Волк и сокол (СИ) - "Реимарра" - Страница 35

Харги весь день слонялся по крепости, не зная куда приткнуться. Два раза он был в крепостной таверне, проверил своих воинов, конюшню, поспал, а день все тянулся и тянулся. Говорить было не с кем, ехать в лавки не хотелось - Инъямин выдал не так много денег, чтобы их было можно необдуманно тратить, а расплачиваться браслетами было унизительно. Объекты наблюдений - волк и его любовник с утра убрались в город, поэтому делать было решительно нечего. Он исподволь наблюдал за остальными - оказалось, что государь Фиорин вовсю ухлестывает за восхитительной северянкой, оборотень Хэлао весь день глядит в окно на падающий снег, сидя на подоконнике одной из проходных башенок, северяне пьют пиво, а судя по странному писку, что доносится со стороны покоев шаха, тот развлекается со своими мальчиками.

Надо же - вернулись, Харги встретил их в переходе, Кианоайре и эльфа, нагруженных свертками и смеющихся, с снегом на волосах. Его взяло раздражение - хохочут, счастливы, льнут к друг другу, а отца нет, и не будет. Потому что оборотень рвался на свободу.

Отца Харги любил - он был как праздник, появлялся в доме редко, но каждый приезд был событием. Сколько он себя помнил - Нерги почти не жил с женой, оставив ей и сыновьями одно из поместий, да и приезжал то в основном к детям, с подарками и рассказами о чудесах и битвах. Потом, когда Харги подрос - отец взял его к себе, тренировать и обучать воинской науке, однако поняв, что не получит в сыне себя, отправил его ко двору Инъямина и стал ждать, пока подрастет младший, Наири.

И в те месяцы, когда в доме появился пленный волк, отец пропал совсем. Харги помнил, как в дом матери, отцовские управляющие привезли всех его наложников и наложниц - их было не особенно много, но посмотреть было на кого. Рабов определили в дальние комнаты, девок приспособили к домашним делам. А отец забыл про семью.

"Мой отец любил тебя, а ты..." мысленно обращался Харги к оборотню. Умом эльф понимал, что волк имел право на свободу, любой пленник должен пытаться сбежать, но сердцем не принимал. Еще тревожили сомнения - не было ли это тонким расчетом Инъямина? Слишком все подозрительно складывалось.

- И тогда мы просто заключили договор, и разъехались по домам. Саррина Ингегирид, еще вина? - Фиорин потянулся к хрустальному графину, задел рукавом яблоки на блюде и они раскатились, роняя бокалы. Багряное вино пролилось на белоснежное платье княгини.

- Простите! - Фиорин впервые за много лет растерялся, такого казуса с ним не случалось никогда и он не знал, что же надо делать в первый черед - поднять яблоки, собрать стекло или помочь с платьем?

К его огромному облегчению Ингегирид рассмеялась - звонким девичьим смехом.

- Оставьте, Фиорин. Небольшие чары и пятно исчезнет, а вот стекло лучше собрать. Вам помочь?

- Что вы?! - Фиорин и сам не собирался лезть под стол, собирать осколки, ища колокольчик, чтобы вызвать помощников. - я стал ужасающе неловок.

- Только не говорите, что к старости. О ваших сдержанности и уме ходят легенды.

- Легенды часто врут, как видите. Может, пройдемся, пока тут приберут? Обещаю не задеть вашего платья.

- С удовольствием.

С Фиорином творилось что-то необыкновенное. По крайней мере с юности с ним не случалось того, чтобы при виде женщины сердце рвалось из груди и слова комкались на языке. У него, у Фиорина, бывшего шпиона и дипломата, практически управляющего огромным государством, теперь не было смелости подойти к даме. А ведь столько женщин прошло через его жизнь - эльфийки, человеческие женщины. Но ни одну он не любил, даже жену. Когда то давно, когда он был еще комендантом дальней крепости, Фиорин собрался жениться, девушка ему нравилась, семья одобряла брак и жить бы ему тихо, если бы вызов в Столицу. Невеста переезжать отказалась напрочь и эта была последняя попытка Фиорина устроить свое счастье. С Милианой и вовсе вышло просто - так же, как женился Киано, не было возможности выбирать. Лишь плата ночами своей жизни за наследника и мир на собственной земле. Но теперь Фиорин не собирался покоряться обстоятельствам - кто знает, сколько ему еще отпущено, молодость давно позади, а судьбы не знает никто.

Ингегирид - как только он увидел ее, понял, что пропал, и уже было все равно, что будет потом - семья, корона, государство. Эта женщина будет его. Вот что бы то не стало, раз Кианоайре сумел отказаться от короны ради того, чтобы вершить судьбу самому, то чем пожертвует он?

- Собирай игрушки, давай спать. - скомандовал Иррейн.

Было уже поздно, а Киано все сидел на ковре и рассказывал, перебирая железки, как можно их применить и что бы нового придумать, что еще никто не делал на поле боя. И если в начале вечера Киа был умилителен, похож на ребенка с кубиками, то сейчас Иррейну было едва ли не жутко, стоило ему представить себе это тонкое лезвие в руках Киано, где нибудь в битве. Вот волк, как всегда, без кольчуги, в кожаной рубахе, замахивается, и отточенное до совершенства такое на вид несерьезное лезвие влетает в чью-то глазницу.

Киано со вздохом окончил читать лекцию о совершенствовании способов убийства и стряхнул топорики, ножи и прочие вещички в мешок.

- А еще, если щит рассчитан на шесть ударов мечом, то с помощью этой штуки можно вгонять лезвие сразу под умбон, главное в щель попасть, и все, враг без руки. - напоследок сказал оборотень, зевая - завтра покажу. Тренировка будет, а то зажрались. Ну, что, ты мне на ночь будешь читать про Рейну?

- Давай в другой раз.- Эльф подтянул оборотня к себе, помогая расшнуровать рубашку, - Я так долго тебя слушал, что самому говорить не хочется.

- Ну так давай помолчим, - Киано запечатал губы Иррейна поцелуем.

В Гранин было тихо.

Уже глубоко за полночь, Иррейн уснул, подобрав к груди Киа, не желая отпускать свою любовь даже во сне.

Харги ворочался с боку на бок, пытаясь заснуть и не думать о бумагах, волке, отце и Инъямине.

Фиорин постучался в дверь покоев княгини и ему открыли, впустив гостя, и крепко заперев дубовую дверь изнутри.

Хэлао дочитывал одолженный у волка справочник по мечам, стараясь запомнить самые интересные места.

Киано же просто закрыл глаза, впадая в привычное небытие.

Глава 4

Иррейн сидел в кресле, поджав под себя ноги – даже теплые, вязанные иглой носки, не спасали от утреннего холода. К рассвету комната выстыла, они вчера не позаботились заказать дрова и сожгли вечером весь запас.

Рука эльфа с зажатым в пальцах грифелем скользила по бумаге, зарисовывая в очередной сотый раз черты любимого. Это вошло в традицию – вставать с рассветом и рисовать спящего Киано и каждый раз рисунки были разными. Ни повторялись ни позы, ни выражение лица.