Пресс-центр - Семенов Юлиан Семенович - Страница 47

Шор снова включил ночник, набрал номер дежурного по управлению.

— Шарль? Это я, дорогой, прости, что так поздно тебя тревожу. Не сочти за труд установить, причем сразу же, но тактично, без шума, когда в «Цур голден пост» остановился некий господин Зеккер, откуда он прибыл, один ли, ну, и все остальное, что удастся выяснить, о'кэй?

— О'кэй, инспектор… Если будет что-то интересное, разбудить или доложить утром?

— Обязательно буди… Впрочем, вряд ли я усну.

— Вы прекрасно говорили с журналистами.

— Спасибо.

— Я позвоню, Соломон…

Шор положил трубку, поднялся, накинул халат, достал в кухне из холодильника банку пива, открыл — белая пена, пахнувшая дубовой бочкой, обрызгала его, — выпил одним махом и подумал, снова: «Это неспроста, я пока еще не могу понять, в чем дело, но это неспроста».

Он пошел в свой кабинет, включил свет, присел к столу, подвинул ближе фотографию Эриха: носатый, маленький, курчавый, шея тонкая; отчего, вдруг пришло ему в голову, у всех еврейских детей, рожденных в бедных семьях, такие жалкие, тонкие шеи?

И вдруг представил себе слякотное шоссе, колонну маленьких узников, собак, эсэсовцев, а потом ощутил запах барака, куда их загнали перед тем, как отправить в «баню», где маленьких человечков отравят газом и они будут корчиться на цементном полу, а в глазок за этим станут наблюдать взрослые мужчины в черной форме и смеяться над «жиденятами», а потом пойдут в свою столовую и сытно пообедают супом и картофельными котлетами.

Шор вспомнил, как отец впервые повел их в театр смотреть «Синюю птицу». Они с Эрихом тогда сидели на галерке, замерев от счастья, взяв друг друга за руки, и как же долго они потом мечтали, что к ним тоже прилетит добрая фея и жизнь их сделается радостной, такой, как и у этих бедных детей дровосека…

«Только дети умеют играть в чужое счастье, — подумал Шор. — Только они умеют верить, что вся галька на берегу моря — драгоценные камни, изумруды и сапфиры… Видимо, лишь в детстве бывает такое невосполнимое чудо, когда окружающий нас мир кажется не таким, каков он есть, а таким, каким я его чувствую и в какой я верю… Никто не будет несчастным, если мы будем добры. Никто не умрет, если мы сможем не забыть… А я стал старым и посмел забыть лицо Эриха… Значит, он умер… Папа верно говорил, что надо в мыслях быть героем, чтобы в жизни не сделаться подлецом… Почему я вспомнил эти папины слова? Наверное, оттого, что убежден: звонок Зеккера не связан с памятью Эриха… Это связано с делом Грацио… А если я ошибаюсь, мне надо уходить из криминальной полиции, я обязательно наломаю дров, обвиню невиновного или сяду за один стол с насильником и грабителем…»

Он вернулся на кухню, достал из холодильника три яйца и включил электрическую плиту — не мог заснуть, если испытывал даже легкое ощущение голода; снотворное принимать боялся, очень следил за здоровьем, больше всего страшился осенних простуд, осенью и весной кутался, как глубокий старик.

«Я ощущаю себя сейчас, — подумал он, — преступником, за которым следят мой Папиньон и его бригада. Он меняет квартиры, прячется в однозвездочных пансионатах, лишь бы уйти от постоянного, изматывающего душу наблюдения… А почему я себя так чувствую? Я сижу в своем доме, пью пиво, сейчас буду есть яичницу на оливковом масле; я посыплю ее сверху тертым сыром и, видимо, возьму батон и масло; откуда же такое ощущение? Может быть, просто-напросто одиночество? Но я привык к нему и не хочу ничего другого… Нет, скорее всего, этот звонок сомкнулся с тремя вопросами на пресс-конференции… Мне задавали очень хитрые вопросы эти три человека. Кажется, первый был марокканцем, второй из Уругвая, а третий англичанин… Эти вопросы могли задать либо провидцы, либо люди, которые знают о моем деле столько же, сколько я, либо, наконец, эти вопросы им вручили профессионалы накануне встречи со мною… Точно, они были подготовлены…»

Шор вздрогнул, потому что зазвонил телефон.

Он снял трубку, но в трубке было глухое молчание, звонок продолжался; «Вот дурень, — подумал Шор, — я же отключил здесь аппарат». Он побежал в спальню; звонил Шарль, дежурный по управлению.

— Берите ручку, инспектор, я кое-что выяснил…

46

После того, как этот запрос ушел, директор пригласил к себе Джеймса Боу, толстого, огромного, вечно потеющего техасца, старого и верного друга, в прошлом боксера, шерифа, репортера, затем адвоката, работавшего последнее время в Голливуде, и сказал ему:

— Старина, дело, которое надо сделать, я могу поручить только одному тебе… И знаешь почему? Не только потому, что ты тертый, а значит, умный, в этом здании таких много; не только потому, что я тебе бесконечно верю, здесь тоже есть такие люди. Дело в том, что ты не являешься частью нашей проклятой бюрократической структуры, ты не должен писать бумажки, нести их одному из моих заместителей, опасаясь ревности другого, сетуя на черствость третьего и ярясь от излишней эмоциональности четвертого. Дело чрезвычайное, Джеймс. Ты хорошо обкатался в Голливуде, истинный разведчик обязательно должен быть хорошим актером, у гениев это врожденное, у тебя благоприобретенное… Вот прочитай шифротелеграмму, которая ушла в наши резидентуры… Я познакомлю тебя с первыми откликами, наверняка придет масса муры… Твоя задача будет заключаться в том, чтобы отделить злаки от плевел и придумать сценарий на каждого из пяти перечисленных в телеграмме людей… Ты сначала придумай сценарий на каждого, исходя из тех материалов, — директор кивнул на пять папок, что лежали на столе, — которые я уже имею… Психологический портрет можно нарисовать, какой-никакой, но все же нечто приближенное к оригиналу… Я дам тебе послушать — здесь, в этом кабинете — их голоса; здесь же, только здесь ты посмотришь на видеомагнитофоне их выступления с трибун, поведение на приемах и даже в семейном кругу… Посмотришь также съемки их друзей и близких… Исходя из всего этого, ты и начнешь фантазировать, Джеймс, кого и на чем легче взять… Причем исходя из того, что брать придется не кому-нибудь, а тебе…

— Эта работа займет все мое время… Закрыть контору в Голливуде? Или как?

— Закрывать контору нет смысла, старый толстый хитрец… Я скажу тебе позже, какие акции стоит приобрести на биржах Цюриха, Женевы, Парижа и Франкфурта… Вложишь миллион, я гарантирую возможный проигрыш своими пятью процентами, так или эдак, но заработаешь славно.

Джеймс Боу вытер пот, катившийся по его огромному лицу, мятым платком, сунул в рот сигарету, но не стал прикуривать, поинтересовался:

— Что, в Гаривасе действительно пахнет порохом, как об этом пишут в газетах?

Директор улыбнулся.

— Не хитри, Джеймс. Тебе прекрасно известно, что все это пропаганда, просто твой друг, — он толкнул себя пальцем в грудь, — не любит, когда его считают глупее, чем он есть на самом деле…