время от времени будила по ночам, но я поступила правильно и впервые за долгое время почувствовала, как к лицу прикасаются солнечные лучи.

Несколько лет я помогала полиции и в итоге навлекла на себя серьезные неприятности. В лице сердитого мужчины с нетерпеливым, насмешливым голосом. И этот мужчина пытался заставить меня сделать то, что я поклялась себе никогда не делать.

Отлепившись от островка, он снова подошел ко мне и остановился, как будто в любой момент готов был броситься в драку. Внимательные глаза смотрели на меня из-под густых темных ресниц. Он выжидал и словно смаковал каждую секунду, пока я упрямо отказывалась сотрудничать.

- Должны остаться только вы, - наконец прошептала я, не веря, что могла такое ляпнуть. Я всерьез собиралась «нырнуть» у кого-то на глазах. Уму непостижимо! – Пусть все остальные уйдут.

- Видимо, мне пора, - проговорил пожилой мужчина.

Не отводя от меня взгляда, агент Стренд кивнул. Гвоздеед вышел из кухни, бросив напоследок:

- Не забудь, о чем мы говорили, - и дверь за ним закрылась.

Спецагент не ответил. Даже не моргнул. Наверное, слишком увлекся тем, что сверлил меня взглядом. А я снова изо всех сил старалась не смотреть ему в глаза.

- Что вам нужно? – спросил он уже не таким резким, как раньше, тоном.

Утопая в море недоумения, я покачала головой. Как я до такого докатилась? Как мне только в голову могло прийти «нырнуть» у кого-то на глазах?

Честно говоря, однажды я такое уже делала. В детстве, на дне рождения у подруги. Я рассказала друзьям, что мама Тоби Макклюра флиртует с почтальоном. Все удивленно хохотали, а я в один миг стала самой популярной девочкой в компании. К сожалению, мать Тоби, по слухам, набожная христианка, рассказала моей маме о том, какой кощунственный поступок я совершила. Она кричала на маму и плевалась словами вроде «приспешница дьявола» и «гореть ей в аду». Мне запретили ходить на дни рождения, пока я не стала подростком – то есть достаточно взрослой, чтобы осознавать последствия своих действий.