Опричнина. От Ивана Грозного до Путина - Винтер Дмитрий Францович - Страница 4

Да, самодержавные тенденции, конечно, не минули русских князей, которые быстро усвоили привычку грозить «позвать татар» при любом недовольстве подданных их политикой; со своей стороны, руководство Золотой Орды столь же быстро осознало, что с одними князьями дело иметь легче, чем еще и с боярами, не говоря уже о «широких народных массах»[41], и поддерживало укрепление деспотических тенденций в княжеской власти. Да, действительно, уже в XIV в. на Руси не осталось веча нигде, кроме Новгорода и Пскова, но и там уже Александр Невский в 1255–1257 гг., опираясь на Орду, силой заставил народ принять неугодного князя (своего сына Василия)[42]. Однако все это были отдельные проявления, которые, как мы далее увидим, тенденцией не стали.

Вообще, в последние годы имеет место тенденция обвинять Александра Невского в том, что он отказался изгнать татаро-монголов, опираясь на союз с Западом. Однако, как представляется, политика Александра была во многом вынужденной. Надо понимать, что, даже если бы Запад искренне хотел помочь Руси (что само по себе по меньшей мере спорно), то мобильная татаро-монгольская конница растоптала бы восставшие русские земли гораздо раньше, чем Запад с его мощными, но сравнительно медлительными рыцарями пришел бы на помощь[43]. Так что скорее следует принять классическую историческую версию, согласно которой Александр решил «смириться» на время, чтобы сберечь силы на будущее. Интересно, что А. Л. Янов в своей трилогии «Россия и Европа» даже не приводит Александра Невского как пример князя с самодержавными наклонностями и даже вообще ни разу не упоминает его имени.

Таким образом, если Россия при Николае I была «жандармом Европы», то Золотая Орда вполне может быть названа «жандармом Руси». Но в обоих случаях «жандарм» был внешней силой, способной затормозить прогрессивное развитие «охраняемых», но бессильной его остановить. Неудивительно, что после свержения ордынского ига в 1480 г. Россия-Московия стала европейской страной.

Более того, есть основания думать, что Русь после ига стала еще более европейской страной, чем была: если «вольные дружинники» в домонгольской Руси могли лишь «голосовать ногами», отъезжая на службу к другим князьям, то в «постмонгольской» Руси, по мере того как в ходе централизации право отъезда себя исчерпало (вернее, почти исчерпало, но об этом чуть ниже…), они добились права более ценного – законодательствовать вместе с великим князем[44]. В. О. Ключевский характеризует Русь того времени как «абсолютную монархию (само употребление европейского термина «абсолютизм» вместо «самодержавия» наводит на мысли весьма определенные; о разнице между этими двумя понятиями я еще скажу. – Д. В.), но с аристократическим правительственным персоналом», в которой появился «правительственный класс с аристократической организацией, которую признала сама власть»[45].

Вот для примера завещание Дмитрия Донского: «Я родился перед вами (боярами. – Д. В.)… с вами княжил, воевал вместе с вами на многие страны и низложил поганых». А следующая фраза обращена к наследникам: «Слушайтесь бояр, без их воли ничего не делайте» (выделено мною. – Д. В.)[46].

Таким образом, при внимательном исследовании отношений государства и подданных Московской Руси XIV–XV вв. опровергается еще один миф русской истории: если Московия и не заимствовала свою деспотическую систему правления прямо у Золотой Орды, то вынуждена была создать такую же в борьбе за свое национальное существование. Вот пишет известный западный историк Тибор Самуэли: «Ее (Москвы. – Д. В.) национальное выживание зависело от перманентной мобилизации ее скудных ресурсов для обороны», и это «было для нее вопросом жизни и смерти», что не могло не привести к «московскому варианту азиатского деспотизма»[47].

Этот взгляд тоже стал «общим местом» в исторической науке. Даже Н. П. Павлов-Сильванский, отстаивавший вообще-то всегда европейский характер России, настаивал тем не менее, что «упорная борьба за существование» требовала «крайнего напряжения народных сил», в результате чего «в обществе развито было сознание о первейшей необходимости каждого подданного служить государству по мере сил и жертвовать собою для защиты родной земли»[48].

Но тогда становится непонятно: почему «московской разновидности азиатского деспотизма» не было при том же Дмитрии Донском, которому действительно пришлось для победы на Куликовом поле «напрячь все силы страны»? А вот что пишет С. М. Соловьев про правление Ивана III (1462–1505 гг.): «[Оно] было самым спокойным… татарские нападения касались только границ; но этих нападений было очень немного, вред, ими причиняемый… очень незначителен… остальные войны были наступательными со стороны Москвы: враг не показывался в пределах торжествующего государства».[49] Ну и где тут «борьба за выживание»? Тот же К. Валишевский признавал, что центральный рычаг управления до Ивана Грозного находился не у Государя, а у Боярской Думы[50].

А обязательная военная служба для всех дворян, которую принято считать «визитной карточкой» Московии, введена была только в 1556 г.[51], а до того, например, из 272 вотчинников Тверского уезда 53 (почти каждый пятый!) не несли никакой службы[52]. При этом такая «инновация» последовала на исходе первого, успешного и «либерального» (насколько вообще это слово применимо к тем временам…) этапа правления Ивана Грозного. Анализу двух периодов правления первого русского царя, разнице между методами правления и результатами обоих периодов, собственно, и посвящена вся эта книга. Однако сразу отметим интересное совпадение: через неполные десять лет после введения обязательной службы для всех бояр и дворян военные успехи страны сменились военными провалами. Но о введении обязательной военной службы и его последствиях – дальше.

Европейское столетие России (1462–1560)

«Релаксация»?

Итак, к 1560 г. Россия оставалась по своим параметрам европейской страной. Вот и современный политолог Г. Аксенов, тоже приверженный, как уже сказано, стереотипу об изначальности в России самодержавия, тем не менее цитирует слова одного известного деятеля партии кадетов на заседании Первой Государственной Думы (1906 г.): «Мы постоянно слышим об особом пути России, о возвращении к «исконно русским началам». Тверская область до середины XV века управлялась на основе одних «исконно русских начал». Однако затем они стали уничтожаться центральной властью, пока Иван Грозный не ликвидировал всякую самостоятельность»[53]. Обратим внимание: «самостоятельность ликвидировал Иван Грозный», хотя по тексту книги Аксенова имеются намеки на то, что так было и до него начиная с середины XV в.

Вопрос о том, какой же была Россия с середины XV до середины XVI в. – «европейской» или «азиатской» (скажем условно так, а расшифруем разницу между этими понятиями чуть ниже), таким образом, становится очень важным. А. Л. Янов считает, что европейской; автор этих строк разделяет данную точку зрения и готов присоединить к приводимым А. Л. Яновым доказательствам свои.

Начнем с главного – института собственности. Для «азиатского» государства характерно господство «власти-собственности» (по К. Марксу – «азиатского способа производства», по Ю. И. Семенову – «политаризма», можно использовать и другие определения…), то есть такое состояние, когда увеличение-уменьшение (или полная потеря) собственности зависит от близости человека к власти: покаты «в фаворе», твое богатство прирастает, но в любой момент его можно лишиться.