Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Межконтинентальный узел - Семенов Юлиан Семенович - Страница 27


27
Изменить размер шрифта:

— Я забыл, какую траву вы давали Геннадию чаще всего. Он говорил, что…

— Укрепляющую потенцию, Виталий Всеволодович. Смесь лаванды, граната, корицы. Делает мужчину Голиафом… А если еще при этом в течение месяца попить парное молоко с грецкими орехами — считайте, что можете свернуть горы… Таджики называют такого рода составы «муфаррихот» — «веселящие»… Это действительно так. Попробуйте, хотя, судя по вашему естеству, вы не подвержены хандре и слабости…

— Так ведь и Кульков здоров, как спортсмен. — Славин пожал плечами: — Зачем ему думать о потенции?

Бензелев зашелся колышущимся смехом:

— Мой дорогой, мужчина только тогда по-настоящему здоров, когда постоянно испытывает влечение. Стимулятор творчества — влечение, страсть, мечта! Вы давно женаты?

— Я холост.

— Странно. Производите впечатление счастливого семьянина… Разведены?

— Убежденный холостяк…

Бензелев повторил:

— Странно… Впрочем, никто не гарантирован от ошибочного мнения. Конечно, Виталий…

— Всеволодович, — подсказал Славин.

— Ах, простите, бога ради! Как было бы просто, называй я вас «ибн Всеволод», никаких проблем, согласитесь?! Так вот, я продиктую вам наставление Тибби Юсуфа… За поэзию не отвечаю — он писал рецепты и наставления больным стихами, — но что касается профилактики всякого рода недугов, то здесь он абсолютен… «О, вставший поутру, ответь, какого рода вкус во рту ты ощущаешь? Сладость? Скажи, чтобы пустили кровь! Переизбыток сил обязан быть отмерен мудрой мерой. А если горечь мучает тебя, не думай о плохом, но все же помни: слишком много сафры! Забудь горячий плов и сладкое вино; лишь остуженное, проваренное мясо и кислое от горных коз биро дадут тебе немедленное облегченье…»

— Что такое «биро»?

— Некое подобие кефира… Айран, говоря иначе, — ответил Бензелев и увлеченно продолжил: — «А если кислый вкус, то савда здесь причина, но это пустяки, коль скоро ты мужчина: ешь сладкое с жирным, вновь будешь ты сильным… Если во рту ощутишь вкус соленый, значит, скопились дурные матерьи, вызови рвоту, облегчи желудок, соли уйдут, возвратится рассудок!» Вот так-то… И золото, обязательно носите на теле золото; если каждый день будете пить один кирот золота — это таджикская мера веса, девятнадцать сотых грамма, — укрепите мышцу сердца на многие годы… Заметьте себе, что и в средневековой Европе те, кто был в состоянии, ели золотыми вилками с золотых блюд; неспроста инфаркты я лечу золотом. Это — панацея… Вы, кстати, пьющий?

— Нет.

— И не пили?

— Я был профессиональным гребцом…

— Тогда я за вас спокоен… Приступам меланхолии не подвержены?

— Никогда.

— Между прочим, по-персидски «меланхолия» звучит «молихулиё», что значит «страхи», «расстройство мысли» и «подозрительность»… Попробуйте попить чебрец с уксусо-медом и шафраном, пропорцию я вам сейчас напишу…

— А как делать этот самый уксусо-мед?

— Очень просто. Добавьте в мед треть воды. Кипятите смесь. Появится пена. Снимайте ее до тех пор, пока она не исчезнет. Затем медленно заливайте в эту жидкость разведенный уксус — полбутылки эссенции, полбутылки воды, — пока смесь не приобретет кисло-сладкий вкус. Вот и все. По две ложки перед едой. Всю жизнь. До восьмидесяти будете испытывать желание любить женщину, а это первый признак здоровья.

Славин неловко достал из кармана конверт с деньгами; Бензелев махнул рукой:

— Меня просил вас принять академик Вогулев, с друзей наших друзей я не беру гонорары, и потом вы очень хорошо слушаете — качество, теряемое человечеством…

Вернувшись в КГБ, Славин позвонил Груздеву:

— Поглядите-ка повнимательнее, нет ли пассии у нашего образцового семьянина. Он, видите ли, весьма радеет по этому поводу.

— Ее зовут Анастасией, — ответил Груздев скучным голосом. — Анастасия Викентьевна Морозова… Но и это не все… Тут у меня кое-что подошло, пока вы занимались проблемами укрепления здоровья… Можно к вам зайти?

Груздев никогда не появлялся с пустыми руками; сведения, которые называл «тещиными языками» — сплетни, слухи, анонимки, — отводил сразу же: «Грязное белье не по моей части»; оперировал фактами, этому учил молодежь.

— Любопытная деталь, Виталий Всеволодович, — сказал он, присаживаясь на краешек стула (в этом весь характер, кстати). — Геннадий Александрович когда-то был весьма и весьма пьющим человеком… Гуляка, каких свет не видывал… И вдруг — после поездки на конференцию в Вену — вернулся трезвенником. Не вшивался, упаси бог, к психиатрам не ходил, но завязал, как отрезал. Причем в тот день, когда крепко поднабрался на приеме в Вене, обзванивал членов делегации, был в панике, искал академика Крыловского, а тот беседовал с президентом, вернулся поздно, что-то около часа. Его потом посол пригласил к себе в резиденцию. Когда вернулся, сразу же позвонил Кулькову, в чем, мол, дело, а тот ответил, что наглотался снотворного, все в порядке, просто хотел посоветоваться о расписании дня на завтра, никаких проблем…

— Документы по конференции у кого были? — спросил Славин нахмурившись. — Хранились в посольстве?

— Документы в тот день находились у Геннадия Александровича. А сопровождающий был, понятно, с академиком… Полагаете, что с пьяненьким Кульковым могли сыграть партию в триктрак?

— А почему бы и нет? Опросили членов делегации?

— Думаем, как это половчее сделать. Все они добрые знакомцы Кулькова, дело деликатное, да и было их там девятнадцать человек, слишком с многими придется говорить, не спугнуть бы…

И в это время позвонил генерал:

— В четверг, накануне партии в преферанс, ваш подопечный попросил академика Крыловского остановить машину возле Сокольников, голова, сказал, раскалывается, хочу прогуляться перед сном… Это было в двадцать три тридцать… А в двадцать два часа по Сокольникам гулял мистер Юрс. Видимо, тогда и состоялся обмен информацией, Кульков вполне мог взять контейнер… Он всегда ходит с вместительным «дипломатом», там пень уместится, не то что «булыжник»… С мистера Юрса и его команды наблюдение снимайте, смотрите в оба за Кульковым, он будет забирать контейнер не сегодня, так завтра.

…Анастасия Викентьевна Морозова, Настена, Настенька, оказалась очаровательным двадцатисемилетним созданием, с пронзительно-черными глазами, стриженная под мальчика. Волосы ее такие густые, что было непонятно, как она их расчесывает.

К Славину она выбежала прямо с репетиции, танцевала в ансамбле: фигурка точеная, улыбка ослепительная и до того добрая, что у Славина даже сердце защемило от жалости к ней, особенно когда он заметил синеватый кружок на безымянном пальце, образовавшийся вокруг того самого колечка с камушком, который всего пять дней назад он рассматривал в кабинете генерала…

— Я из Госконцерта, Анастасия Викентьевна, — представился Славин. — Мы давно присматриваемся к вашему ансамблю и к вам, любопытно работаете… Почему бы вам не сделать сольный номер? Заглянули бы в Госконцерт сегодня, я вам телефон оставлю, ладно? Там комплектуют группу для поездки в Финляндию, вы прекрасно работаете финскую летку-енку, номер пройдет, по моему мнению, на ура.

Через полчаса Анастасия Викентьевна позвонила Кулькову на работу, голос ликующий, поделилась новостью. Тот сухо ответил: «Я заеду к вам завтра, спасибо, что позвонили, Глеб Нилыч, поздравляю, сегодня, увы, занят, собрание…»

…Собрание было посвящено персональному делу; на конструктора Якулова жена написала заявление: разрушает семью, завел любовницу, страдают дети.

Славин с интересом слушал, как выступал Кульков.

— Что может быть для советского человека святее, чем простое и емкое слово «семья»? — начал он свое выступление, не глядя в зал, сосредоточившись в себе. Горестные морщины изрезали лоб, уголки рта скорбно опущены. — Семья — это, если хотите, родина. Измена жене, матери твоих детей, — шаг на пути к предательству… Я не могу иначе квалифицировать поступок такого рода… Сколько лет вы прожили с женой, товарищ Якулов?