Волк и сокол (СИ) - "Реимарра" - Страница 42

- А они нам не помешают...

Праздник Середины Зимы уравнивал всех свободных - конунгов и князей, простых воинов и хозяек двора, землевладельцев и морских разбойников. В Гранин начали к нему готовится загодя - сушили дрова для костра богов, варили пиво, доставали праздничную одежду - одну для обряда, другую для пира, наводили порядок. Гостям было готовится не надо, хотя кое-кто сетовал на то, что не захватил нарядной одежды, подобающей главному празднику года.

Киано улыбался, вспоминая добрым словом аркенарских мастериц и уже предвкушал общее удивление - ибо таким его еще никто не видел. Он вспомнил, как второпях сунул наряд в сумку - авось сгодится, думалось тогда.

Харги мечтал, чтобы праздника не было, наверно единственному одному он не в радость, хотя Середину Зимы темный эльф любил. Дома он встречал торжество обычно у отца, во дворце Инъямина было скучно - слишком все официально. Нерги же сам любил забавы и умел других заражать весельем. Всю ночь и день горели костры, лилось рекой вино, смеялись женщины, гремела музыка. Там он был сыном хозяина, а здесь, в этой крепости - ненавистным темным эльфом, с которым никто не хотел садиться рядом. Как ни странно, а только волк удостаивал его словом и вниманием, Харги был благодарен ему за ту тренировку - единственный день в этом долгом совете, где он не был чужим.

Не пойти на обряд было нельзя - смертельное оскорбление хозяевам и гостям, а потом пир, где ему нужно быть со своими воинами, и вряд ли их посадят вместе, такого обычно не бывает.

Был вечер перед обрядом. Крепость словно умерла - все готовились к самому главному вечеру года. Нужно было одеваться теплее - ведь полночи надо стоять с факелом, ожидая, когда взойдет самая яркая звезда, что являет свой лик лишь раз в году.

Киано разгладил мех на шапке, поиграл хвостами, пришитыми у висков, посмотрелся в зеркало, одет как истинный лесной житель: шапка оторочена куньим шкурками, куртка сшита из замши и подбита ондатрой, половина лица прячется в густом песцовом мехе воротника, руки затянуты в перчатки из тонкой оленьей кожи, коса перекинута через плечо и та обернута в полоски из нутрии.

- Жарко! - пожаловался волк, - Ирне, ты оделся? Пойдем?

А вот в костюме эльфа все говорило о том, что он приморец. Плащ из драгоценной заморской шерстяной переливчатой ткани обшит шелковой тесьмой, что стоит два золотых за локоть, две рубахи из пряденой в оборотную нить материи, вышитые тончайшей серебряной проволокой, шапки и перчаток не было, Иррейн не любил этого - льняные кудри свободно лежали на плечах.

Уже давно стемнело, а двор крепости наполнялся народом, пора было вставать в священный круг - держать негасимые факелы с огнем.

Посередине был сложен костер - с лета берегли жерди и дрова, почетно было собрать самый высокий огонь. Около него уже стояли жрецы - самых распространенных культов мира Ора - Единого, Братьев-Спасителей и Великого Духа. Единственная ночь в году - когда священнослужители забывали о распрях и ссорах, встречая новый год.

Киано с Иррейном поздоровались с Фиорином, постояли-поговорили, потом подошел Хэлао и только когда их окликнули воины, они вспомнили, что пора зажигать факелы.

- Молим Единого даровать его созданиям крепкой зимы, хорошей весны, теплого лета, урожая. Пусть священный огонь обогреет эту ночь. - Нараспев читал жрец Единого бога.

- Пусть никто не забывает, что для нас сделали Братья-Спасители, как они заслонили собой тьму, даря свет неразумным созданиям своим. - Громко читал молитвенный текст священник,

- Еа-хеа-хея, - пел на одной ноте молитву, понятную только почитателям Великого Духа узкоглазый шаман.

Киано тихо шептал слова благодарности Прародителю Волков, думал о том, как встречает священный огонь Логово, как в сердце Леса рождается огонь, в который вложили душу все члены клана, от мала до велика. Он вспомнил, как впервые зажег факелы Сэльве и Нэльве, как смеялась Арриера, когда Нэльве первым поджег свою ветку в костре, как Хальви впервые перепил пива на празднике и заснул не дойдя до своих покоев. Много было на его памяти веселых праздников, и лишь один был горше полыни - та зима перед пленом.

Иррейн слушал жреца Единого, в принципе он не верил ни в кого, полагая, что все миротворение происходило как описано в древней книге, из музыки и звуков, хотя ему было все равно. Не ему думать о высоких материях, со своими маленькими делами бы управиться и уповать на то, чтобы не случилось беды.

Фиорин держал в одной руке факел, другой сжимал ладонь Ингегирид - не дело прятать в такую ночь свою любовь перед ликом богов, он смотрел лишь на движущиеся в полусумраке тени жрецов и просто верил в будущее.

Церемония продолжалась долго, и как всегда, у Киано все замирало внутри, в предвкушении волшебного мига восхождения звезды. Он уже нетерпеливо посматривал на небо, стараясь стоять ровно и не вертеться, под снисходительным взглядом Иррейна.

Наконец песнопения прекратились и наступила тишина, даже не похрустывал снег под сапогами собравшихся, только потрескивали факелы. Жрецы выстроились в линию, начиная общую песнь и все, кто стоял сейчас во дворе крепости - воины, князья, лекари, женщины, советники государей - все смотрели вверх, на яркую точку в вышине черного зимнего неба.

Звезда вставала в середине небосклона, проливая серебряный свет на крепость и стук сердец встречающих ее слился с ударами в бубны шаманов.

Теперь самым главным было коснуться своим факелом костра - поджечь оставшиеся ветви и поленья, так, чтобы костер занялся до небес.

Искры ударили вверх - пламя отлично разгоралось в сухих бревнах и быстро достигло верха поленницы - теперь до утра забавы на улице, а потом пир.

Их с Иррейном подхватили, закружили в веренице кубков, улыбок, танцев - Киано едва успевал отвечать всем и избегать хороводов, еле-еле отлежался после памятной тренировки. От костра было жарко, он расстегнул накидку, подставляя горло морозному воздуху, подставил рог под вино, щедро льющееся в эту ночь. Потом суматоха разъединила их до утра.

Как только занялся поздний зимний рассвет, от горящего костра все потянулись в крепость - переодеваться, приводить себя в порядок к пиру. И лишь жрецы отправились спать - не дело принимать им участие в воинских пирах.

- Ты в этом никуда не пойдешь! - отчеканил Иррейн, окинув взглядом наряд Киано.

Он едва мог дышать, смотря как волк одевается, и откуда он только достал эти вещи?

Сначала тончайшие льняные широкие штаны, шнурок завязался на плоском животе, потом шелковые верхние, нежно-серые с голубой вышивкой, заправлены в сапоги того же цвета с серебряными шнурами, расшитые прозрачными камнями, легкая распашная рубаха на голое тело, потом шелковая, в тон штанам и третья, чуть темней оттенком, завершал это великолепие кафтан в восточном стиле, расшитый серебром и той же голубой нитью, вещь невероятной цены, талия перехвачена серебряной цепью с звенящими привесками на концах, широкие браслеты обняли руки, пальцы унизаны кольцами. Волосы распущены, черная река утекла почти к коленям, и лишь у висков сплетены тонкие косы, венец перечеркивал лоб, неофициальный - тонко переплетенные волчьи лапы сцеплялись коготками, Иррейн подивился искусной работе мастера.